Алена ВАСИЛЕВИЧ
Друзья

Лёня Савченко и Гриша Михневич учились в одном классе, сидели за одной партой и жили на одной квартире. В школе все говорили, что их водой не разольёшь. И это в самом деле было так.

Если на улице, играя в снежки, Гриша чувствовал себя побеждённым, то на помощь он звал Лёню. И наоборот, Лёня, который учился слабее Гриши, за помощью обращался также только к другу. Гриша никогда не отказывался, а только тряс Лёню за чуб и приговаривал:

— Эх ты, голова — два уха!

Лёня вырывался из рук друга и незло грозил:

— Пусти, а то как тресну!..

— А ну, давай поборемся, кто кого одолеет... — молодцевато выдвигал вперёд плечо Гриша.

Лёня не хотел поддаваться.

Мальчики начинали бороться и, подпрыгивая, словно два петуха, силились перехитрить друг дружку, подставить ножку и положить, как настоящие борцы, на обе лопатки. Незлые тумаки, понятно, не шли в счёт. Они доставались и победителю, и побеждённому.

Ссора, та ссора, которая обычно так унижает людей, произошла между друзьями совсем неожиданно.

В характере Гриши Михневича, которому учёба давалась без особенных трудностей, была одна плохая черта. Он был уверен, что отличные отметки заслуженно украшают только его дневник, а всем остальным ученикам они ставятся просто так, неизвестно за что...

Всё произошло в субботу, после раздачи контрольных по алгебре. Словно в насмешку, на этот раз почти половина класса получила пятёрки, а ему, Грише Михневичу, лучшему ученику школы, поставили какую-то несчастную четвёрку! И за что? За один пропущенный знак!..

Пятёрку получил и Лёня Савченко.

Не в силах скрыть своего разочарования, Гриша взял Ленину тетрадь и, насмешливо разглядывая её, громко, чтобы услышал учитель, сказал:

— Интересно получается: кто списал, у того пятёрка, а кто сам решал...

— А кто у тебя списывал? — вскипел Лёня.

— Ты списывал, — с независимым видом сказал Гриша. — Ты же прошлый раз в таком уравнении с двумя неизвестными сделал ошибку...

— Прошлый раз сделал, а на этот раз выучил и не сделал!

Тут вмешался учитель и прервал их спор.

А после уроков, когда Гриша и Лёня шли домой, в соседнюю деревню, учились они в местечке и жили на квартире, — тот спор дал себя знать снова.

Ребята торопились засветло миновать густой, дремучий лес. Неделю назад отец Лёни встретил тут волчью стаю.

Гриша шёл впереди. Лёня, который летом упал с груши и сломал ногу, прихрамывал с палочкой сзади. Идти было трудно. Выла и заметала дорогу метель. Уже смеркалось, а до леса оставался ещё добрый отрезок нелёгкого пути.

— Давай отдохнём немного, я не могу так быстро идти, — сказал Лёня.

Гриша сделал вид, что не услышал, и даже не замедлил шага.

— Давай отдохнём, у меня нога болит, — громче повторил Лёня.

— Дома отдохнёшь, — не останавливаясь и не оглядываясь, буркнул Гриша.

— До дома ещё далеко.

— Так что ж, мы из-за твоей ноги в лесу будем ночевать?

— Ну и можешь идти...

Прежде, бывало, если кто-нибудь из ребят уставал или поправлял обувь, другой обязательно ждал его, потому что знал: лучшая опора и помощь в пути товарищ.

Лёня бросил портфель на снег, сел на него и вытянул больную ногу.

Впереди, в седой вьюге, едва заметна была фигура друга.

Лёня долго не сидел.

Как только отошла нога, он встал и, опираясь на палку, двинулся дальше. Фигура Гриши уже еле-еле виднелась вдали. Вскоре она и совсем исчезла. Впереди чернел только лес.

Мальчик оглянулся. Непонятно откуда взялся страх. Вспомнилась волчья стая, от которой едва спасся отец. И, возможно, вряд ли бы спасся, если б не спички и солома в санях. Невольно Лёня пощупал свои карманы и вспомнил: спички и смоляки, которые дала им в дорогу хозяйка квартиры, остались у Гриши в портфеле.

Скорей догнать его! Или лучше крикнуть, чтобы подождал... Лёня прибавил шагу, но так и не крикнул. Зачем? Гриша будет потом в школе нос задирать и всем хвастаться, что Лёня без него и домой дойти не мог.

А Гриша шёл себе впереди. Он не видел, как садился отдыхать Лёня. Он думал, что Лёня идёт сзади и не хочет говорить с ним, потому что считает себя обиженным. Оборачиваться и самому начинать разговор Грише не хотелось. Вновь вспомнилась Ленина пятёрка, и снова недоброе чувство овладело Гришей. «Подумаешь, отличник нашёлся. Больше, чем на тройку, не вытянул бы, если б не списал...»

Правда, Гриша не был твёрдо убеждён, что Лёня списывал... Но он никак не мог примириться со своей четвёркой и Лёниной пятёркой по алгебре.

Зайдя глубже в лес, Гриша всё же решил оглянуться. Ему стало страшно идти одному лесом в такую пургу. Он постоял, подождал немного. Лёни не было видно. Тогда Гриша решил вернуться и пойти другу навстречу: видно, и правда у него сильно болела нога, если он так отстал... Уже совсем стемнело. И вдруг мальчика охватил страх. Было так страшно, что у Гриши не хватило мужества крикнуть, позвать друга... Куда он девался? Может, вернулся в местечко, на квартиру? Надо скорей бежать домой и рассказать обо всём, что случилось. Да, да. Скорей домой!

И Гриша побежал.

...Через лес шли две дороги. Одна к деревне, где жили ребята, другая к болоту, где стояли стога соседнего колхоза. Впотьмах легко было перепутать дороги, и Лёня, усталый и обиженный, не заметил, как повернул направо, к болоту...

* * *

В тот вечер тётя Настя, Ленина мать, просеивала через сито муку. Отец сидел на скамеечке, подшивал валенки.

— И надо же, как метёт и крутит — свету белого не видать, — ссыпая просеянную муку, озабоченно проговорила мать.

— Пора пришла, вот метёт и крутит. Летом не будет мести, — отозвался Игнат.

— Хотя б Лёня не надумал в такое ненастье идти...

— Не должен, я говорил, чтоб не ходил...

В сенях у дверей послышался шорох. Видно, шёл кто-то чужой, потому что не мог найти скобу. Настя отворила дверь, и порог переступила соседка.

— Добрый вечер вам, — поздоровалась она. — А я никак скобу не найду.

— И не говорите: я и сама иногда с полчаса стою под дверями, поддакнула хозяйка.

— Что это вы, пироги надумали печь? — спросила у Насти соседка.

— Да вот дети пристали: испеки да испеки. Хочу тесто поставить.

— Оно-то так, — торопливо согласилась соседка и с каким-то неестественным интересом спросила: — А где же это ваш Лёня, разве не пришёл ещё?

— Нет. Куда он пойдёт в такое ненастье? В то воскресенье я наказал им и своему, и вашему, — чтоб сидели в квартире и не выходили... — ответил Игнат.

— Боже мой! — вдруг теряя прежний тон, испуганно всплеснула руками соседка. — А мой же Гришка пришёл и говорит, что ваш Лёня в дороге отстал... Я и побежала узнать, дома ли он.

Настя так и выпустила из рук сито.

— Где же он, мой сыночек?! И почему же это они не вместе шли?

— Не знаю, что у них там стряслось, только мой очень грустный пришёл. Ничего даже в рот не взял.

— А люди мои! Одевайся, Игнат, да беги скорей на конюшню, езжай искать!..

Игнат проехал лес и, так и не встретив Лёню, решил, что хлопцы в дороге, наверное, поссорились, а может, даже и подрались и Лёня вернулся назад. Он скорей погнал коня... Въехал в местечко. Тревожно постучал в двери дома, где квартировали ребята. На стук вышла хозяйка и, взволнованная расспросами Игната, путаясь, стала рассказывать, что Лёня и Гриша сразу же после уроков вместе пошли домой. Она говорила им, чтобы переночевали, но они не послушались.

Тогда Игнат подумал, что Лёня, наверно, сбился с дороги и свернул на болото. От этой мысли его бросило в жар: болото ещё хорошо не замёрзло и местами можно было провалиться.

Конь устал и уже не мог бежать, но Игнат всё погонял его и погонял. Вот наконец и болото. Вот уже зачернели стога.

— Лёнька-а! — позвал сквозь метель и темень ночи Игнат. — Сынок!

— О-ок! — глухо отозвалась ему ночь.

— Лёнька-a! Лёня-a! — звал отец.

— А-а! — тонким голосом откликнулся ему кто-то издалека.

— Сынок! Лёня! — сильней закричал Игнат.

— Я ту-ут! — всё так же тонко долетело из темноты.

Игнат погнал коня на голос.

— Лёня-a! Лёня-а!..

...Скорчившись, Лёня сидел под стогом весь мокрый. Случилось как раз то, чего боялся Игнат: долго блуждая по болоту, мальчик провалился в незамёрзшую трясину и, насилу выбравшись из неё, еле добрался до стога.

Отец сбросил с себя кожух, закутал в него Лёню и снова скорей погнал коня.

— Подержись ещё, сынок. Сейчас будем дома.

Растёртый спиртом и завёрнутый в суконные платки и одеяла, под утро Лёня начал трястись от холода и бредить. Начиналось то, чего так трудно было избежать: воспаление лёгких.

* * *

Однажды утром в воскресенье, когда Лёня уже выздоравливал, в сенях послышалось несмелое топтание, потом двери отворились, и вошёл Гриша Михневич. Смущённый, со свёртком в руках, он долго обметал у порога валенки, никак не осмеливаясь ни поздороваться, ни пройти дальше.

— Ну, хватит уже, проходи, а то валенки порвёшь, — не очень приветливо встретила мальчика Ленина мать.

— Я, тётя, к вам... Можно?

— А почему же нельзя? Давно ли ты не вылазил от нас, а сейчас такой деликатный стал, даже разрешения спрашиваешь...

Над Гришей сжалился Игнат.

— Проходи, брат, — приободрил он мальчика. — Раздевайся да расскажи Лёне, какие вы там уроки прошли без него.

— Я принёс... я покажу, — немного осмелев, подошёл к столу Гриша.

Почему-то не осмеливаясь приблизиться к Лёне, он издалека обратился к нему:

— Я вот тебе, Лёня, принёс... Моя мама прислала... — И положив на стол свёрток, он достал из него несколько яблок и маленький кувшинчик. — Это мама тебе липового мёда прислала. Говорят, здорово помогает, если с горячим чаем пить...

— Смотри, какой ты сейчас хороший стал, — снова не сдержалась мать Лёни.

Но отец перебил её:

— Что было, то быльём поросло. Всё прошло, и нечего вспоминать... Проходи, брат, поближе к Лёне да рассказывай.

— Я сейчас, — пододвигая к Лёниной кровати стул, охотно пообещал Гриша. — Я всё принёс, всё покажу...

Лёня смотрел на Гришу счастливыми глазами. Ребята давно не виделись, давно не учили вместе уроков, не дурачились.

— Садись сюда, на кровать. — Лёне показалось, что так они будут ближе друг к дружке. — И всё рассказывай...

— Расскажу! Всё расскажу.

Поняв, что он помилован, Гриша пересел на кровать к Лёне.

— Прежде всего скажу тебе, брат: ну и дал тогда мне отец взбучку!.. — с видом самого счастливого человека на свете похвалился Гриша.

— За что? — не понял Лёня.

— За что, за что?.. Заслужил, вот и получил... А классному я сам всё рассказал... Всё, как было.

— Ну, это ты уже совершенно напрасно сделал...

— Не напрасно! Я тогда хотел даже, чтобы меня из школы исключили.

— Вот дурак!

— Дурак, да не потому... Ну что, начнём с геометрии?

— Давай с геометрии.