Peskarlib.ru > Зарубежные авторы > Анатолий ДАВЫДОВ > Веприк
Анатолий ДАВЫДОВ
Веприк
Распечатать текст Анатолий ДАВЫДОВ - Веприк
Вечером по колхозному радио передали, что завтра на свиноферме будут давать поросят на откорм.
Мы как раз ужинали. Папа с мамой, услышав это сообщение, лишь переглянулись. Я знаю почему: о поросятах мама ещё вчера сказала папе, потому что работает на свиноферме. Посокрушалась, что некому у нас днём поросёнка кормить. Дети ещё маленькие, а они с папой не всегда могут днём домой заскочить. И в самом деле, мама целыми днями на ферме, а папа — во время жатвы механизатор — даже и ночует на полевом стане…
Я толкнул под столом ногу сестры Маринки. Мы близнецы, учимся в одном классе и везде, где только можно, бываем вместе. Маринка удивлённо глянула на меня. Даже ложку отложила. А я ей на радио киваю. Там как раз повторяют объявление: «Кто хочет взять на ферме поросёнка…»
— Если бы кроликов, — разочарованно сказала Маринка. — Нам пионерский наказ дали: каждому за лето вырастить не меньше пяти кроликов!
— Давно пора кроликов завести, — поддержал разговор папа. — Два школьника в доме! Мы с Николаем (это папин брат, наш дядя, бригадиром в колхозе работает) по полсотни за лето выкармливали. Все овраги, бывало, облазим, чтобы кроликов накормить. Может, потому и сорняков было меньше. А сейчас: пустырь, где стоит хата бабы Матрёны, зарос белой лебедой, хоть борщ из неё вари, никто и не глянет в ту сторону.
Я снова толкнул под столом Маринку. Забыла, что ли? Девичья память! Вчера перед сном говорили, чтобы о поросёнке вела разговор, а не о кроликах. Вот удивим одноклассников, когда выкормим к зиме кабанчика! Ем глазами сестру. И тут, видимо, она вспомнила о нашем уговоре. Даже руками всплеснула.
— Что там кролики! — говорит. — Вы нам с Петей поросёнка возьмите, а то и двух (загнула: мы о двух не договаривались), вот тогда и увидите, какие у вас трудолюбивые дети!
— Мы, папа, и кроликов согласны кормить. Только возьмите нам поросёнка! — вмешался я в разговор.
— Вот это да! — удивилась мама. — А вы знаете, сколько с ним хлопот?
— Разве мы на ферме не тебе помогаем за ними ухаживать! — обиделась Маринка.
— Там техника, ветеринарный присмотр, — не уступала мама. — А здесь кто его будет кормить — мы с папой целый день на работе!..
— Мы, — я даже из-за стола встал. — Не маленькие, уже в пятый класс перешли.
— Ещё только в пятый! — всплеснула руками мама.
А папа улыбнулся и говорит:
— Что, Галя, поверим детям, дадим им свободу? Пусть учатся хозяйничать.
…Поросят раздавали, конечно, не самых лучших. К тому же мы опоздали (ждали, пока мама управится на работе). На выгоне[5] возле фермы их оставалось за загородкой всего трое: двое, хотя и худенькие, но длинные и задиристые, все толкали друг друга. А третий, видно, совсем слабенький. Забился в уголок под лист лопуха — только глаза поблёскивают. Шустрым поросятам надоело, видно, драться — принялись рыть розовыми рыльцами землю и траву есть. Добрались и до лопуха, под которым прятался третий поросёнок. Он им мешал, и один из драчливых толкнул его в бок — мол, «марш отсюда». Но не тут-то было. Самый «слабенький» поросёнок так саданул напавшего, что тот лишь завизжал. А сам снова под лопух спрятался.
— Может, он дикий? — засмеялся дядя Мирон, который раздавал поросят. — Тащи, Галя, его из-под лопуха, вдруг вепря выкормишь.
— Нам только вепря не хватает! — сердито сказала мама. — Вижу, не из чего уже выбирать…
— Мама, возьми веприка! — Воображение рисовало мне, как из этого жалкого поросёнка вырастет клыкастый кабан. Я, конечно, его приручу. Вот будут ребята завидовать!
— Возьми, мама, — заканючила сестра. — Посмотри, какой он несчастный. Худой, грязный.
— Веприка, хочу веприка, — я чуть не плакал.
