Peskarlib.ru > Зарубежные авторы > Александр ДЮМА > Гордячка Тини

Александр ДЮМА
Гордячка Тини

Распечатать текст Александр ДЮМА - Гордячка Тини

Тини была самым маленьким созданием, какое только можно себе представить, поэтому ее и звали Тини, что в действительности означает «самая крошечная». Вы бы с великим трудом смогли засунуть свой большой палец в ее туфельку, а ее детское платьице было настоящим чудом. По правде сказать, любая восковая кукла обычных размеров пожалела бы ее. Мать девочки сама вязала ей чулочки, потому что ни один вязальщик не захотел бы изготавливать такие маленькие вещи; вы прекрасно понимаете, что девочка имела полное право называться Тини, и в конце концов все совсем забыли ее настоящее имя; ну а я никогда его и не знал. Впрочем, эта моя неосведомленность никакого значения не имеет, поскольку в рассказываемой мною истории говорится о характере Тини и нет никаких рассуждений об ее имени, притом что характер и имя у нее находились в полнейшем противоречии: если имя ее было коротеньким, то тщеславие ее, напротив, было огромным; этот недостаток, правда, появился у Тини по вине ее матери, которая тратила много времени на то, чтобы украшать крохотную особу своей бедной дочурки.

Как только Тини наряжали, она принималась прогуливаться взад и вперед перед ближайшими хижинами, чтобы заслужить похвалы соседей, а те по своему доброжелательству непременно восклицали:

— Ах! Что за красота! Какие восхитительные глаза! Какие великолепные волосы! Эта малышка поистине само совершенство!

Тини принимала все эти похвалы за чистую монету, и тщеславие ее возрастало самым угрожающим образом.

В одно прекрасное утро ей показалось, что похвал соседей и многих других людей ей недостаточно и что она должна сама восхищаться собой; и, поскольку в доме не было зеркала, она пошла посмотреться в чистую и прозрачную воду расположенного поблизости ручья.

Словно очарованная, она застыла, разглядывая свое отражение на поверхности воды, как вдруг ее заставил вздрогнуть раздавшийся рядом с ней возглас:

— Здравствуй, гордячка!

Тини подняла глаза и увидела на другом берегу красивую даму со сверкающими крыльями, а рядом с ней безобразного карлика; они смеялись и потешались над ней.

— Нет сомнений, что вы находите себя прекрасной, — сказала дама, подавив в себе желание смеяться. — Не правда ли? И возможно, даже поражаетесь красоте своего тела; но, маленькое создание, вы ведь топчете своими маленькими ножками нечто прекраснее и совершеннее, чем вы сами; если всю вашу жизнь вы будете такой самовлюбленной, вам никогда не стать счастливой и вы сделаетесь всеобщим посмешищем. И все же мне хочется преподать вам урок, который, возможно, существенно повлияет на ваш характер и исправит его: я подарю вам пару крылышек, которые помогут вам распознать правду. Они будут у вас всего лишь несколько часов, но с их помощью вы, понаблюдав за другими, будете в состоянии судить о том, насколько непристойно быть самовлюбленной.

Тини задрожала, чувствуя, что за плечами у нее отрастают крылья и что они поднимают ее над землей. Хотя вначале ее несколько испугала скорость, какую они ей придали, она через короткое время стала наслаждаться новым и приятным ощущением полета в воздухе; потом она сложила крылья и опустилась прямо в середину великолепного куста диких цветов, совсем рядом с огромной совой, вероятно заблудившейся при свете дня.

— Кто вы? — хриплым голосом спросила сова, силясь рассмотреть Тини в слепящих лучах солнца.

— Если вам угодно знать, сударыня, — отвечала Тини, — я маленькая девочка.

— О Небо! Как? Всего лишь маленькая девочка? — удивилась сова. — А я думала, что вы птица! Но у вас же есть крылья?!

— Да, сударыня, у меня есть крылья, — скромно ответила Тини, заметив, насколько пренебрежительно относится сова к маленьким девочкам. — Добрая волшебница дала их мне, чтобы я смогла повидать мир.

