Peskarlib.ru > Русские авторы > Александр ГИНЕВСКИЙ > Дьявол Антонио

Александр ГИНЕВСКИЙ
Дьявол Антонио

Распечатать текст Александр ГИНЕВСКИЙ - Дьявол Антонио

У нас с папой один компьютер на двоих. У меня своя почта, свои файлы-папки с игрушками и прибамбасами к ним, у папы — свои. У него еще многое чего по работе, но туда мне и соваться запрещено. Я и не суюсь, раз мы так договорились. К тому же, там у него совершенно непонятная скучная бредятина. Так что мы с папой мирно уживаемся на одном жестком диске.

И вот однажды получаю я по емеле от Вадьки черт те что!..

Даже не знаю как это назвать. Вот что я получил:


В небольшое окно, расположенное высоко над земляным полом, падал солнечный сноп. Но тёмные массивные столы и такие же стулья вдоль каменных стен оставались в тени. За столами шумно разговаривали, спорили и смеялись. Время от времени поднимали стаканы, в которых плескалось вино, похожее на расплавленное солнце.

Это было единственное место, где собирались рыбаки. Здесь часами говорили о ветрах, о море, о рыбе и снова о море. О чём же ещё? Когда море кормило их, поило, одевало и... убивало.

Сам хозяин Луиджи — черноглазый весельчак с огромным животом, сидел за одним из столов. Похлопывая себя по животу, Луиджи любил говорить: «Если я волью в него все запасы своего вина, то вам ничего не останется. Ни капли!..» Сейчас Луиджи о чём-то рассказывал. Громко, подмигивая слушателям, размахивая руками, но при этом успевая следить за всем, что творилось вокруг. Неожиданно он привстал.

— Эй, Антонио! Я не заметил как ты вошёл! Привет!

— И Луиджи помахал рукой в дальний угол.

Антонио кивнул головой. Он был один за столом. К нему никто не подсаживался. Скорее всего из почтительного уважения: зачем мешать человеку, о котором говорят: «Наш молчун Антонио...» И он сидел, как всегда о чём-то задумавшись. Его губы трогала улыбка, мягкая и кроткая. Так улыбаются своим мыслям, когда одиночество не тяготит.

Он не вмешивался в шумные споры рыбаков, никогда не рассказывал о пережитых случайностях, не говорил о море, ветрах, о рыбе. Потому что море и ветры были для него как воздух. О воздухе, которым дышат, Антонио говорить не умел.

Иногда к нему обращались:

— Эй, Антонио! Как завтра?

Антонио поднимал свою красивую голову с каштановыми вьющимися волосами, и не сразу отвечал:

— Я думаю, будем с рыбой.

— Слышали! Антонио сказал: будем с рыбой!

— Ну, раз Антонио...

— Антонио знает.

Он допил своё вино, встал и вышел.

У дверей собралось несколько рыбаков. Запрокинув головы и прикрыв глаза от солнца ладонями, они смотрели вверх.

— Антонио!..

— Взгляни, Антонио!

В небе, прямо над головами людей, малыми кругами, парил ястреб. Он, видимо, был сыт, и потому не спешил. Под мягким разлётом его крыльев, из стороны в сторону, метался стриж. Стриж чуял: куда бы он не рванулся, ему не успеть. В его сердце вошёл страх, который сделал трепет его крыльев судорожным и беспорядочным, словно стриж уже был ранен.

Высокий Антонио поднял над головой длинные, соединённые руки.

Стриж серым камешком упал в это большое гнездо из жёстких человеческих пальцев.

Антонио поднёс руки к лицу. Он раздвинул пальцы, заглянул в образовавшуюся щель и рассмеялся, как может рассмеяться человек чистого сердца.

— Ай, да Антонио!

— Спас! Вы подумайте только!

— Антонио, эта пичуга должна угостить тебя стаканчиком!.. — весело заговорили рыбаки, обступившие Антонио.

...Но с некоторых пор всё изменилось. С ним стали неохотно здороваться. При встрече отводили глаза, или же старались обойти стороной. За его спиной шептались, а при приближении умолкали.

— Антонио, что с рыбой?..

— Когда же наконец пойдёт рыба?! — спрашивали его.

— Что делать... Надо терпеть. Ветер... — и он неопределённо махал рукой в сторону моря.

— Легко тебе говорить ветер!..

— У тебя с Клементиной нет детей! А у нас — дети...

— Мы приходим пустыми, а у тебя всегда полные сети.

— Я бы с радостью вам помог, но это не в моих силах, — отвечал Антонио. — Я могу только отдать вам свою рыбу.

