Peskarlib.ru > Русские авторы > Борис АЛМАЗОВ > «Умпа-ра-ра!..»
Борис АЛМАЗОВ
«Умпа-ра-ра!..»
Распечатать текст Борис АЛМАЗОВ - «Умпа-ра-ра!..»
Привязался ко мне этот припев: «Умпа-ра-ра!..» И главное, такой прилипучий, с любыми словами петь можно.
Вот Серёга, он мой друг,
Умпа-ра-ра!
Подавился костью вдруг,
Умпа-ра-ра!
Отвезли его в больницу,
Умпа-ра-ра!
Потеряли рукавицу…
(Это для рифмы, никакой рукавицы не теряли, потому что был сентябрь и никто рукавиц не носил.) Серёга уже целых семь дней в больнице лежит и неизвестно, ещё сколько лежать будет. Без него мне плохо, и ему без меня, наверное, тоже.
По нему я стал грустить,
Умпа-ра-ра!
Решил его я навестить,
Умпа-ра-ра!
Удрал я с последних двух уроков и поехал больницу искать. В том районе я никогда не был, но нашёл быстро. Как вышел из трамвая — а вот она, у самой остановки. Написано: «Детская поликлиника».
Вот в больницу я пришёл,
Умпа-ра-ра!
И к окошку подошёл,
Умпа-ра-ра!
Круглое такое окошко, а на нём короной буквы: «Регистратура». Только я в окошко сунулся, а оттуда как закричит тётенька в белом халате:
— Это что ещё за явление?! Да долго вы меня ещё терзать будете? Из какого ты класса?
— Из второго.
— А фамилия?
Я сказал. Она порылась в каких-то бумажках, а потом как закричит опять:
— Нет твоей карточки! Пойдём!
Выскочила из-за загородки, схватила меня за плечо и побежала по коридору, я только об её живот головой стукаюсь. Подбежали к кабинету, тут она меня как толкнёт животом, так я в дверь и залетел.
В кабинете сидит другая тётенька, у неё на лбу зеркальце с дырочкой, чтобы было видно, куда зайчики пускать.
— Вот! — кричит та, что меня привела. — Ещё один!
— Господи! — говорит доктор. — Это же наказание какое-то! Долго они идти будут?! Наваждение какое-то!
— И карточки нет! — подзуживает тётка.
Тут они обе как закричат, я думал, вообще меня разорвут. Я уж молчу, чтобы их не раздражать.
— Садись! Открой рот!
Сел. Открыл.
— Кошмар! Сейчас люголь и немедленно к стоматологу, четыре кариеса! — И ещё стали какие-то непонятные слова говорить.
«Наверное, — думаю, — они всем на всякий случай в горло смотрят: нет ли там случайно косточки, как у Серёги».
А зеркало мне прямо в глаза светит — ничего не видать.
— Тётя, — говорю я как можно вежливее. — Это Серёга, а я ничем не…
— Молчи! Открой рот! Скажи «а-а-а».
— А-а-а! — Тут мне в горло какой-то пакостью как брызнут. Противная. Жжёт! У меня дыхание перехватило. Хотел закричать: «Что вы делаете?!», а голос пропал, только шипение какое-то из горла идёт.
— Ничего, ничего, — из-за зеркала доктор говорит. — Сейчас к стоматологу. Быстро! Боюсь, как бы не пришлось тебе миндалины удалять.
«Какие, — думаю, — миндалины! Я никаких миндалин не ел! Вообще никаких орехов не ел».
И опять полетели мы с тёткой по коридору. Не успел я охнуть, а уже у стоматолога, в зубном кабинете сижу, рот ватой набит. И этот двестиматолог, будь он неладен, у меня в зубе своей электродрелью бурит — дым идёт. И ещё поёт:
— «Ямщик замолк и кнут ремё-о-о…» — При этих словах он мне в зубе что-то такое нажал, что у меня слёзы из глаз посыпались, и бормашина остановилась.
Тристаматолог сверло сменил и опять:
— «Ямщик замолк и кнут ремё-о-о…»
Я даже выгибаться начал!
— Это ж надо так рот запустить! — говорит этот четырестаматолог. — Молчи! Молчи! Сейчас пломбы поставлю… Два часа не есть. И минут десять держи рот совсем закрытым. Вот так сожми и держи.
Чуть живой я из кресла выполз, а тётка из регистратуры тут как тут! Опять меня схватила и в конец коридора поволокла. Там толпа ребят стоит.
— Ну вот! — говорит тётка. — Догнали наконец.
А у меня от бормашины голова гудит, горло дерёт. С ребятами учительница стоит.
— Что ж вы своих-то растеряли? — говорит ей тётка.
— Позвольте, — отвечает учительница и покрывается красными пятнами. — Это не мой ребёнок. Мои все здесь!
— Я понимаю! — смеётся тётка. — В такой кутерьме всё на свете потеряешь, а мальчонка ваш… — И живот у неё весело трясётся.
— Да нет же, не мой!
— Это не наш! Не наш! — кричат ребята.
— А чей же? — удивляется тётка. — Мальчик, ты из какого класса?
А мне-то врач говорить не разрешал. Показываю на пальцах — из второго.
— Ну вот, — говорит она. — Из второго! Ваш мальчонка!
— Из второго, да не из нашего! — кричат ребята.
А один, дылда такой, говорит:
— Мы таких ушастых не держим!
Хотел я ему ответить, да вспомнил, что доктор этот, пятьсотматолог который, молчать велел. Десяти минут не прошло же ещё!
— Мальчик, ты откуда? — спрашивает учительница. — Мальчик, ты что, язык проглотил?
«Ну да, — думаю, — сейчас вам ответишь — пломбы вывалятся и опять придётся к этому шестьсотматологу в кресло садиться». Молчу как партизан на допросе!
— Он, наверно, из второго «г», — дылда говорит.
«Сам ты, — думаю, — из «г». Жалко, сказать нельзя — семьсотматолог не велел».
— А они, — продолжает дылда, — вчера в поликлинику ходили! У них вчера медицинский день был.
— Раз опоздал — пусть первый идёт! — какая-то девчонка сунулась.
Тут открывается дверь в кабинет, и медсестра с закатанными рукавами халата спрашивает:
— Кто следующий?
А за спиною у неё, в кабинете на столе, шприцы разложены, а на шкафу здоровенные клизмы… Прямо как тыквы оранжевые!
Тут я как заору:
— Я к Серёге пришёл! Мне в больницу надо! Я друга навещать!
Так я к нему в тот день и не попал. Оказывается, мне надо было в больницу, а я-то попал в поликлинику. Больница — дальше по улице…
В поликлинику попал,
Умпа-ра-ра!
И чуть концы там не отдал!
Во как!
Также читайте:
«Натюрморд» (кошмарная история в двух частях)