— Ха-ха-ха! — засмеялась сова. — Повидать мир! А по правде говоря, зачем это надо? Посмотрите на меня, — я почти всю жизнь провожу в дупле дерева, и, тем не менее, я самая мудрая из птиц!

— Правда, сударыня? — обрадовалась Тини. — Тогда, может быть, вы согласитесь поделиться со мной своими знаниями?

— Хорошо, — промолвила сова, закрывая глаза, словно ей хотелось черпать мудрость исключительно из собственной головы. — Я знаю не так уж много и не испытываю большого желания становиться школьной учительницей; однако я без труда могу рассказать вам то, что мне известно, а именно: я уверена в своей необычайной мудрости, поскольку все на свете сходятся в этом мнении; я думаю так же, ибо самые ученые люди провозгласили меня символом мудрости; стало быть, пребывайте и вы в том же убеждении, что и другие, и продолжайте свой путь, а я тем временем постараюсь отыскать свое дупло.

Произнеся эти слова и приняв еще более самонадеянный вид, сова принялась смеяться собственной шутке.

«Какая глупая и тщеславная старая птица! — подумала Тини, глядя, как сова вприпрыжку удаляется. — Я бы ничему хорошему у нее не научилась!»

Порхая в соседнем лесу, Тини с чрезвычайным удивлением увидела в нем гигантского кенгуру, огромными прыжками передвигавшегося при помощи своего громадного хвоста. Девочка внимательно следила глазами за животным.

Внезапно из влажного, поросшего тростником уголка леса вышел огромный синий аист и приблизился к кенгуру.

— О-о! Вот и вы, господин прыгун! — произнес аист. — Какой громадный у вас хвост! Почему бы вам не выставлять его напоказ, вместо того чтобы пользоваться им как ногой? Кстати, эти несчастные маленькие штучки, которые я вижу у вас там наверху, это что — ваши передние лапы? Я имею в виду две эти фитюльки, что висят у вас спереди.

— Наглая птица! — презрительным тоном воскликнул кенгуру. — Вы считаете себя вправе неодобрительно отзываться о совершенстве и красоте моего тела, которое во всех отношениях лучше тел всех прочих животных? О моем великолепном хвосте, который сам по себе является чудом? О моих прелестных передних лапах, столь замечательно приспособленных для той надобности, которой они служат? О глупейшая из птиц! Возвращайся в болото, где ты будешь лучше всего укрыта, и спрячь от всех глаз эти длинные жерди, которые ты называешь ногами и которые, поднимая тебя над всеми самым смешным образом, лишь делают твое уродство еще более очевидным! Если ты найдешь где-нибудь поблизости достаточно воды — иди полюбуйся на свои тощие и несоразмерные конечности и покрасней, если сможешь, сквозь свое оперение, когда поймешь, какова разница между тобой и таким совершенным созданием, как я!

И, не дожидаясь ответа аиста, кенгуру испустил дикий крик и одним прыжком скрылся в лесу.

— Да уж! — сказала Тини, когда и аист улетел. — Оба хороши! Прозорливости у обоих в равной степени достает лишь на то, чтобы восхвалять собственное превосходство и презирать друг друга.

Тини полетела дальше и опустилась у ствола большого дерева с широкими раскинувшимися ветвями, на одной из которых сидела великолепная малабарская белка, греясь на солнышке и грызя орешки.

«Хотела бы я знать, умеет ли она говорить? — подумала Тини. — Уверена, что умеет: на вид она чрезвычайно сообразительная!»

Едва только в голове у нее мелькнула эта мысль, она увидела, как у самых ее ног из кустов выбралась забавнейшая на вид маленькая морская свинка, которая семенила, принюхиваясь и передвигаясь с большой осторожностью.

Белка перестала грызть орехи, бросила в свинку несколько скорлупок и громко позвала ее:

— Эй, ты! Смешное маленькое существо, куда это ты идешь? Как тебя зовут? И кроме того, только не обижайся, позволь мне проявить дружеское участие и спросить тебя: что случилось с твоим хвостом?