— Но ты же видишь — всем не хватает!..

— Ветер... Надо потерпеть, — говорил он и шёл своей дорогой.

Как-то зайдя к Луиджи, он сел в свой угол.

Его заметили, сразу смолкли разговоры. Было слышно лишь, как опускаемый рукою стакан, стукался о дерево стола.

— Эй, молчун, что ты скажешь о рыбе?! — выкрикнул кто-то. — Мы скоро начнём пухнуть с голоду!

Все, кто был у Луиджи, разом заговорили:

— Это он!

— Он, конечно!..

— Она идёт только в его сети!

— Он хитрит!

— Он думает, что если отдаёт нам свой улов, значит всё! Мы должны радоваться...

Антонио встал и вышел.

— Ты заговорил море!

— И рыбу!

— За что ты нас возненавидел?!.

— Ведь мы тебе ничего не сделали плохого! — неслось ему вслед.

Он пошёл в горы.

Меловые камни, поросшие сухой, выжженной солнцем травой, поднимались сразу за рыбачьим селением.

Он любил уходить сюда. Ложиться на эту траву, слушать звон цикад и смотреть в небо, пока оно не начинало казаться ему морем. Таким же лазурным.

Он лёг на траву, и долго лежал, не шевелясь.

Его простодушие было так велико, что только сегодня понял он: его считают причиной беды.

Он приподнялся на локтях и посмотрел туда, где по другую сторону залива был город. Там они продавали рыбу. Обычно отсюда можно было увидеть дома и величавый купол собора Сан–Марко, паривший высоко над ними. Сейчас весь этот вид был затянут серой дымкой тумана. Он впитал в себя, растворил в себе небо и море. И только глухое дыхание говорило о том, что море внизу — под ногами Антонио. Раньше, стоило отвести глаза от белёсых гребней далёких волн, как ему начинало казаться, что у ног его лежит огромная ласковая собака, в мягкую шерсть которой, хотелось запустить руку. Теперь это было просто волны, просто море. И даже ТАКИМ оно не было равнодушным к людям. Один Антонио понимал, что море пока НЕ МОЖЕТ дать им того, чего они так от него домогаются.

Он смотрел туда, где по его представлениям должен был быть купол собора, и шептал: «Святая Мария! О, Святая Мария!.. Пошли ветер с островной гряды, и тогда море сможет помочь им. Оно наполнит их сети рыбой... Спаси их детей, Святая Мария!..»

Под ним глухо шумело море. Просто море. Чтобы оно показалось огромной ласковой собакой, надо сидеть на его берегу с лёгким сердцем, не с тем, каким оно было сейчас у Антонио...

В сумерках он спустился в селение.

Последние огни гасли в окнах домов. Их низкие стены под плоскими крышами тускло белели.

Войдя к себе, он заметил, как Клементина резко отшатнулась от него, словно он вошёл внезапно.

— Ты что?.. — испуганно спросил Антонио.

Клементина не ответила.

Собираясь рано утром выйти на лов, он сразу же лёг в постель. Но ему не спалось.

Он встал и вышел из дома. Ночь была черна, как днище только что просмолённой лодки.

Он стоял, прислонившись плечом к шероховатой и тёплой стене дома. Влажный морской воздух сладостно вливался в грудь.

Послышались чьи-то шаги. Кто-то поднимался снизу по каменной тропе.

Антонио узнал шаркающую походку старого священника.

Уже было слышно как глухо ударялись янтарные шары чёток, перебираемые его руками.

Чтобы не напугать старика, Антонио кашлянул и произнёс:

— Какая тёмная ночь, падре.

Узнав голос Антонио, священник остановился. Он поднял голову, колени его вдруг подогнулись и задрожали. Он даже не вскрикнул от внезапного ужаса. Только выронил чётки.

Перед его лицом, вплотную горели два продолговатых зелёных глаза. С узкими чёрными щелями посередине. Близко посаженные друг к другу, они, не мигая, смотрели в глаза священника. Зелёный огонь проникал в него и, казалось, вот-вот испепелит душу.

— Дьявол! — вырвалось наконец из груди старика. — Дьявол вселился в тело Антонио!!.

Священник закрыл лицо подолом сутаны и бросился вниз по тропе, комкая на бегу слова молитвы во спасение своей души.

Антонио слышал, как с его ноги свалилась сандалия, как несколько раз падал он, споткнувшись о невидимый камень, как тяжело, с трудом вставал и как снова бежал вниз, не переставая выкрикивать заклинания.

