Peskarlib.ru > Русские авторы > Виктор БАНЫКИН > Дорогой гость
Виктор БАНЫКИН
Дорогой гость
Распечатать текст Виктор БАНЫКИН - Дорогой гость
В Народном доме с раннего утра топили печи. Промёрзшие стены потрескивали, на потолке всё меньше становилось белых искристых пятен. Зеленоватый дымок ел глаза.
На тесной, неудобной сцене шла репетиция. Любительским кружком руководила пожилая учительница Анна Ивановна. Она сидела на высокой суфлёрской будке, сбитой из новых, гладко выструганных сосновых досок, и, покачивая головой, с огорчением говорила:
— Опять не так, Алексей Дмитриевич...
Перед учительницей стоял заведующий Народным домом Рублёв. Он смущённо глядел в пол и, разводя длинными руками, сокрушённо повторял:
— Не выходит! Ну никак не выходит! Всё время в памяти твержу, как надо говорить, а дойду до этого самого каверзного места — и на тебе, по-своему получается... Увольте, Анна Ивановна, я человек без способностей.
В это время дверь из сеней отворилась, и в помещение ввалился крестьянин в чапане с заиндевелым воротником.
Алексей Дмитриевич слез со сцены и, прихрамывая, поспешил навстречу пришедшему крестьянину.
— Добрый день, Лексей Митрич! — сказал мужик и стащил с головы шапку. — Толкуют, будто Чапаев ныне в село прибудет и речь скажет.
— На крыльце объявление вывешено про то. Прочитай.
Рублёв вышел с бородачом на скрипучее крыльцо.
— Видишь, — проговорил он и указал на прибитый к стене лист серого картона. — Каждое дело порядка требует. Без этого нельзя.
Мужик потоптался на месте и виновато вздохнул:
— По своей темноте, Лексей Митрич, я совсем неуч... Ты уж расскажи, про что здесь прописано.
Заведующий подошёл к перилам крыльца и солидно, не торопясь прокашлялся. Поводя по буквам большим пальцем, заскорузлым и жёлтым от курева, он медленно и натужно читал:
— «Граждане односельчане! Вечером сегодня в Народном доме герой товарищ Чапаев сделает доклад: «Когда кончится война». После доклада спектакль». — Повернулся к мужику и добавил: — Вечером, Иван, приходи. А сейчас мне некогда. Репетицию проводим. Мне и то приходится тут одного буржуя играть.
Весь день Алексей Дмитриевич провёл в хлопотах: красил декорации, ездил в Селезниху за париками, ходил к фельдшеру просить для себя сюртук и галстук бабочкой.
Под конец дня он устало поднялся на сцену и с удовлетворением оглядел зал с правильными рядами скамеек.
— Теперь, кажись, всё готово для встречи дорогого гостя, — сказал он.
От лавок на чисто вымытом полу лежали тени. Нижние стёкла в окнах горели тусклым багрянцем.
К шести часам вечера Народный дом был переполнен зрителями. Скоро в зале стало так душно, что мужики и бабы сняли шубы. Все негромко разговаривали.
Больше других суетился высокий, худой старик с гладкой, как яичная скорлупа, продолговатой головой. Он теребил своего соседа, широкоплечего мужика, за рукав суконной поддёвки и настойчиво требовал от него:
— Ты, Петрович, старый служака. Ты нам скажи — генеральский у него чин по-бывалошнему аль ниже?
В углу около сцены молодая нарядная женщина, скрестив на груди пухлые белые руки, певуче говорила:
— Сестра-то моя выдана за плотника андросовского. А Чапаев там по осени был. Тоже речь держал. Собрались со всей деревни в Народный дом, как мы сейчас. Все в таком волнении.
Кто-то попросил Рублёва рассказать, как Василий Иванович наградил его часами. И хотя об этом в деревне слышали уже не раз, но все стали усиленно просить Алексея Дмитриевича.
Заведующий Народным домом пригладил ладонями волосы и заговорил:
— Как вам про то известно, что я у Василия Ивановича служил больше полгода, я про это самое толковать не буду. Обрисую ту историю, по причине которой нахожусь в таком положении. — Алексей Дмитриевич указал на хромую ногу. — Поручил мне Василий Иваныч однажды сходить в разведку. Большая требовалась осторожность. Прямо скажу — дело небезопасное. К самому неприятелю надо было пробраться... Исполнил я всё, как было приказано. Только при возвращении в штаб меня беляки ранили в ногу, отчего я версты три ползком полз. Подобрал меня наш разъезд. Говорю ребятам: «Немедля везите меня к Чапаеву!» Василий Иваныч спал, когда мы приехали. Разбудили его, и я доложил ему лично важные сведения. Белоказаки готовились на заре выступить против нас.
Алексей Дмитриевич потёр рукой бедро больной ноги и сел на поданный ему дубовый стул.
— Прошу прощения, — сконфуженно улыбнулся он. — Ныть в подъёме стало. Нога у меня всегда к ненастью мозжит... Ну вот, выслушал меня Чапаев и строго говорит: «Ну, Рублёв, ежели правду сказал — награжу, ежели наврал — смотри тогда у меня!» И бросился распоряжения отдавать. А ко мне фельдшера прислал. Он пулю-то у меня из ноги и вынул. После сражения, когда наши разгромили белопогонников, Василий Иваныч прискакал, кричит: «Молодец, Рублёв! Дай я тебя поцелую!» Поцеловал меня в щёку, — Алексей Дмитриевич достал из кармана брюк платок, вытер глаза, — и часы серебряные мне в руку суёт. «Держи, говорит, награда тебе». Я отказываюсь, а он и слушать не хочет. «Пуля, спрашивает, где из ноги?» Показал я ему пулю — мне её фельдшер оставил. Смеётся Василий Иваныч. «Ты её, говорит, Алексей Митрич, пристрой к часам. Брелок занятный будет и память». Вот они, часы-то.