Морская свинка, совершенно сбитая с толку, оглядывалась по сторонам, чтобы понять, где прячется тот, кто столь вежливо окликнул ее; наконец она заметила белку и самым смиренным тоном сказала ей:

— По правде говоря, драгоценнейшая госпожа, я не припомню, чтобы мне когда-нибудь докучал какой бы то ни было хвост!

— Что вы хотите этим сказать? — надменно спросила белка, а затем спрыгнула на землю и в упор посмотрела на застигнутую врасплох свинку.

— Я хочу сказать, — ничуть не смутившись, отвечала свинка, — что если бы у меня была сзади такая же, как у вас, длинная и тяжелая щетка, то я ощутила бы крайнюю досаду и неудобство; я бы даже добавила, что, в соответствии с моей точкой зрения, она кажется мне весьма опасной; ведь вы, бестолковая щелкательница орехов, были бы в куда меньшей опасности, если бы по причине вашей невыносимой самовлюбленности не махали без конца этим хвостом, который является помехой, выдает вас охотнику и, повторяю, представляет собой настоящее бедствие для вас. Вы прожили бы гораздо дольше, будь хвост у вас покороче. Ну а напоследок искренне желаю вам приятного дня и поменьше спеси.

Свинка исчезла в норе, а белка одним прыжком вернулась на свое дерево и спряталась на нем.

Тини полетела дальше; тонкий ответ свинки, такой глупой на вид, чрезвычайно ее позабавил.

Вскоре почти рядом с ней пронесся чудесный мотылек; при виде ее необычной внешности он замедлил полет и сел вблизи того места, где Тини опустилась на землю.

— Здравствуйте, дорогая, — вежливо сказал он. — Клянусь честью, вы сначала привели меня в полное замешательство. Я принял вас за одну свою знакомую бабочку, но быстро вышел из заблуждения, заметив, какие толстые у вас ноги и насколько неуклюжее в целом у вас сложение; однако, несмотря на эти ваши малоприятные недостатки, я все равно рад вас видеть; так что давайте поболтаем, но будьте осторожны и не наступите на меня своими толстыми ногами!

Тини, ничуть не польщенная таким бесцеремонным приглашением, уже собиралась ответить, но тут к ним подползла улитка.

— О Небо! — воскликнул мотылек. — Вот уж ужас, так ужас! Несчастное создание! Что за участь! Вечно ползать по земле, таская на спине эту жуткую раковину!

— Кто это вам жаловался на судьбу, маленький забавник? — промолвила улитка. — Неужели то, что на спине у вас разноцветный яркий покров, дает вам право оскорблять такую особу, как я? Да еще вчера вы были всего лишь жалким безобразным предметом, уродливее которого я сейчас не могу и припомнить. Вы, у кого такая короткая жизнь, — впрочем, и она достаточно длинная для такого бесполезного существа! — вы еще смеете говорить о жалости! Вы, презренный нищий, не имеющий пристанища, которое вы могли бы назвать вашим, ибо живете где придется, то там, то здесь, вы еще смеете говорить с такой домовладелицей, как я, которая всегда носит свой дом с собой! Подите прочь, продолжайте потихоньку обкрадывать цветы, у которых хватает непредусмотрительности принимать вас у себя!

— Подлое создание! — отвечал мотылек. — Я замараю свои крылья вашей грязной слизью, если останусь возле вас еще хоть какое-то время!

С этими словами мотылек поднялся в воздух и, сделав несколько кругов, чтобы выставить в выгодном свете свои сверкающие крылышки, направился туда, где ярко сияло солнце.

— О-о! — произнесла Тини, тоже взлетая над землей. — Мне кажется, тщеславие получило здесь хороший урок!

Солнце вскоре стало нестерпимо припекать, и Тини оказалась на обжигающем песке, где она увидела огромную черную черепаху, лежавшую так неподвижно, что сначала девочка подумала, будто это большой черный камень; но неуловимое движение головы черепахи свидетельствовало о том, что то было живое существо. Тини стояла, рассматривая черепаху, как вдруг ее накрыла громадная тень; подняв глаза, девочка увидела, что к ним приблизился огромный жираф.