Сам Антонио был потрясён не меньше.

Он привалился спиною к стене, ноги его подкосились, и он медленно сполз на землю.

Придя в себя, он с трудом вернулся домой.

Клементины не было. Напуганная криками, она убежала.

Антонио повалился на кровать и заплакал. Горькими беззвучными слезами.

На утро за ним пришли. Падре хотел его видеть.

И только по дороге к дому священника Антонио наконец понял причину страшного испуга вчерашней ночи...

Рука падре быстрыми крестами осеняла воздух, а тонкие бледные губы шептали молитву. Изнемогая от усталости бессонной ночи, он просил у Господа сил для предстоящего разговора.

— Антонио, — набравшись духа, сказал он, — ты не станешь отрицать, что в тебя вселился дьявол?

— Падре, отрицаю, — спокойно ответил Антонио.

— Антонио! — вскричал священник. — Побойся Господа! Что ты говоришь?!

Падре дрожащей рукой протянул распятие тёмного дерева.

— Целуй, Антонио!

Упав на колени, Антонио, не колеблясь, поцеловал распятие. Он поднял голову и увидел как сотрясается тело священника, как его глаза, старческие, с сетью кровавых жилок, выкатывались из орбит.

— Падре! Падре! О, Святая Мария!.. Падре, выслушайте меня! — не помня себя от горя, кричал Антонио. — Вы поймёте! Вы сейчас всё поймёте! Поверьте, падре! Это мой кот! Мой кот, падре!..

Руки священника упали вдоль тела, их скрыли складки сутаны.

— Ко-от?..

— Да, да, падре! Я даже не заметил как он запрыгнул мне на плечо! Да, да, падре, это кот! Мой кот!..

По лицу священника Антонио видел, что ему всё ещё не верят.

— Он любит сидеть на моём плече, поверьте! Вы можете спросить об этом Клеметину, жену мою! Она знает, — торопился Антонио. — Иной раз я выхожу из дома просто так, подышать, и он усаживается у меня на плече! Это его глаза испугали вас ночью, поверьте! Падре?!. Я и сам был напуган тем, как вы!.. Я только сегодня утром догадался в чём дело!..

Слова Антонио немного успокоили священника, но он продолжал:

— Всё-таки, Антонио, согласись: никто не стоит среди ночи с котом на плече... Никому в руки не падают среди белого дня птицы...

— О, Святая Мария!.. Падре! Падре, выслушайте меня! Я умоляю вас! Господь Бог создал всё живое и мёртвое! Он завещал нам всё это любить! Падре, что делать, я очень люблю... И они мне отвечают тем же! Поверьте!..

— Нет, Антонио! В тебе говорит дьявол. Я тоже люблю всё живое, но птицы не падают мне в руки...

— Падре!..

— Нет. Ты думаешь, я не знаю... Думаешь, я не знаю, что рыба идёт только в твои сети...

— Падре! Но ведь я весь свой улов отдаю им! Поверьте! Моё сердце разрывается при виде голодных детей. Падре!..

— Тогда ответь мне, если у тебя такое сердце, способное сострадать. Ответь мне: почему рыба идёт в твои сети?

— Падре! О, Святая Мария, защити!.. Потому что я хороший рыбак, падре!..

— Мало ли у нас хороших рыбаков? Но почему-то никому не везёт так, как тебе.

— Но вот подождите, падре! Задуют ветра с островной гряды, и рыба пойдёт во все сети, поверьте!

— Откуда ты знаешь?

— Я чувствую, падре! Так всегда было!

— Что-то долго тянутся твои предчувствия.

— Что делать, падре... Надо потерпеть. Поверьте.

— Хорошо. Но почему сейчас ты лишь один каждый раз возвращаешься с рыбой? Почему твою лодку, Господь, прости меня, ни разу не перевернуло волной, и ты всегда вовремя уходишь от шторма?

— Не знаю, падре... — с мучительным выражением на лице произнёс Антонио.

— Вот видишь?!. Ты не знаешь. Так узнай: тебе помогает дьявол. Он вселился в тебя и стал твоей сутью.

— Постойте, падре! Умоляю вас! Выслушайте, прошу! Я, кажется, догадываюсь! Но я боюсь об этом сказать, потому что вы не поверите... Я и сам не очень-то в это верю...

— Вот видишь! Ты боишься, что тебе не поверят... Распятие сильнее дьявольской силы, которая сейчас в тебе, Антонио. Ты предстанешь перед судом инквизиции.

— Падре, за что?! За что?!. — взмолился Антонио.

