Сказки северной Африки
Султан и сапожник

Жил некогда султан. Он любил порой походить по улицам города, остановить встречного простолюдина, поговорить с ним без всяких церемоний или побывать на запруженном народом базаре, потолковать с купцами и торговцами скотом.

Он надеялся таким образом вызнать, верен ли народ трону, доволен или нет его правлением. Но вазир строго-настрого предупредил подданных, чтоб не докучали светлейшему своими бедами и невзгодами, и те счастливо улыбались султану, никогда не забывали поблагодарить его за все милости и выразить верноподданнические чувства.

Однажды султан решил тайно, не обнаруживая своей личности, походить по улицам города без вазира и других придворных из своей свиты. Вазир всячески отговаривал его от этой затеи. Такое приключение может угрожать опасностью для жизни султана, говорил он. Но султан был непреклонен.

— Если люди действительно довольны моим правлением, а не делают вид, что довольны, если они верны моему трону на деле, а не на словах, — заявил султан, — тогда я не вижу причин бояться за свою безопасность.

И вот, как только стемнело, султан набросил на плечи длинный темный плащ, закрыл лицо капюшоном и выскользнул из дворца.

Вскоре он оказался в одном из многолюдных кварталов города; прохожие грубо толкали его, некоторые даже не давали себе труда ответить на его вежливое приветствие.

Но султан тем не менее продолжал свой путь, его ухо тотчас улавливало, а острый взгляд схватывал все, что говорилось и делалось вокруг.

Однако султан избегал заходить в переполненные кофейни и харчевни, опасаясь, что вблизи его могут узнать, и предпочитал приветливый мрак глухих улочек, двери покинутых домов. Там он мог, притаившись, беспрепятственно слушать обрывки разговоров, долетавшие из открытых окон ярко освещенных домов богачей.

Но в голосах, которые он слышал, не было ни веселья, ни довольства. Одни просто ворчали, другие жаловались на убытки и несварение желудка, третьи грозили разводом женам или разрывом товарищества в торговле, а некоторые проклинали дьявола и высокие налоги. Но он не услышал ни слова хвалы или благодарности султану, шутки, смеха или песни.

«Ну и ну! Что за унылый народ!» — думал султан.

Раздосадованный, султан направился туда, где жили бедняки; он брел по лабиринту узких пыльных улочек на свет свечи, мелькавший в щелях, заменявших окна, или более яркий свет лампы, качавшейся в дверном проеме.

Но и здесь в обрывках подслушанных разговоров не было ни радости, ни веселья; потрясенный султан вспоминал толпы довольных людей, которые радостно приветствовали его во время привычных прогулок, и терялся в догадках — да его ли это подданные, в его ли живут государстве?

В тяжелом состоянии духа султан уж было повернул назад, но вдруг в ночи зазвучала песня.

— Клянусь Аллахом, наконец-то нашелся хоть один, кто радуется жизни, — встрепенулся султан и пошел к дому, откуда доносилась песня.

Он подошел к жалкой лачуге, заглянул в щель в глинобитной стене и увидел молодого человека приятной наружности; тот сидел на куске рогожи и весело распевал во все горло, старательно тачая сапоги.

— Сапожник, — задумчиво произнес султан, осматривая маленькую пустую комнатушку, — да еще бедный, а весел, будто сам себе господин. Я буду не я, если не выведаю секрет его счастья.

С этими словами султан еще глубже надвинул капюшон на лицо и, прикинувшись дряхлым стариком, неуверенно ступил за порог.

— Приветствую тебя, сын мой, — сказал он дрожащим голосом. — Я, кажется, заблудился в темноте, прошу тебя, дай мне воды напиться и позволь передохнуть у тебя немного.

Молодой человек вскочил и шагнул ему навстречу.

— Добро пожаловать, дедушка! — приветливо произнес он и усадил султана на рогожу возле маленького круглого столика. Там стоял кувшин с водой и лежал ломоть хлеба. — Отдыхай, сколько душе угодно, вот тебе вода утолить жажду и хлеб, чтоб восстановить силы.

Он пододвинул хлеб и воду поближе к султану и вернулся к своей работе.

Султан вволю напился из кувшина и с удовольствием вытянул усталые ноги. Потом, помедлив немного, отломил кусочек хлеба, нехотя пожевал его и спросил:

— Сын мой, ты, хвала Аллаху, доволен своей судьбой. Ремесло у тебя прибыльное?

— Прибыльное, — весело согласился сапожник. — Я зарабатываю четыре пиастра в день и очень благодарен судьбе!

— Четыре пиастра, — повторил султан, стараясь не выдать своего удивления. — Как же ты сводишь концы с концами на четыре пиастра в день?