— Ну что, малышка, — промолвил жираф, — вы, стало быть, занимаетесь тем, что рассматриваете это жалкое создание, которое, по правде говоря, вполне могло бы быть камнем: оно похоже на него настолько, что их можно перепутать. Не думаю, что она за последние месяцы сдвинулась с места, эта несчастная, почти бесчувственная громадина! Но нельзя же требовать, — продолжал он, горделиво выставляя вперед свою длинную шею, — чтобы все были сложены так красиво и привлекательно, как я. Нет-нет, разумеется, нельзя! Однако невозможно удержаться от жалости, видя такое обездоленное существо, как то, что лежит у наших ног: оно выглядит так, будто его бросили на песок и у него нет ног, чтобы уйти отсюда в другое место.

Черепаха тряхнула головой, посмотрела на жирафа и сказала ему медленно и назидательно:

— Создание бесполезное и обиженное природой, длинноногое и длинношеее! Поистине, грустно слышать, когда существо, живущее всего лишь несколько лет, рассуждает о своем превосходстве. Мои ноги не так уж длинны, но я могу укрыть их в безопасном месте, так что никто не будет наступать мне на пальцы. Моя шея достаточно длинна для того, чтобы я могла выглянуть наружу, и, тем не менее, достаточно коротка для того, чтобы я прятала голову, когда приближается опасность; а жизнь моя такая долгая, что я отлично помню, как сменилось десять или двенадцать поколений вашей семьи: их кости белеют теперь на песках пустыни. Так что уносите свои длинные ноги подальше от меня, ибо мне противно видеть ваше тщеславие!

Поскольку с тех пор, как у Тини появились крылья, ее не пугали большие расстояния, она полетела в другую сторону света, где воздух был прохладнее. Девочка опустилась на скалу, на которой стоял старый пингвин, с восхищением взирая на пенистые волны, разбивавшиеся у его ног.

— Какой свежий ветерок! — заметила Тини.

— И чрезвычайно бодрящий, — откликнулся пингвин и, словно подтверждая сказанное, принялся хлопать маленькими крыльями, и по виду напоминавшими кожаные. — Эти места, — продолжил он, — самые здоровые и самые приятные на свете!

— Да, конечно, — ответила Тини, не зная, что сказать.

— Не тратьте время, девочка! — закричал орел, сидевший на вершине обрывистого холма. — Не тратьте время на дурную компанию: это животное — наполовину птица, наполовину рыба — невыносимо болтливо, к тому же его разговоры отдают соленой водой. Это позор для всей большой птичьей семьи! Во-первых, он ходит прямо, как человек, а во-вторых, несмотря на все свои притязания, не имеет того, что называют крыльями. Я вот, к примеру, царь птиц и могу по-царски поговорить с вами. Так что летите ко мне, и я окажу вам честь, побеседовав с вами несколько минут.

— Оставайтесь там, где вы есть, дитя мое, — произнес пингвин. — Возможно, я неприметен и лишен изящества, как совсем не по-царски подметил этот царь птиц, но зато я честен, в то время как он позорит свой сан царя, будучи грабителем и вором; это бессовестная хищная птица, которая пятнает себя кровью невинных жертв и получает удовольствие, совершая всякого рода жестокости!

— И ты смеешь говорить такое, притом что ты скорее рыба, чем птица! — вскричал орел, изо всех сил стараясь схватить пингвина своими когтями.

Однако пингвин, зная его мстительный нрав, нашел убежище в морских волнах; орел описал несколько широких кругов над морем, надеясь осуществить свою месть, но пингвин так и не появился на поверхности воды, и разгневанный орел был вынужден вернуться на свой холм, так и не наказав обидчика, посягнувшего, как ему казалось, на его царское достоинство.

Тини дрожала от страха, слыша повелительные крики орла; в испуге она поднялась в воздух и летела долго-долго, пока не опустилась на землю в восхитительной цветущей долине, где ее взгляд был очарован мириадами цветов, благоухание которых наполняло окружающий воздух. Великолепная пахучая лилия поднимала высоко над ее головой свой белоснежный цветок с золотой сердцевиной; Тини с восторгом смотрела на ее изящную форму и царственный облик. Подойдя поближе, она заметила сверкающие капли воды, которые выступали на ее листьях и блестели, словно драгоценные камни, перед тем как скатиться на землю.

