Василий ГОЛЫШКИН

В поселке Снегири сразу две новости: в доме на Ямской, пугавшем прохожих заколоченными окнами, поселились наконец жильцы.

Снег и снег. И посреди снега, как посреди моря, однотрубный корабль-печь — все, что осталось от сказки. А ведь была еще изба — светлая, просторная, из которой эта печь выезжала по первому моему хотению.

Парадокс… Да, ты ведь еще можешь и не знать этого слова, мой юный читатель и друг. Так вот, парадокс — это высказывание, противоречащее здравому смыслу. Ну, например, если сказать, что война творила, созидала.

В тундре среди зимы пропал человек. Поехал в гости и не вернулся. До гостей день пути, а его и на третий нет. День берется как часть суток, потому что дней в ту пору в тундре не было.

Все вокруг было так, как прежде, и в то же время не так. И лес шумел не так, как вчера, — тише. И птицы пели не так, как вчера, — вполголоса. А ребят совсем не было слышно. Сойдутся, пошепчутся и разойдутся в тишине.

Когда дедушки были маленькими, они не покупали яблок. Они их собирали. В чужих садах. Стараясь не беспокоить хозяев, дедушки были вежливыми людьми и обходились своими силами.

Звонок был требовательным и протяжным. Дежурный Марфин сразу взял трубку...

Как-то раз — впрочем, это было всякий раз, когда кончались уроки, — по шпалам домой шли два мальчика.

В детстве у каждого из нас было свое эхо. Нет, не совсем так. У каждого из нас был позывной, на который отзывалось эхо.

На туманной заре летнего утра — а над Обью в этих местах все зори туманные — пионерская радиостанция «Морошка» перехватила радиограмму…

Я стоял возле телеграфного столба и читал объявление.

Никто не видел, а девчонка Маришка видела. Паслось стадо. Коровы ели не ели, а больше сопели, недовольно оттопыривая толстые губы.

В одном городе, при людях, жил хромой попугай. Говорящий. У человека чему не научишься… Правда, знал попугай немного. Всего два-три слова. В том числе «дурак». Но в значении слов не разбирался.

Был вечер. Павка пел. А я стоял под дубом и слушал своего друга.

Украли козла… То есть в газете было напечатано не так, а «Пропал козел», но мой друг Павка умел читать между строк.

Павка влюбился. Но даже я, его друг Славка, не знал этого. И не мог понять, что с ним. Был Павка как Павка, не мальчишка — петух, и вдруг стал как мокрая курица.

Павка всегда все узнавал первым. Но тут я его опередил.

Я жил в Ленинграде. Неделю, две или месяц. Не помню сколько. Потому что, когда живешь в таком городе, как Ленинград, не замечаешь дней.

Слава Маркин решил записаться в солдаты. Знаю, знаю, в солдаты не записывают, а призывают. Но Слава Маркин не знал этого. Он думал, что записывают. Как в детский сад или в первый класс.

Завтра суббота, «день пуговиц», а Коля спокоен. Не суетится, не мельтешит перед глазами взрослых, чтобы те, чего доброго, не забыли про него завтра, а молча сидит в своем «игрушечном» углу, вправляет медведю лапу и лишь изредка хитро поглядывает на окружающих.