— Смотрите, Мирон Павлович! Вовек вам этого веприка не забуду! — с притворным гневом говорит мама, сует хилого поросёнка в мешок, и мы отправляемся домой.
…Купаем поросёнка все вместе. Мама его даже мочалкой трёт. Поросёнок вырывается, визжит, словно его режут. Когда вытащили Веприка (так мы решили назвать поросёнка) из корыта и вытерли насухо, удивлению нашему не было границ — поросёнок как из мультфильма: беленький, хорошенький, щетина аж светится. Рыльце чистенькое, ярко-розовое, даже глаза посветлели. Просто игрушка!
Мама насыпала в корытце варёной картошки, налила молока, потолкла всё это и поставила перед поросёнком. Он сразу принялся за еду.
— Прожорливый! — насмешливо произнёс папа. Мы и не заметили, как он вошёл. — Хуже не было?
Мы с папой смастерили загородку для Веприка. Я землю песочком посыпал, чтобы поросёнок не выпачкался. Но как же я рассердился, когда на следующее утро увидел Веприка в корыте с недоеденной едой.
— Ничего, — сурово произнесла Маринка. — Сейчас мы его снова выкупаем.
— Не надо, — возразил я. — Кто поросёнка часто купает!
Перед обедом отправились мы с Маринкой за бурьяном. Во дворе бабы Мотри, уехавшей к детям в город, нарвали лебеды. Нашинковали ножом, размешали со вчерашним супом и высыпали поросёнку в корыто.
— Ешь, Веприк! — произнесла Маринка и почесала поросёнка между ушами. Веприк даже глаза закрыл от удовольствия.
— Не балуй животное! — глянул я на сестру. — Пускай ест!
Веприк понюхал месиво, поковырял рыльцем, повернулся и пошёл в тень. Солнце жгло нещадно.
— Чего это он? — всполошилась Маринка.
— Не голодный, — уверенно ответил я. — Захочет — поест!
Пододвинули корыто поближе к поросёнку и пошли с Маринкой обедать.
Разогрели вкусный борщ, который мама утром сварила, съели по котлете, по пирожку, запили молоком. Посмотрели телевизор, а потом вспомнили о Веприке. Подходим, а он снова лежит в корыте. Есть не ел, а вымазался так, что и в руки его не возьмёшь. Я в сердцах вытащил поросёнка из корыта, вытер пучком соломы, пошёл в хату, подогрел тарелку борща, вылил в корыто, поставил перед Веприком.
— Ешь, глупый, а то с голоду сдохнешь!
Но его, оказывается, не надо было просить. Ест, аж за ушами трещит.
— Не такой он, Петя, глупый, как кажется! — говорит Маринка. — Вчерашний суп не захотел есть, дай ему свеженького борщика.
Тут мама пришла. Увидела, чем кормим поросёнка, рассердилась, почему не вчерашним супом. Мы рассказали, что Веприк не захотел есть приготовленную нами еду.
— Надо приучать поросёнка к зелени, — сказала мама. — Кто давал ему на ферме столько лебеды? Там варёного не было, больше комбикорм. Ну ладно, завтра у меня выходной, будем вместе укрощать этого зверя.
Для нас с Маринкой так и осталось загадкой, почему у нас Веприк не стал есть лебеду, а из маминых рук прямо глотал, аж захлёбывался.
— У того, кто умеет, и долото рыбу ловит! — только и сказал папа.
…Держать поросёнка, как мы с Маринкой вскоре убедились, не трудно. Но, что и говорить, хлопотно. Главное — из дома надолго не уйдёшь. А тут из школы передают, что пионерский лагерь открыли. Там и в футбол играют, и на рыбалку ходят, и на экскурсию в лес. Маринка, вижу, совсем затосковала.
— Знаешь что, — сказал я как-то сестре, — нечего нам как привязанным друг за дружкой ходить. Давай по очереди за поросёнком ухаживать.
И пошла жизнь. Везде успевали. Как-то возьми я да и брякни папе:
— У соседского Володи с полсотни кроликов. Осенью обещает подарить нам пару на расплод.
— А зачем осени ждать, — говорит папа, пристально глядя на меня. — Если прокормите, прямо сейчас заведем. Дядя Николай давно предлагает. А у него кролики породистые…
— Что их кормить! — вырвалось у Маринки. — Всё равно для поросёнка бурьян рвём.
Наш папа как скажет, так и сделает. Быстро отремонтировал старые клетки, а вечером там уже сидели две крольчихи — серая и белая.