— Подойди, дитя, — повелительным и высокомерным тоном произнесла лилия. — Я отнюдь не застенчива и появилась на свет для того, чтобы мною восхищались: мое предназначение состоит в том, чтобы дарить наслаждение тем, кто разглядывает меня.

Тини приблизилась и с большой радостью приготовилась насладиться благоуханием великолепного цветка, но ей пришлось поспешно отступить, ибо она не ощутила ничего, кроме резкого и неприятного запаха; ей удалось избавиться от него, лишь сорвав несколько фиалок, которые росли у нее под ногами.

— Спасибо, милое дитя, — сказали фиалки, — что вы прикололи нас к своей груди, а нам не пришлось для этого самим превозносить себя. Всегда поступайте так. Не презирайте скромных, находясь рядом со знатными и спесивыми. Посмотрите хорошенько на эту величественную лилию — ее облик привлекает наше внимание и наши взгляды, но она не обладает никакими достоинствами, способными продлить первое впечатление. Ее начинают избегать, едва узнав поближе.

Эти сверкающие бриллианты, висящие на ее листьях, словно капли росы, на самом деле всего лишь слезы, которыми она оплакивает свою полную никчемность. Величественная внешность, за которой не стоит подлинных достоинств, — бесполезный дар, потому что он не способен ни доставить уважение, ни обеспечить счастье.

Тини прижала к сердцу фиалки, чтобы отблагодарить их за ласково преподанный ими урок, и снова отправилась в путь, который привел ее в превосходно возделанный сад, где на террасе в конце аллеи спокойно отдыхал, свернувшись клубочком, очень красивый кот.

— Котик! Котик! — произнесла Тини, подходя поближе к спящему красавцу. — Здравствуй!

— Ах, здравствуйте, как поживаете? — отозвался кот. — По правде говоря, я вас не вижу, потому что почти заснул: полночи провел на вечеринке у мышей.

— Неужели? — удивилась Тини. — И это было забавно?

— Для меня забавно, — слегка подмигивая, насмешливо ответил кот, — а вот для них не очень.

— Понимаю, — сказала Тини. — Ах, котята, котята!

— Вы меня звали? — высунулся вдруг из-за широких листьев какого-то растения юный и чрезвычайно бойкий заяц.

— Вас? — бросая на него презрительный взгляд, спросил кот. — Это вы-то котята?

— Да, меня так называют в самых изысканных кругах, — сухо ответил заяц.

— Вы бродяга, деревенский искатель приключений! — заявил кот. — У вас нет ни одного признака кошачьей породы! Где ваш хвост, приятель? Какой из вас кот?! Ну уж, скажете...

— Хвост? Фи! — сказал заяц. — Зачем он мне? Лучше поглядите на мои превосходные уши! Покажите-ка мне свои, сделайте одолжение!

Кот не удостоил его ответом и принялся тереть лапой нос.

— Вы осмеливаетесь так говорить со мной? — продолжал заяц. — А ведь дружбы со мной домогаются самые избранные местные особы, и я служу украшением чуть ли не всех их застолий! Я живу на широкую ногу в собственных владениях, точь-в-точь как богатейшие окрестные помещики! В то время, как вы, прихлебатель с короткими ушами и длинным хвостом, питаетесь мышами и всем прочим, что вам удается ловить; вы не годитесь даже на то, чтобы после вашей смерти изготовить из вас какое-нибудь стоящее блюдо. Ха-ха-ха! Котята! Тоже скажете! Да вы просто мышеловка!

С этими словами заяц топнул ногой о землю и умчался прочь. Кот прошептал, словно разговаривая с самим собой:

— Ну и ничтожество!

— Ква! Ква! — проквакала неподалеку лягушка; Тини отправилась на ее поиски и обнаружила ее сидящей на пригорке и греющейся на солнышке. Пока Тини рассматривала ее, из воды высунула нос рыбка с блестящими глазами и серебристой чешуей и обратилась к толстой квакуше со следующими словами:

— Во имя Неба, гадкое животное, прекратите этот гам! Страшный шум, который вы производите, мешает уснуть моим малюткам!

