Peskarlib.ru > Русские авторы > Елена ПОНОМАРЕНКО > Остался за старшего

Елена ПОНОМАРЕНКО
Остался за старшего

Распечатать текст Елена ПОНОМАРЕНКО - Остался за старшего

В этот день солнце светило так ярко, и даже совсем не верилось, что мой отец уходит на войну. Мама с папой думали, что мы ещё спим, а я лежал с сестрёнками и мы втроём тихо-тихо плакали.

Мы видели сквозь тюль, как папа долго целовал маму – целовал лицо, руки, и были удивлены тому, что он никогда её так крепко не целовал. Потом они вышли во двор, мама громко запричитала, повиснув у отца на шее. Тогда и мы выскочили, подбежали к отцу, обхватили его за колени. А он нас почему-то не успокаивал, только наклонился и обнимал всё крепче и крепче, прижимал к себе.

– Будет тебе, будет, Люба, – сказал отец немного нас, отстраняя от себя. – Детей напугаешь! Береги их! Постарайтесь выехать их Минска и, чем быстрее, тем лучше.

– Василь! – совсем по-взрослому обратился ко мне отец. – Ты остаёшься за старшего. Смотри, сын, когда вернусь, чтобы все были живы и здоровы. Матери во всём помогай, сестёр не смей обижать! Помни, ты теперь остаёшься за старшего, – повторил он мне.

– Годков бы ему поболее, – вытирая слёзы, сказала мама. – А то всего-то шесть...

– Уже шесть!! – поправил мать отец. – Мужчина растёт, защитник! – и отец ласково потрепал меня за волосы.

– Правильно я говорю, сын? – спросил он у меня, наклонившись. – И не плакать больше. Хватит, Люба, слёз. Мне надо идти. Ждите писем. Сын, проводи меня до поворота.

Мы шли с отцом и ни о чём не говорили, просто шли молча. Я старался успевать в такт его шагов, но получалось плохо: отставал от отца. У поворота он ещё раз прижал меня к себе.

– На, сын, сохрани! – отец снял с шеи на нитке крестик и передал его мне.

– Обязательно сохраню, папка, – ответил я ему.

Мы попрощались. Тогда я не представлял и даже, не думал, как нам будет трудно без него. Там, у поворота, я долго стоял и махал ему вслед.

...Сразу как-то опустел наш дом, а пёс Полкан встретил меня воем. Мама выскочила на крыльцо и запустила в него ботинком, а мне стало, его жаль. Я обнял собаку, прижался к его мохнатой голове и хотел, было заплакать, но вспомнил наставление отца: «Ты теперь старший, береги мать и сестёр...»

Мама собирала чемоданы, складывала в них самое необходимое. Нас должны были эвакуировать. Сёстры, пока, видимо не осознавали всего случившегося, мирно играли со своими тряпичными куклами Манькой и Санькой. Да и малы они были, чтобы осознать, что такое война.

Кате было три, а Ленке – четыре. Мама их называла «погодки». Это оттого, что разница у них была всего один год, так потом мне объяснила она значение нового для меня и мудрёного слова.

– Сынок, как же мы теперь будем? – тихо спросила меня мама.

– Мам, но мы ведь не одни такие! У Лёшки, Сёмки, у многих моих друзей ещё вчера папки и братья ушли на войну, – ответил я ей.

...Нас довезли до шоссе и машина почему-то, заглохла. Водитель – дядя Коля долго не мог её отремонтировать. Потом вдруг появились самолёты, они летели низко-низко. Сначала я подумал, что это «наши», и стал приветствовать их своей белой панамкой, крича: «Ура- ура!»

– Ложись! Ложись, малец! – услышал я голос шофёра – Это – фрицы! Отойдите все от машины! Он, ведь, гад не разбирает: женщины, дети, старики. Сейчас точно начнёт бомбить, а то того хуже, расстреливать из пулемёта.

Я схватил в охапку Катю и Ленку: девчонки оказались такие тяжёлые! Раньше я их только по одной поднимал.

– Больно, Василь! – запищала недовольно Ленка.

– Терпи! – грубо ответил я ей.

Я только успел спрятать девчонок в кустах, когда, словно горошины, посыпались из самолёта бомбы. Вдруг мне показалось, что я увидел маму – она бежала к нам с чемоданами, но была ещё далеко от нас.

А бомбы свистели и падали, падали и свистели. Грохотало всё вокруг. Землёй засыпало меня и Ленку. Катя рядом сильно кричала и плакала. Она с детства боялась грозы, и думала, наверное, что это гром. Я зажмуривал глаза и закрывал ладонями уши, но даже в таком грохоте слышен был её испуганный крик.

– Ленка, откапывайся, откапывайся! – кричал я сестре. Мне, казалось, она так всё медленно делает.

– Чего ты копаешься, Ленка? Быстрее, быстрее надо! – отбросив с её платья землю, понял, что её просто оглушило. Она была вся как ватная, похожая на свою куклу Маньку.

– Мамочка, где ты? – и я что есть, силы закричал. – Что мне с ними делать? Но голоса мамы в ответ не услышал, отчего мне стало ещё страшней.