— Успокойся, сын мой. И приготовься отвечать перед судом святой церкви. Поднимись с колен.

Голос священника был спокоен и твёрд.

Антонио поднялся с трудом. Руки его лихорадочно перебирали полы грубой куртки. Бегающие глаза смотрели в пол, словно там, под ногами лежало маленькое нечто, что надо найти, быстро нагнуться, схватить и — тогда ты спасён. Его поведение, человека, потерявшего себя, объяснялось не страхом перед смертью. Он мучительно силился понять: так в чём же его обвиняют? За что ему грозят такой карой? Что если он действительно её достоин?.. Падре видит, что он её достоин, а он сам — нет... Эта мысль потрясала его. И он тут же начинал снова рыться в своей памяти: что?! что?! что же?!. Он никогда и никому не сказал грубого слова. Наоборот, он только и делал, что всем вокруг помогал. Это он их научил конопатить, смолить лодки и кроить паруса, как раньше они никогда не делали. Когда-то они покупали в городе суровую нить для сшивания парусины, тратили деньги, а он показал как вместо этой нити можно использовать полосы узкой прибрежной травы. Её надо было только правильно приготовить. И тогда она оказывалась крепче и надёжней покупной нити.

Память его словно пришило к этой нити. Мысль никак не могла от неё оторваться, и всё кружила и кружила вокруг неё. Вдруг его озарило: «Если жизнь его не угодна Господу, то почему он не отнял её у него прямо здесь, на месте. Когда он... когда он целовал распятие?..»

Всё это время, пока Антонио терзался своими раздумьями, священник писал письмо. Кончив, и бросив горсточку мелкого песка на исписанный лист, он обратился к присутствующим рыбакам:

— Двое из вас пусть готовят лодку. Отвезёте в город Антонио и передадите его в руки кардинала вместе с этим письмом.

Выслушав священника, рыбаки испуганно переглянулись.

— Падре, — сказал один из них, — в лодке с Антонио? Не-ет...

Священник опустил веки и почувствовал как болят воспалённые глаза.

— Что ж, — сказал он. — Я поплыву с вами.

Когда лодка была готова, один из рыбаков тронул плечо Антонио и сказал:

— Антонио, покорись судьбе.

Они вышли и стали спускаться по тропе вниз, к морю.

Небо, как и вчера, было окутано туманной дымкой.

Стоя на порогах своих жилищ, рыбаки бросали короткие хмурые взгляды в сторону Антонио. Из-за их спин, с опаской выглядывали лица женщин. И только дети, не понимая всего происходящего, смотрели Антонио в лицо, смотрели спокойно и выжидающе. Им казалось, что он просто задумался. Что вот он сейчас очнётся, подойдёт и положит на голову, как любил это делать, свою огромную сухую тёплую руку. Но почему-то он не подходил, и маленькие сердца детей туманились смутной тревогой.

Тропа упёрлась в самую воду.

Один рыбак прошёл и устроился на носу лодки. Антонио велели сесть прямо под парусом. Священник и второй рыбак расположились на корме.

С шипением рассекая слабую зыбь, лодка тронулась.

Антонио смотрел, как удалялся берег. Жилища рыбаков, лепившиеся по камням вверх, всё более походили на земляные гнёзда стрижей. Вскоре всё это затянула дымка.

— Смотрите, святой отец! — рыбак, сидевший рядом со священником, показал рукой. — Какое большое стадо дельфинов! Они идут в нашу сторону.

Лодку качнуло. Чуть сильнее качнуло в другой раз.

Рыбак на носу схватил запасное весло. Размахнувшись им, он перегнулся через борт.

— Нашли время игры устраивать! Ну, я вам сейчас...

Рыбак с силой и ожесточением опускал весло. Слышны были глухие удары о тугую живую плоть.

Среди почти застывшего моря лодку бросало с борта на борт, как ячменную шелушинку. Вода с хлюпающей жадностью стекала по выгнутым доскам бортов, торопливо разливаясь по днищу.

— Падре! — воскликнул Антонио. — Вы видите, Господу не угодна моя смерть!

— Ты ошибаешься, Антонио, — сурово произнёс священник.

Господь был с падре, и потому его лицо оставалось непреклонным. Даже тогда, когда он вскочил. Он вскинул руку. Рукав сутаны упал на плечо, обнажив руку, полную и белую, как свиное сало. Рука сжимала крест.

Но с прежней хищной напористостью вода продолжала переваливаться через борт.