— Вздор! — отозвалась лягушка, небрежно поигрывая камышинкой. — Если вы будете донимать меня разговорами о своих малютках, я выгоню вас из моего пруда.

— Вашего пруда! Ну, вы, мерзкое существо, и скажете! — возмутилась гордая рыбка. — Что же вы им не завладеете, если он ваш? Да куда уж вам! Вы не можете долго в нем находиться, потому что вода там слишком чистая для вас, поганое чудовище!

— Не впадайте в гнев, храбрая рыбка, — отвечала лягушка. — Если бы вы были надлежащим образом воспитаны, вы вышли бы из воды, чтобы побеседовать со мной; но вам ведь не на чем было бы держаться, так что мне жалко вас. Вы неполноценное создание и, следовательно, недостойны внимания особы, находящейся в своих собственных владениях. Я разрешаю вам говорить, что пруд ваш, поскольку мне он служит лишь для умывания.

Рыбка нырнула в воду, не возразив на это бесцеремонное заявление.

Полет Тини продолжился, и вскоре она снова оказалась на берегу моря, где ее привело в легкое замешательство появление огромного краба, который, казалось, куда-то очень торопился, как если бы его ждало какое-то важное дело; однако внезапно одна из его конечностей наткнулась на непредвиденное препятствие, и он опрокинулся на спину; поднявшись на ноги, он увидел, что этим препятствием была устрица, выброшенная морским приливом на берег.

— О глупейшее из обитателей моря! — воскликнул раздраженный краб. — Разве вы не могли посторониться, видя, что я приближаюсь? Заявляю вам, что из-за вас ужасно повреждена одна из моих клешней!

Устрица, медленно приоткрывшись, произнесла:

— Кто вы такой, сударь, позвольте узнать?

— Разве вы не видите, что я великолепный краб!

— Ах, да, вижу, — сказала устрица. — Какая-то раковина. Это один из наших.

— Один из ваших? — с презрением проговорил краб. — Один из ваших! Вы что, притязаете на то, чтобы встать в один ряд со мной? Со мной, чудесным созданием, украшенным сменными клешнями, наделенным глазами, которые ясно видят, и с доспехами восхитительного устройства; существом совершенно исключительным и занимающим особое положение в огромном семействе панцирных животных! И в итоге оказаться в одном ряду с вами — ничтожным камешком, который море носит из стороны в сторону, поскольку сам он неспособен выбирать себе путь, и, в конце концов, по большей части времени всего лишь кусочком скалы, прилепившимся к другой скале!

— Ха-ха-ха! — расхохоталась устрица. — Бестолковое и тщеславное создание! Да я просто не могу удержаться от смеха при виде вас! Да посмотрите сами: вопреки всем вашим совершенствам, вы всегда передвигаетесь боком и неспособны ходить по прямой! Ха-ха-ха!

И устрица захлопнула свою раковину, продолжая смеяться. Краб, не добавив ни слова, погрузился в воду.

От моря Тини улетела к полям, где почти тотчас же оказалась в обществе красивого кузнечика, чьи золотистые глаза сверкали в траве.

— Как поживаете, дорогая? — прострекотал он. — Я счастлив видеть вас, поскольку этот глупый крот надоел мне до смерти.

И кузнечик указал Тини на крота, высовывавшего нос из горки нарытой им земли.

— Вы же видите, — продолжал кузнечик, — что он, вместо того чтобы носить, как я, зеленый наряд с великолепной позолотой, беден, живет под землей, ничего не знает, и по этой причине находиться в его обществе крайне скучно: это просто кочка!

— Если сверкающее платье и позолота — полезные вещи, то я бы, несомненно, сказал, что вам нет цены, — отозвался крот. — Но, поскольку вы целыми днями только болтаете, я не могу осыпать вас похвалами, которые вы жаждете слышать, и, разумеется, вынужден признаться, что из нас двоих я более достоин уважения, так как истребляю червей, поедающих зерно и разоряющих лужайку, где вы нашли пристанище; таким образом, хотя я и погребен под землей, но вполне жив, когда речь идет об интересах других, и меня надо оценивать в соответствии с заслугами, какие я оказываю.