Заведующий положил на ладонь часы с прикреплённой к цепочке пулей и показал публике.
— А ну-ка, поближе дай посмотреть драгоценный подарочек, — сказала с передней лавки горбатая, в шерстяном платье старуха.
Время шло, а Чапаева всё не было. У «артистов» по лицам потёк грим, в зале было трудно дышать от духоты. Десятилинейные лампы мигали и коптили.
Алексей Дмитриевич часто выходил на улицу послушать, не скачут ли по дороге лошади.
Но кругом было тихо. Возле окон в жёлтом, неярком свете лениво кружились лёгкие, пушистые снежинки. В соседнем дворе глубоко и протяжно вздыхала корова.
— Нет, — упавшим голосом сообщал заведующий, возвращаясь за кулисы. — Часа бы два назад должен из Марьина приехать, а всё его нет и нет.
Утомлённые «артисты» молчали, то и дело вытирая потные лица комками ваты. И только пятнадцатилетняя дочка учительницы, быстроглазая, непоседливая Наташа, игравшая в спектакле служанку, бегала по костюмерной в длинной старомодной юбке и ко всем приставала с одним и тем же вопросом:
— Как вы думаете, я понравлюсь Чапаеву в таком наряде?
— Давайте начнём. Пока спектакль идёт, может быть, и гость наш появится, — предложила Анна Ивановна.
На учительнице в кружке лежало несколько обязанностей — режиссёра, суфлёра и гримёра. За день Анна Ивановна так устала от хлопот, что к вечеру у неё разболелась голова. Она сидела на стуле с плюшевой спинкой, отяжелевшая, бледная, и натирала виски спиртом.
Рублёву не хотелось показывать спектакль до приезда Василия Ивановича, его готовили в подарок дорогому гостю. Но после некоторого колебания он согласился.
В зрительном зале был погашен свет. Со сцены объявили:
— Тише, граждане! Ввиду задержки товарища Чапаева начинаем пьесу «Освобождённые рабы».
Задевая колечками за шершавую верёвку, медленно раздвинулся занавес.
Народ жадно, безотрывно смотрел на сцену. За большим столом, уставленным тарелками и вазами, сидел толстый барин в клетчатом жилете и чёрном галстуке.
— Дунька! Ещё курочку подай! — басовито закричал он, стуча по тарелке вилкой. — Да соусов побольше подлей. С ними куда как вкусно.
Началось второе действие, когда приехал Чапаев. Сбросив в сани тулуп, он вбежал в коридор и, приглядываясь в полутьме, тихо подошёл к раскрытой в зрительный зал двери.
На сцене понуро стояли мужики в рваных зипунах, а перед ними расхаживал, прихрамывая, барин и грозил:
— Барской земли захотели... Я вам покажу сейчас!.. Староста! Выпороть бунтовщиков!
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — вытянулся в почтении красноносый староста.
Чапаев топнул ногой и крупными шагами направился по коридору за кулисы. Возбуждённый, в расстёгнутой бекеше, вышел он на сцену. Выбросив вперёд руку, закричал наряженным под мужиков «артистам»:
— Что же вы смотрите? Их двое, а вас пятеро! Вяжите их, пауков!
На минуту «артисты» в недоумении и замешательстве уставились на Василия Ивановича, но решительный, грозный вид его заставил их прийти в себя. Они кинулись на барина и старосту и под общий смех публики утащили их за кулисы.
На полу осталась подушка, выпавшая из-под сюртука растрёпанного барина. Шагнув через неё, Чапаев подошёл к краю помоста.
В зрительном зале захлопали в ладоши, закричали «ура».
Василий Иванович снял с головы папаху. В наступившем молчании сказал:
— Вы меня, товарищи, извините и за опоздание и за то, что спектакль прервал. Николаевку проезжал, мужики упросили речь сказать. Пришлось выступить. А от вас в Пугачёв должен спешить.
В зале опять захлопали в ладоши.
— Когда кончится война? — разрезая кулаком воздух, заговорил Чапаев. — Война кончится, граждане, тогда, когда вы все сообща поможете Красной Армии осилить кровожадных вампиров капитала, по-другому говоря — белопогонников и иностранных захватчиков. А когда мы отстоим нашу Советскую власть, то жизнь построим такую... старики в пляс пустятся!
После речи Чапаева уговорили остаться смотреть спектакль. Он был повторен сначала. В третьем, последнем действии восставшие крестьяне с вилами и топорами пришли в усадьбу. Перепуганный барин спрятался под стол. Василий Иванович приподнялся с лавки и весело закричал:
— Тащите его за ноги, толстопузого!
По окончании спектакля Чапаев поблагодарил исполнителей за постановку.
— Хорошо играете, как настоящие артисты! — говорил Василий Иванович, пожимая «артистам» руки. — А Рублёв, Рублёв, ишь как набаловался, артист!
И Василий Иванович смеялся до слёз, похлопывая улыбающегося Алексея Дмитриевича по плечу.
Также читайте: