Александр ГИНЕВСКИЙ
Картофельный поход

Была суббота. Папа лежал на диване с газеткой. Отдыхал. Я тоже лежал. С ним рядом. Лежал и рассматривал в газете снимки.

Папа почитает-почитает, посмотрит на меня и говорит:

— А хорошо, Вовка, вот так иногда поваляться, побездельничать. Верно?

— Спрашиваешь.

— Только вот меня что-то в сон клонит. А тебя?

И меня, — говорю.

— Покемарим?

— Покемарим.

— Чур, без медвежьего храпа и львиного рыка.

— Чур.

Только мы устроились, накрылись газеткой, как вошла мама.

— Подъём, мужики!

Но мы с папой притворились, будто давно заснули.

— Эх, спит моя оравушка богатырским сном. А в доме картошки нет, — тихо сказала мама совсем другим голосом.

Мы лежим себе. Папа даже носом посвистывает. Вдруг перестал посвистывать, заворочался, зашелестел газетой.

— Придётся отправляться в картофельный поход, Вовка, — сказал папа кислым голосом. — Ну, раз мы с тобой мужики.

А я сплю себе. Так не хотелось вставать с тёплого дивана. Ещё бы. На улице дождь, сыро, ветер дует. Какой тут поход?..

— Ничего не попишешь, картошка нужна, — вздохнул папа.

Я чуть приоткрыл один глаз. Вижу, папа смотрит в окно. А там за окном одна холодная осень.

— Думаю, Вовка меня одного не отпустит в такое ненастье, — папа посмотрел на маму.

— Конечно, не отпустит, — засмеялась мама и скомандовала: — Оба, шагом марш, за картошкой!

Пришлось и мне вставать.

Приходим в магазин, а там картошки нет. Была, да кончилась.

— Во, хорошо! — говорю. — Пошли домой. Так и скажем маме.

— Предлагаешь вернуться без добычи? — удивился папа.

— А что? Мы же не виноваты.

— А есть что будем? И потом, какие же мы с тобой мужики, если вернёмся домой пустыми. Поехали-ка на рынок. Ну, чего скуксился?

— Да ну! На рынок…

— Тебя, я смотрю, назад потянула. К тёплому дивану.

Мне очень не понравилось, что папа так посмеивается надо мной.

— Ладно, поехали, — говорю.

Приехали мы на рынок. Народу-у!..

Папа взял мою руку, говорит:

— Держись за карман куртки. И смотри у меня, не отстегнись.

Идём. Проталкиваемся.

А кругом чего только не продают!

Некоторые продавцы покупателей так и подзывают. Громко, весело:

— Огурчики малосольные! Кому огурчиков?! С рассолом и без рассола — как душе угодно.

— Кому помидоры?! Краснодарские — краснее не бывает.

— Капуста свежая, белокачанная! Хоть в щи, хоть в засолку!

— Яблоки, гранат, орех грецкий! Подходи, пробуй! Попробуешь, сразу купишь!

Я посмотрел на продавца. У него так сверкали чёрные глаза, что подходить было страшно.

Вот и картофельный ряд.

Папа так сразу и направился к дедушке в брезентовом фартуке. Дедушка худенький, в очках. На голове чёрная ушанка. Одно ухо — вверх торчит, другое — просто болтается. А лицо почему-то сердитое. Он никого не подзывал, и товар свой не нахваливал.

— Это у вас кобблер? — папа взял в руки картофелину. Вертел, разглядывал. Даже понюхал.

— И не угадал! — дедушка прямо обрадовался.

— Ну, тогда… кореневский!

— Ишь ты, угадал, — совсем расстроился продавец. — Да ты, поди, ни одного другого-то сорта и не слыхал.

— Слыхал, — папа смотрел на дедушку и улыбался. — Например, сорт берлихинген.

— Ишь ты, какой заковыристый угадчик выискался.

— А картошка ваша из каких мест будет?

— А ты, дорогой заковыристый, сам смекнуть должен.

— Думаю из новгородских.

— Попал. В точку. А теперь ступай, раз всё угадываешь…

— То есть как это ступай?! — нахмурился папа.