— Святой отец! — взмолился один из рыбаков. — Мы погибаем! Отсюда нам не доплыть до берега. Это дьявольское отродье погубит нас, святой отец!

— Его надо бросить в море, пока не поздно! — крикнул другой рыбак.

— Нет! — отвечал священник, глядя в небо и шевеля губами. — Господь с нами.

Один из рыбаков, совсем потеряв голову оттого, что лодка тонет среди спокойного моря, стараясь наконец-то избавиться от этого наваждения, с силой толкнул Антонио в грудь.

Теряя сознание, Антонио полетел за борт.

Прошло совсем немного времени, и море стало спокойным везде.

Он очнулся на каменистой отмели. Приподнявшись, Антонио огляделся и узнал место. Именно здесь когда-то заигравшийся дельфин выскочил на камни. Дельфину оставалось лишь ждать прилива, но до прилива он бы не дожил. Случившийся рядом Антонио, поспешил на помощь. Он видел как другой дельфин ходил вокруг его лодки быстрыми тревожными кругами. И когда Антонио сошёл в воду, этот дельфин подплыл к самым его ногам. Антонио похлопал его по тугой серой спине, сказав: «Сейчас, дурашка, сейчас...»

А потом... а потом оба дельфина провожали его до самого дома. Они высоко выпрыгивали из воды то оба одновременно, то один за другим. Под ярким солнцем, словно блеснувшая сталь ножа, высверкивали их красивые тела, полные силы и радости.

— Ну, и Антонио!..

— Посмотрите! — кричали с берега.

— Эти дельфины за ним бегают, как собаки!

...Отмель была почти напротив рыбачьего селения. Когда стало смеркаться, Антонио поплыл.

Он выбрался на берег, выжал одежду и пошёл домой. Он знал, что в это время уже никого не встретит.

В окнах гасили последние огни.

Подходя к дому, Антонио сообразил, что не застанет Климентину. Тогда он остановился, подумал у кого она может быть, и пошёл туда.

Он вошёл в дверь. Среди знакомых лиц, сидевших за столом при свече, он увидел жену. В ту же минуту раздался её пронзительный крик.

— Клеметина, — сказал Антонио, — не бойся меня. Господу не угодна моя смерть. Нам здесь не жить, нам надо уйти. Я пришёл за тобой.

— Нет моего Антонио, нет! — крикнула она. — Это голос дьявола!

Антонио закрыл лицо руками.

— Тогда, — сказал он, — я пойду к падре. Я скажу ему, чтобы он отправил меня берегом...

И он вышел.

Ещё издали он увидел в окне священника зажженную свечу и застывшую на стене его тень.

Не смея войти в дом, Антонио подошёл к окну. Постучал.

— Святой отец, это я Антонио, — сказал он. — Теперь вы догадываетесь почему мои сети всегда с рыбой... Но я пришёл сказать не об этом. Я пришёл к вам как к Господу. Если я достоин кары, то я готов идти в город берегом. Я готов предаться в руки святой церкви. Я готов покориться судьбе. Только где она — моя судьба?.. Укажите, святой отец. Падре!..

Внезапно распахнулась дверь, словно раздавшийся вопль вытолкнул её наружу.

— Изыди, сатана! Если бы ты был угоден Господу, у тебя были бы дети! Где они?!. Их нет! Потому что господь не продлевает дьявольский род! Ты дьявол! Ты сатана! Изыди!..

С последним словом силы покинули священника, и старик медленно опустился на порог своего дома.

Антонио стоял перед ним, уронив голову на грудь. По его лицу текли слёзы.

Он долго так стоял, но потом повернулся и пошёл в горы.

Иногда он замедлял шаг и, обернувшись, всматривался в темноту. Туда, где шумело море. «О, Святая Мария! Сделай так, чтоб их сети наполнились рыбой...» — шептали его губы.

Утром взошло солнце.

Лёгкий ветер с островной гряды веял над рыбачьим селением.

В тот день сети рыбаков были полны рыбы.

Александр ГИНЕВСКИЙ

Аптекарь и Копёшка

В одной деревне, на самом краю жил Аптекарь. Дом его был такой дряхлый, что от старости ему бы и развалиться пора. Да не разваливался. Потому как жаль ему было хозяина: хоть и гнилым бревном, а придавить можно.
Александр ГИНЕВСКИЙ

Однажды у молочной бочки

Очередь у бочки с молоком большая. До меня не скоро дойдёт. Ну и пускай не скоро. Я пока кой-о чём подумаю. А-а!.. Вот о чём. В один прекрасный день у нас на кухне появляется третий кран.