— Очень просто, — отвечал сапожник. — Один пиастр съедаю, второй отдаю кредитору, третий сам ссужаю, а четвертый выкидываю в реку.

Султан думал, думал, потом сказал:

— Ты говоришь загадками, сын мой, что-то я не пойму, в чем тут дело?

— Изволь, объясню, — добродушно засмеялся сапожник. — Один пиастр я съедаю, то есть покупаю на него хлеб насущный, второй отдаю кредитору, то есть возвращаю отцу то, что он на меня затратил, пока вырастил, третий ссужаю, то есть даю в долг сыновьям, и они когда-нибудь позаботятся обо мне, а четвертый бросаю в реку, то есть трачу на дочерей, а что от них проку? Уйдут с мужьями, и поминай как звали.

Султану так понравилось это необычное объяснение, что он отбросил всякую осторожность и открылся сапожнику.

— Вот тебе тысяча риалов, — сказал султан, бросая мешочек с монетами на стол, — но я запрещаю тебе повторять разгадку кому-либо из смертных, пока ты не увидишь мое лицо тысячу раз!

С этими словами султан ушел от сапожника и, посмеиваясь, скрылся в ночной тьме. «Хороша загадка для моих старых мудрецов-советников», — бормотал он.

Наутро султан созвал всех придворных и заявил:

— Сейчас я загадаю вам загадку, мои ученые друзья. Человек зарабатывает четыре пиастра в день. Один съедает, один отдает кредитору, один сам ссужает, один выбрасывает в реку. Как он распределяет свой заработок?

Советники недоуменно посмотрели на султана, друг на друга. Потом попросили время, чтоб совместно обсудить загадку. Султан отвел им на раздумье три дня, но когда они и на четвертый не нашли ответа, султан разгневался и пригрозил им бесчестием и темницей.

И вазиру предстояло разделить их участь, поэтому он очень испугался. Что делать? К кому обратиться? Вдруг его осенило. Султан явился с этой загадкой утром, после того, как ночью бродил в одиночку по улицам города. Значит, разгадку надо искать на улицах города, а не во дворце. И, пожелав своему господину спокойной ночи, вазир незаметно покинул дворец. Он прошел все улицы города и тщательно обдумывал и взвешивал все, что видел и слышал, — не прольет ли это свет на мудреную загадку. Но, увы, все было напрасно.

Приунывший вазир повернул в бедную часть города. Он шел, спотыкаясь, и уж побывал не в одной грязной канаве, когда вдруг услышал веселую песню.

«Хвала Аллаху, — подумал вазир, сразу воспряв духом. — Это добрая примета».

Направляемый голосом, который, казалось, оживлял мрак ночи, он добрел до жалкой лачуги сапожника и решительно ступил через порог.

— Приветствую тебя, друг мой, — сказал вазир. — Ты так счастлив и доволен судьбой, разреши мне побыть с тобой немного, разогнать тоску.

— Добро пожаловать, — приветливо произнес сапожник, вставая навстречу гостю. — А какая, спаси нас Аллах, с тобой стряслась беда?

Вазир рассказал ему про загадку султана, про то, как он пригрозил советникам обесчестить их и бросить в темницу, если они не найдут ответа до утра.

— Но как ее разгадать? — озабоченно продолжал вазир. — Я готов заплатить тысячу риалов тому, кто найдет правильный ответ.

Сапожник долго молчал, потом молвил:

— Я скажу тебе разгадку, но обещай, что не выдашь меня султану.

Вазир охотно согласился. Он заплатил тысячу риалов, выслушал разгадку и вернулся во дворец, ликуя в душе.

Наутро султан созвал весь двор, предвидя с тайным злорадством, как опозорятся советники. Каково же было его изумление, когда один из них поднялся и дал правильный ответ.

Султан сразу заподозрил неладное.

— Ага, стало быть, сапожник проболтался! — гневно крикнул он. — Немедленно доставить сюда этого негодяя! Я прикажу сбросить его с самого высокого минарета за непослушание.

Вазир заклинал султана смилостивиться, но султан был непоколебим.

Через некоторое время стража доставила сапожника во дворец, и он, не дрогнув, предстал перед троном.

— Ну, собака, — грозно рявкнул султан, — что скажешь в свое оправдание? Не я ли запретил тебе говорить отгадку, пока не увидишь мое лицо тысячу раз?

— Да, это так, мой повелитель, — спокойно отвечал сапожник. — Но перед тем, как открыть разгадку, я видел тебя в лицо не тысячу, а две тысячи раз.

И сапожник вытряхнул из мешочка, который принес с собой, две тысячи риалов: на каждой монете был выбит профиль султана.

Султан снова пришел в восторг от ответа сапожника и не только помиловал его, но и дал в награду еще тысячу риалов.