Рядом с дедушкой стоял другой продавец картошки. Он слушал-слушал и говорит:

— Ну, какая же ты заноза, Федотыч! Ты же так всех покупателей распугаешь. Так и останешься со своими мешками.

— А ты в мою торговлю не суйся, — ответил сердито дедушка. — Мне, может, особый покупатель нужен. Это тебе только бы продать, да и дело с концом…

— Какой тебе ещё такой особый покупатель нужен?

— Такой… Чтобы и поговорить, и поспорить. Тебе не понять…

— Стоп, ребята, — сказал папа и посмотрел на дедушку. — Я и есть такой покупатель.

— Ты?! — усмехнулся дедушка.

— А то кто же?

— Затейно. Это почему же?

— А потому. Вижу, картошка у вас — отменная. И продавец её — весьма симпатичный человек…

— Это он-то симпатичный? — удивился другой продавец.

— Он, он… Так что прошу взвесить десять кило. Без вашей картошки мы не уйдём. Верно, друг Вовка, — папа подмигнул мне.

— Верно, — говорю.

Дедушка поманил папу тёмным корявым пальцем.

— Слухай суды, — сказал он ему на ухо. — Я те, заковыристый, за твою беседу да за твою не обидчивость спущу картоху подешевле. Годится?

— Да это же вам в убыток, чудак человек!

— Не мели языком-то. Давай свой сидор да плати деньги. Ты заковыристый, а я чудак — почитай родня.

Папа завязывал рюкзак и всё посмеивался. Посмеивался и дедушка. Только у него смеялись одни глаза под густыми бровями. Остальное лицо так и оставалось сердитым.

— Ладно, бывайте, — сказал он нам на прощанье.

Папа помахал ему рукой и сказал:

— Славный человек — этот старик.

Теперь можно было ехать домой. Но папа не спешил. Подходил к прилавкам. Рассматривал морковку, лук, всякую зелень. Разговаривал с продавцами. Всё посмеивался, причмокивал губами от удовольствия:

— Вовка, ты только взгляни на тыкву! Это же не тыква, а спускаемый на землю космический модуль!

Вдруг папа нагнулся.

— Стоп, молодой человек. Ты откуда и куда?

Папа держал за руку какого-то мальчишку. Это был даже не мальчишка, а так… ребёнок в коричневой куртке. И ростом меньше меня. И, видно, совсем ещё без понятия. Обычный дошкольник.

— Я не откуда, я приехал, — сказал ребёнок.

— А ты один приехал или с толпой родственников? — спросил папа.

— Я без родственников. Я сам и с мамой.

— А мама где?

— Где-то потерялась, — бодро сказал ребёнок.

Папа даже присвистнул.

— Что ж это у тебя за мама, что ты даже искать её не собираешься.

— Сама потерялась, пусть сама и находится. Она всё время теряется. В магазинах. А потом сама находится.

— Вот это парень! Вот это я понимаю. Никаких слёз, никакой паники. Молодец! — папа потрепал его по плечу. — Звать-то тебя как?

— Димочка, — ответил смелый ребёнок.

— Ну, Димочка!.. Да ты не Димочка, а целый Дмитрий. Прямо вылитый Дмитрий Донской.

Папа поднялся. Стал кричать, будто тоже что-то продовал за прилавком:

— Женщины! Женщины! Милые женщины, кто потерял мальчика по имени Димочка?!.

Люди останавливались. С удивлением смотрели на нас, шли дальше.

Пока папа кричал, потерявшийся Димочка увидел большие весы. Они стояли на земле. На них ещё мешки взвешивают. У Димочки глаза сделались большие и круглые. Он так и полез к этим весам. Стал дёргать рычаг, вертеть круглые гирьки.

— Понятно, — сказал папа. — Мамаша Дмитрия Донского, возможно, сейчас покупает творог в другом конце рынка. Отсюда мне не докричаться. Вот что, Вовка, одной рукой держи Дмитрия, другой — рюкзак, чтобы оба не разбежались. Ясно?