«Вот снова порядочность поборола тщеславие!» — подумала Тини, улетая прочь от спорщиков.

— Куда это вы летите так быстро? — спросила ее маленькая голубая синичка, сновавшая по стволу дерева.

— Тороплюсь увидеть как можно больше, — ответила Тини, — ведь мне придется расстаться с моими крыльями еще до захода солнца.

— Они как раз только что отвалились, — промолвила птичка, — и я предохранила вас от падения с высоты.

В то же мгновение Тини с большим удивлением обнаружила свои крылья лежащими на земле.

— Спасибо, добрая птичка! — грустно сказала она. — Но как же мне теперь вернуться домой?

— Не падай духом, — произнесла синичка. — Добрая фея возьмет тебя под свое покровительство, так что смело ступай вперед.

И с этими словами она улетела.

В это время к готовой заплакать Тини с важным видом подошел огромный страус, с явной гордостью выставляя напоказ свои великолепные перья, и сказал ей:

— Девочка, может быть, вы сумеете решить, кто красивее: я или та противная птица, что сидит вон на том дереве?

— Противная птица?! Неужели? — воскликнул странный на вид тукан, щелкая клювом почти такой же величины, как он сам. — Хотел бы я знать, где еще можно встретить такую бестолковую птицу, как страус, у которой все тело в изобилии покрыто перьями, тогда как ноги совершенно голые; его крылья своей красотой приманивают к нему врагов, стремящихся его убить, но при этом они неспособны унести его подальше от опасности. По правде говоря, один мой восхитительный клюв представляет собой большую ценность, чем вся его особа.

— Ну что ж, — ответил страус, — пусть это решит девочка.

Тини, которой очень понравился красивый страус и которая едва удерживалась от смеха при виде диковинного тукана, набралась в конце концов храбрости и сказала:

— Вас, страус, я нахожу гораздо красивее тукана!

Возмущенный тукан улетел прочь, а страус, пришедший в восторг от решения девочки, горделиво повернулся к ней и спросил:

— Куда вы идете, малышка?

— О, очень, очень далеко! — ответила она. — Боюсь, мне никогда не вернуться домой, ведь я так долго летала на своих крыльях повсюду.

— Садитесь мне на спину, — произнес страус, опускаясь на колени, чтобы Тини могла сесть между его крыльями.

Когда она удобно устроилась, страус поднялся и помчался, словно ветер, через горы, долины, пески и леса; он бежал, пока они не оказались на берегу моря; там страус, разумеется, остановился, поскольку дальше двигаться со своей маленькой подопечной он не мог.

— А теперь, мой добрый страус, что мне следует делать? — спросила Тини.

— Подождите немного, — ответил страус. — Вот подплывает отличная раковина, которая, я уверен, поможет вам перебраться через море.

И в самом деле, покачиваясь на волнах, к берегу подплыла раковина.

— Садитесь, девочка, — сказала она. — Я доставлю вас в целости и сохранности, поскольку добрая фея приказала мне сделать это.

Тини не колебалась ни минуты. Она залезла в раковину, которая быстро понесла ее среди пенистых волн и к закату высадила на берег совсем близко от того места, где жила девочка.

Пока Тини шла к своему дому, видя перед собой свет, горевший в его окне, она думала о том, как добра фея, пожелавшая объяснить ей, сколь легко увидеть недостатки других, когда самовлюбленность заставляет тебя верить, что сам ты безупречен.

Александр ДЮМА

Оловянный солдатик и бумажная танцовщица

Жили когда-то двадцать пять солдатиков, и все они приходились друг другу родными братьями, ведь они не только родились в один и тот же день, но еще и были отлиты из одной и той же расплавленной старой оловянной ложки.
Александр ДЮМА

Человек, который не мог плакать

В красивом доме, стоявшем недалеко от городка Хомбурга, жил очень богатый человек, которого звали графом Бальдриком.