— Кормите хорошо, — сказал папа, — у крольчих скоро приплод будет. Только помните: сырую траву давать им нельзя. Рвать надо, когда роса спадёт.
Однажды Маринка привела из школы шестиклассника, рыжего Федю. Это он в прошлом году побил все рекорды в кролиководстве. Вырастил и сдал государству семьдесят кроликов. Ему, правда, два младших брата помогали. Хоть и дошкольники, а трудолюбивые. Однако рекорд записали за Федей. Его премировали фотоаппаратом и послали на республиканский слёт. Федя пришёл не в гости, а по поручению пионерского отряда, как инструктор по кролиководству. Начальство! Посмотрел, как живут наши кролики, похвалил за чистоту в клетках, а потом говорит:
— Знаете, какую траву кролики любят больше всего?
Мы с Маринкой только переглянулись.
— Кошки, например, валерьянку любят, — сказала сестра. — А кролики как будто всё подряд едят…
— Но скажи, — многозначительно произнёс Федя. Его рыжие брови сошлись па переносице, даже курчавые волосы зашевелились. — В нашем село никто, кроме меня, об этом не знает, а вам, если хотите, покажу это растение.
Федя повёл нас в ноле. На обочине дороги нашёл несколько стеблей тысячелистника. Тоже мне диковина!
— Вот она, любимая травка кроликов. Я ею молодняк подкармливаю. Самых слабеньких!
Маринка недоверчиво посмотрела па него и фыркнула.
— Не верите? — обиделся Федя. — Докажу тогда экспериментально!
Дома Федя взял несколько стебельков тысячелистника и спрятал в кучку пырея. Положил корм кроликам. Тут и в самом деле было па что посмотреть. Кролики встревожились, стали разгребать траву и уплетать стебли тысячелистника. Федя торжествовал!
— А может, и Веприк любит тысячелистник?
Петя к нему, а тот и смотреть не хочет на кроличьи лакомства.
— Что-то ваш поросёнок какой-то слабенький, не заболел ли, — высказал предположение Федя. — Зовите ветеринара, пока не поздно! — и пошёл дальше раздавать советы по селу.
Мы к Веприку, а он грустно так на нас смотрит и кашлять начал. Беда! Не уберегли поросёнка. Что делать? Может, чаем с малиной его напоить? Но как закутать его в одеяло? Визжать начнёт… Послал я Маринку к маме, они обе быстро пришли, а с ними — ветеринар. Осмотрел поросёнка, трубочкой послушал.
— Хрипит, как кузнечный мох. Простудился! Недаром говорят, что плохой поросёнок и в жару мёрзнет. — Посоветовал: — Давайте ему тёплое питьё, кормите как можно больше крапивой. Может, и выздоровеет, — сказал как-то неуверенно.
— Не было у бабы хлопот — купила порося! — прокомментировал всё это вечером папа. — А вы знаете, где растёт хорошая крапива? — поинтересовался.
— Да полно её везде, — успокоила его Маринка. — Гораздо больше, чем тысячелистника.
— А тысячелистник при чём? — не понял папа.
Мы рассказали ему о визите Феди.
— Нельзя, друзья, кроликов тысячелистником кормить, — нахмурился папа. — Это же цепное лекарственное растение. Улучшает пищеварение, лечит катар дыхательных путей. Расскажите об этом Феде…
С утра я пошёл за крапивой. Взял корзинку, острый нож. Нашёл её в овраге. Здесь когда-то глину брали, а теперь в яму всякий мусор сбрасывают. Как не остерегался, а обжёг крапивой руки. Надо было варежки взять!
Дома крапиву нарезал, обдал кипятком (чтобы поросёнок язык не обжёг), полил свежей простоквашей — излюбленным лакомством Веприка, пододвинул к нему корыто — ешь! Веприк посмотрел невесело, закашлялся, как дядя Игнат, который папиросу изо рта не выпускает, а потом лениво, нехотя начал есть. Вскоре, наверное, аппетит у него разыгрался, и Веприк опорожнил корыто. Вечером я тоже накормил его крапивой.
— Вот теперь выздоровеет наш Веприк! — обрадовалась Маринка, возвратившись из пионерского лагеря.
Но утром оказалось, что поросёнок всё ещё кашляет.
— А вы думали за один день его вылечить, — заметила наше удивление мама. — Вот вам варежки, а то ещё долго придётся за крапивой ходить.
