Василий ГОЛЫШКИН | Страница 3

В школе, на знамённой горке, барабан лежал. Как попал сюда — не узнать. Давно было. Может, сорок лет назад, может, больше. Самой школе полвека.

Над рекой, на высоком берегу, раз в год, в полночь, запевает горн. Звонкая и тревожная летит над летней далью серебряная музыка. И, слыша ее, люди

На Смоленской улице, в каменном доме с деревянной надстройкой, умирала больная девочка. Но она не знала, что умирает.

Случилось так, что я заблудился в лесу. Забрел в страшенную глухомань и — нездешний житель — заблудился.

Степка Бебухов, беспризорный мальчик лет десяти — двенадцати, лежит на лесной светлинке и смотрит в небо. Там все так, как если бы он смотрел с неба на землю.

Ищут девочку... Не иголку в сене, не песчинку на морском берегу — девочку!

Папа плакал. Мой папа! В этом вся штука. Про других не знаю. Другие могли плакать сколько угодно.

Лизиного папу звали Григорий Григорьевич. Папиного брата — Андрей Павлович. Это было странно. Братья, а отчества разные: Григорьевич и Павлович.

За окном стояла ночь и по-щенячьи повизгивал ветер. Может быть, потому, что его не пускали в помещение?

Сережке Светликову не повезло с родителями. В то время когда будущие папы и мамы других ребят топили вражеские эскадры, таранили фашистские самолеты, презирая смерть, выносили раненых с поля боя, его собственные родители не придумали ничего лучшего, как... учиться.

Нас было трое: Грошик, самый маленький, Спичка, средний, и я, Донкихот, самый старший и длинный из всех.

Все, на что с любовью падал жадный Майкин взгляд, становилось ее игрушкой: осинка, клевавшая носом над зеленым прудом; теленочек, пьющий теплое, и круглое, как солнце, вымя: домик, похожий на мальчика с пальчика, напялившего огромную шапку.

У моего приятеля, семилетнего Борьки, пропал аппетит. Куда он в таких случаях девается, науке с точностью неизвестно.

На войне я был радистом. Однажды я очень устал и заснул прямо в наушниках. И мне приснился сон. Будто я в мирное время кормлю дома цыплят.

На окраине поселка росли две березки.

Года два я не видел Борьку. И вот снова еду в совхоз, где он живет. Дорога дальняя, однообразная, но я, как и ты, фантазер, мой маленький читатель.

В совхозе не было дома для приезжих, и я поселился у Евстигнеевых. Спали мы с Борькой в одной комнате и перед сном разговаривали о всякой всячине.

В одной школе учились два мальчика. Это было давно, но школа, в которой они учились, до сих пор помнит их прозвища. Одного звали «Полтора Сережи», а другого — «Пол-Сережи».

Я никогда не видел живого гипнотизера. А мой друг Павка видел. И обещал показать мне.

В конце февраля меня и Павку вызвали в пионерскую комнату.