Откопав, наконец, Ленку и усадив ей на руки Катю, я окинул взглядом всё поле, но мамы нигде не было видно. Машина, в которой мы ехали, горела у дороги и дядя Коля, никуда не убегал, как мы, а лежал возле машины, широко раскинув руки.

– Дядя Коля, дядя Коля! – закричал я, но он не шевелился и не откликался...

– Надо обязательно к нему пробраться и, может быть, там найду и маму. Я, видимо, не так сильно кричу, как бы хотелось. Он просто меня не слышит.

– Ленка, Катя! Я пойду за мамой! А вы никого не бойтесь, сидите тихо-тихо! – стал шёпотом я уговаривать сестёр. Но эти противные девчонки, трусихи, вцепились в мою рубашку и не отпускали.

– Мы без тебя не останемся, Василь! Страшно! Тебе папка что сказал: нас не бросать, а заботиться, а ты? – с укором ответила мне Ленка и умоляюще посмотрела на меня.

– Тихо, сам знаю! Разнылась! Отпустите меня, девочки! Я быстро: только туда и обратно, хорошо? – пытался уговорить их. – С каким удовольствием тебя сейчас треснул бы, Ленка!

И девочки послушно разжали кулачки, высвободив меня от плена. Я ползком пробрался до первой воронки. Она была самая глубокая. Когда ближе подполз и заглянул туда, увидел наш чемодан. Я узнал бы его из тысячи: зелёную ручку мы с папкой вместе прикручивали, тогда ещё он мне поранил палец и было очень больно.

– Мама! – оглянулся и позвал я ещё раз. – Мамочка! – Если нашёл чемодан, то сейчас найду и маму, – подумал я.

Самолёты отбомбили и стали разворачиваться. Рядом со мной пули просвистели свою песню:

– Фив, фив, фив!

– Вот, гад, когда ты только улетишь? Папка мой вас всех перебьёт! Он знаешь, какой сильный?! – прокричал я самолёту вслед, показывая кулак.

...Маму я увидел совсем неожиданно. Она лежала вниз лицом, платье её задралось, отчего были видны чулки на резиночках.

– Мама, Мамочка! – бросился я к ней. Наконец-то я тебя нашёл! Сейчас, сейчас тебе помогу! Ты только потерпи!

Перевернув её, я испугался открытых, смотрящих не на меня глаз, совсем не добрых маминых, а глаз, измученных болью и тревогой. На груди её платья расплылось большое красное пятно. Приложив к нему руку, я сразу понял, что это была кровь. Её было так много, этой крови. Совсем не столько, когда я падал с горки: кровь тонкой струйкой бежала тогда по колену, а я терпел и не плакал.

– Мама, ты слышишь меня? Ты знаешь, Ленка тоже меня не слышит! Её оглушило. Я её с Катей оставил в кустах. Мамочка! – я попытался приподнять её голову, но она упала на траву, когда прикоснулся губами к щеке – она была ещё тёплая.

– Мама, вставай! Хватит лежать! Самолёт уже улетел, – закричал я, как только мог.

Но мамочка смотрела на меня и ничего не отвечала, ничего...

– Василь! – от этого голоса я вздрогнул. Когда повернулся, увидел тётку Марусю, нашу соседку.

– Боже, горе-то, какое! Люба, Любочка! – увидев маму, закричала тётка Маруся. – А девочки, сестрёнки твои где, Василь?

– Ленку и Катю я в кустах спрятал, а сам пошёл маму искать... Вот и нашёл..., – тихо ответил я, показывая рукой на мать. Ответил, так будто боялся разбудить её, только что уснувшую, а не умершую.

Тётка Маруся причитая и плача, обняла меня. Я уткнулся ей в кофту, расплакался...

По дороге в сторону Слуцка проезжала военная машина. Солдаты быстро стали оказывать всем помощь: кого перевязывали, кого успокаивали.

Маму и всех, кто попал под бомбёжку, похоронили в одной большой воронке. Я вернулся к Ленке и Кате, вытирая слёзы по дороге, помня, что плакать мне теперь нельзя, так просил отец, оставляя меня «за старшего». Ленка тихо плакала от страха, размазывая по грязному лицу слёзы, а Катя, долго не могла прийти в себя.

...Нас сдала в детский дом тётка Маруся – на станции Нежеть.

– Где мама, где наша мама? Когда она придёт? Когда выздоровеет? Почему её забрали дяденьки солдаты? – задавала мне нескончаемые вопросы Ленка.

А я не знал, что ей ответить... Как сказать им правду? Как? Как сказать, что маму убили?! 

Елена ПОНОМАРЕНКО

Трудовая биография

Моя сестрёнка Олеся родилась двадцать первого июня...
Елена ПОНОМАРЕНКО

Остался за старшего

В этот день солнце светило так ярко, и даже совсем не верилось, что мой отец уходит на войну. Мама с папой думали, что мы ещё спим, а я лежал с сестрёнками и мы втроём тихо-тихо плакали.