— Ясно, — говорю.

— И чтобы оба здесь оставались, как гвозди вбитые. Я мигом.

И папа исчез в толпе.

Я схватил Димочку за шиворот. Уж теперь-то он у меня не вырвется.

Держу его, а он всё лезет и лезет к весам.

Рядом с весами стоял здоровый парень в ватнике. Он щёлкал семечки и с интересом смотрел на Димочку.

— Это ваши весы? — спросил я у парня.

— Наши.

— Это Димочка, — говорю. — Он потерянный…

— Да всё я слышал, — сердито сплюнул шелуху парень.

— Он ещё без понятия — этот Димочка. Явный дошкольник, — говорю. — Только вдруг он поймёт, что потерялся. Ведь заревёт тогда. Поэтому давайте мы его пока взвесим…

— Отвлекающий маневр предлагаешь? — перебил парень.

— Ну да!

— Ладно, пусть лезет на весы.

Я чуть-чуть приотпустил Димочку. Он с кряхтением взобрался на весы. Лицо у него было как у очень занятого человека. А теперь оно ещё стало красным.

Парень щёлкнул, брякнул железками, говорит:

— Потерянный малец весит двадцать кило. С граммами…

А потерянный малец засмеялся. Начал прыгать. Схватился руками за стойку и давай раскачивать весы.

— Ещё взвесьте! Ещё взвесьте! — кричит.

— Эй ты, потерянный, — строго сказал парень, — не курочь мне прибор!

Поднимаю голову, вижу совсем рядом милиционера. Рядом — папа стоит. На груди у милиционера висит мегафон. Это такое устройство для громкого говорения и кричания.

Милиционер посмотрел на Димочку без всякого интереса. Будто это не ребёнок потерявшийся, а какой-нибудь мешочек с морковкой.

— Этот что ли? — спросил милиционер.

— Он самый, — ответил папа.

— Ох ты, Господи, — недовольно взглянул милиционер. — У меня уже от этой потерявшейся мелкоты в глазах рябит и голос сел.

— Да вы давайте мне мегафон, — предложил папа.

— Да уж, удружите, — сказал милиционер и снял мегафон.

Папа стал в него говорить. Я даже голоса его не узнал. Будто это не мой папа, а какой-нибудь диктор. Выступает на вокзале.

— Прошу маму, потерявшую мальчика по имени Димочка, подойти сюда. Повторяю…

— Надо бы указать особые приметы потерянного, — сказал милиционер.

Папа посмотрел на Димочку.

— Малец весит двадцать кило. Вот вам и примета, — сказал парень, который всё щёлкал семечки.

— Двадцать кило с граммами! С граммами!.. — весело закричал Димочка.

— Вылитый Дмитрий Донской, — улыбнулся папа и сказал в мегафон: — Прошу маму, потерявшую мальчика по имени Димочка, подойти сюда. Одна из примет продаваемого Димочки…

— Почему продаваемого? — строго перебил милиционер.

— А как же? Мы же на рынке… — усмехнулся папа.

Народ вокруг засмеялся, а папа сказал:

— Прошу прощения, одна из примет Димочки: он весит двадцать кило. Как хорошая тыква-рекордистка!

Все опять засмеялись. Громче всех заливался Димочка.

— Эх вы, про граммы-то забыли! — кричал он.

Только милиционер устало и скучно смотрел по сторонам.

Какая-то женщина расталкивала людей. Она пробиралась к нам. Оказалось, это Димочкина мама. В руках у неё был огромный качан капусты. Она присела перед Димочкой, прижала к себе и пропавшего сыночка, и качан капусты.

— Ты чего опять потерялась? — строго спросил Димочка. — Вытри слёзы и больше не теряйся.

— Димочка, прости, я больше не буду, — ответила мама.

Я помахал на прощание Димочке рукой, и мы пошли на автобусную остановку.

Уже темнело. Дождь так и не кончился. Я шёл и думал про то, что дома нас ждёт мама с ужином. А ещё нас ждёт диван. Сейчас на нём, наверно, спит Кузя. Спит и греет нам с папой место.