Peskarlib.ru > Зарубежные авторы > Агнеш БАЛИНТ > Гномычевы крылышки

Агнеш БАЛИНТ
Гномычевы крылышки

Распечатать текст Агнеш БАЛИНТ - Гномычевы крылышки

В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло и дремать приятно. И бездельничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вылезать из подпечка не желал.

− Подай мне сюда обед, Гномыч! − захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушеной капустой.

− Еще что? − возмутился Гном Гномыч. − Уж и обед ему подавай в подпечек!

− Боишься, как бы я так не отъелся, что и наружу не вылезу? − спросил Изюмка.

− Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь другого. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придется мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.

Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал:

− А ну иди погуляй. Тебе полезно.

− Там же холодно! − захныкал Изюмка, уже привыкший к теплу.

− А ты побегай, попрыгай − вот и согреешься! − ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.

Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце − замерз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кротовые холмики. А когда выбрался на проселок, уже больше не мерз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.

− Мне на холоде всегда так есть хочется, − признался Изюмка. − А тебе − нет?

− Мне тоже, − подтвердила Кишмишка. − Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.

Так за разговорами они очутились возле какой-то замерзшей лужи. Лужа была покрыта молодым ледком, потому что старый, толстый лед вырубили крысы и снесли к себе в погреба. Чтобы летом делать мороженое. Теперь на луже ледок был новенький и гладкий как зеркало.

− Я покатаюсь немножко, − сказала Кишмишка. − Но ты смотри, на лед не заходи: он тонкий, такого толстого поросенка не выдержит.

− Кто это − толстый поросенок? − удивленно переспросил Изюмка.

− Ты! − крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку − аж до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.

− Ты что же, думаешь, я побоюсь на лед выйти? −крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.

− Побоишься, − сказала мышка. − Под таким толстячком он обязательно проломится.

− А вот и не проломится! − упрямо закричал Изюмка и шагнул вперед.

Кишмишка удивленно посмотрела на него.

− Такой ты смелый? − говорили ее глазки-бусинки.

− Такой! − ответил Изюмка и покатился на острых копытцах по тонкому льду.

Сначала было слышно только, как ледок слегка потрескивает. Но когда Изюмка выкатился на середину лужи, лед вдруг сразу прогнулся и рухнул под поросенком. Изюмка по самую грудь очутился в воде, а Кишмишка во всю мочь принялась звать на помощь.

Изюмка же только хрюкал и, обламывая лед, сам стал выбираться на берег. Тут, услышав крики, прибежал и Гномыч. А Кишмишка поспешила сообщить ему:

− Изюмка под лед провалился!

Разумеется, Гномыч теперь и сам видел, что произошло. Схватил он в охапку промокшего до нитки поросенка и быстро-быстро побежал с ним домой. А Кишмишка − за ними следом.

И всю дорогу приговаривала:

− Гномушка, миленький, не ругайте его, пожалуйста. Он такой смелый. Я бы никогда не подумала, что он решится на лед выйти.

Дома Гномыч уложил Изюмку в постель, вскипятил ему чаю. А Кишмишка побежала домой рассказывать своей родне, какой смелый поросенок Изюмка.

Тем временем Изюмка сидел на кровати и попивал чай с медом. Гномыч подложил в печку побольше дров, сел на край Изюмкиной кровати и спрашивает:

− Ну так как же все это случилось?

− Как, как! Кишмишка говорит: тебе, мол, слабб на лед выйти. Тебя, говорит, такого большого поросенка, ни один лед не выдержит!

− Так она сказала? − удивился Гномыч. − "Тебя, такого большого"?

− Ну не совсем так. "Такого толстого", она сказала, если быть точным.

− А-а! Тогда понятно. Ну, а дальше? − кивнул Гномыч.

− А я ей в ответ: а вот и не слабо!

− Теперь я понимаю, почему Кишмишка так восторгалась тобой. Да, я вижу, ты и сам собой тоже доволен.

− Люблю быть смелым, − скромно улыбаясь, признался Изюмка.

− Я тоже люблю смелых, − сказал Гномыч, а затем, помолчав, добавил: − Но не люблю хвастливых и тщеславных.

− Это кто такие − тще-тще-славные? Это которые очень славные?

− Нет, это которые очень любят славу и ради этого всем на свете готовы пожертвовать.

− А я-то тут при чем?

− При том, что ты из тщеславия на тонкий лед пошел. Перед Кишмишкой похвалиться хотел и доказать ей, что ты совсем и не толстый.

Изюмкино самодовольство исчезло, словно дым. Вид у него был такой грустный, что Гномыч в конце концов сжалился над ним и сказал:

− Ладно, не вешай свой пятачок. Бывает такое со всеми. Я вот, к примеру, когда был маленьким...

У Изюмки даже глаза от радости заблестели.

− Расскажи, расскажи, Гномыч, как ты был маленьким! −закричал он.

− Я и рассказываю... Маленьким я очень летать любил.

− На чем?

− Ни на чем. Сам, на своих крыльях. Тогда у меня еще крылышки были.

− Ой, крылышки! Какие?

− Тоже маленькие. Чтобы с цветка на цветок порхать.

− И ты порхал? − удивлялся все больше Изюмка.

− Порхал. Было у меня тогда много друзей. Я в ту пору лично знал всех сверчков, всех кузнечиков и даже сердитых шмелей. И очень я любил летать вместе с одной красивой стрекозочкой. У нее крылья были большие, прозрачные. Как стекло. И большие красивые глаза. Один раз стрекоза и говорит мне: полетим на ту сторону ручья. Мне бы сказать: не могу, у меня ведь крылышки-то маленькие. А я постеснялся. Ну мы и полетели.

− И что дальше?

− Ничего. Упал я в воду.

− Ой! Но не утонул?

− Нет, как видишь. Лето было. Вылез я на берег, на солнышко, быстро обсушился. Только летать долго еще потом не мог. Помню, был концерт. Кузнечики на скрипках играли, сверчки в барабаны били. А я пока без крыльев-то туда добрался − концерт уже закончился. Да, многих гномиков тщеславие до добра не доводит.

"И поросят тоже", − подумал Изюмка.

Агнеш БАЛИНТ

Возьмем его домой

Всю неделю не переставая лил дождь. У Кишмишки затопило весь их подземный дворец. Одна кладовая с запасами продовольствия осталась сухой.
Агнеш БАЛИНТ

Репейник

Когда Изюмка ходил на прогулку с мышкой Кишмишкой, от этого получались одни только огорчения.