…В пионерском лагере я узнал от ребят, что самая лучшая крапива растёт не в овраге, а на берегах (так у нас называют рощицы около пруда, пересекающего пополам село длинной полосой).
В воскресенье отправились с Маринкой туда. В зарослях ивняка, бузины, калины стояла стеной буйно разросшаяся крапива — развесистая, сочная и, наверное, очень жалящая — не только листочки, по и веточки сплошь усеяны красноватыми жалами. Это на них, мы знали из ботаники, сидят на пружинках гарпунчики — ядовитые иголочки. Сломай жало, и гарпунчик сработает — всадит в тело порядочный запас зуда. Потому-то мы и прихватили мамины варежки. Быстро нарезали с полмешка крапивы, а потом побежали на поляну нарвать кроликам травы. Я набрёл на одуванчики. У нас, па горе, одуванчики мелкие, давно отцвели, а здесь свеженькие, длиннолистные, цветут. Рвал я их и думал, что во Франции наверняка знают в них толк, иначе не готовили бы из них салатов. Особенно хорошие одуванчики растут возле высохшей берёзки. Видимо, верхушку её сломало бурей, и ствол уже начал гнить. «Сколько ему стоять!» — я ударил по нему ладонью. И вдруг из-под самой земли неожиданно взлетела стайка чёрно-жёлтых насекомых. «Шершни!» Я их сразу узнал и бросился наутёк. Бегу и чувствую, что они меня догоняют, уже в волосах копошатся. «Пропал!» — мелькнула мысль, потому что хорошо помнил, как в прошлом году шершни искусали одного грибника. Бросился на землю, закрыл голову пиджаком. Давлю рукой насекомых, которые копошатся в волосах. Поздно — острая боль пронизывает затылок. Укусили! Зловеще гудят над головой. Не двигаюсь. Замер. Это, наверное, и спасло от верной смерти. Вскоре жужжание прекратилось, я стянул с головы пиджак и вытащил из волос двух длинных чёрно-жёлтых шершней. Уже мёртвых. Какая дрянь. Впрочем, сам виноват, не надо было тревожить гнездо…
Боль сковала голову, нижняя челюсть отвисла, приходится поддерживать её рукой. В ушах будто вата. Беспрерывно течёт слюна…
— Чего плюёшься? — подошла Маринка. Она была за кустом ивняка и, наверное, но видела моего позора. Молча показываю ей мёртвых шершней и чешу затылок.
— Укусили? — пугается сестра, обследует мою голову и радостно сообщает: — Жал нет!
— Тоже биолог нашёлся, — криво улыбаюсь. — Это только пчёлы оставляют при укусе жала, а осы жалят сколько хотят. У них жало что у бандита нож!
— Что же делать! — охает Маринка. — Если гадюка укусит, яд высасывают. От укусов пчёл сок одуванчиков помогает. Шершни — осы, выходит, их яд похож на пчелиный. Давай, Петя, одуванчик к затылку приложим.
Сестра помяла листочки одуванчиков и на платочке приложила к затылку. И в самом деле полегчало. Посидели мы немного, погрустили, а потом взяли мешки и побрели домой, с трудом передвигая ноги. Набрал я из холодильника в целлофановый мешочек льда, приложил к затылку, лёг и уснул.
Пришлось Маринке одной и Веприка, и кроликов кормить.
Проснулся от радостного крика сестры:
— Серая десять кроликов принесла!
Повертел головой — легче стало. И так я обрадовался, что не загрызли меня проклятые шершни, что нет уже такой жгучей боли в затылке, что кролики появились…
А они такие забавные — маленькие, слепые, голые. Копошатся в пуху: серая крольчиха сама себя общипала.
— Пойдём отсюда, а то ещё и кормить но захочет! — тащит меня от клетки Маринка. — Знаешь, я им немного тысячелистника бросила. Как бы в награду!
— Разве что в награду! — буркнул я, вспомнив разговор с папой.
Заглянули к Веприку. Тот обрадовался, начал тыкаться рыльцем о наши ноги, потом лёг на бок, закрыл глаза.
Маринка почесала поросёнка, и он захрюкал от удовольствия.
— Ты, братик, и не заметил, что ещё со вчерашнего дня Веприк не кашляет. Видишь, повеселел!
Вот это новость! Теперь мама не будет сомневаться, что дети у неё хозяйственные растут.
Также читайте: