Александр ГИНЕВСКИЙ
Полкан подумал, Чирикушка подумал

Мы с бабушкой жили на даче.

Вот раз сижу я на ступеньке крылечка. Устал. Набегался. Больше бегать мне никуда не хочется, а домой идти — сил нет.

Сижу, отдыхаю. Смотрю на Полкана. А Полкан лежит себе возле своей конуры. Тоже отдыхает. Только он отдыхает от старости. Ему уже много-много лет. Может, поэтому у него уже и уши висят.

Полкан передние лапы вытянул, а между ними положил свою голову. Земля от солнышка тёплая, вот он, наверно, и греет свои старые зубы. А из носа он выдыхает воздух. Выдохнет, и даже пыль у него перед носом начинает клубочками подниматься.

Полкан смотрит своими рыжими глазами на пыль, и совсем не хочет посмотреть на меня или вокруг. Будто ему очень-очень скучно или грустно.

И вдруг, прямо с берёзы, прямо к самому носу Полкана свалился Чирикушка. Это бабушка так воробьёв называет. Потому что они умеют громко чирикать. Вот…

Вижу: расставил Чирикушка свои ноги, упёрся своим хвостом в землю, пёрышки у него на груди распушились, и смотрит он одним своим глазом на Полкана. А глаз у Чирикушки — как чёрная точечка. И блестит.

Чирикушка тоже, наверно, был старый. Весь коричневый, обтрёпанный. И в хвосте у него совсем немного перьев.

Полкан перестал выдыхать воздух и посмотрел на Чирикушку. Он, наверно, подумал: «Ну что, Чирикушка, в гости пожаловал?»

А Чирикушка, наверно, подумал: «Я вот тебя совсем не боюсь. Хоть ты вон какой — весь из меха и большущий».

А Полкан подумал: «Хорошо тебе. На забор можешь сесть, и он не сломается. Ещё на берёзу залететь можешь».

А Чирикушка подумал: «Видно, ты тоже старый. Лежишь, как глупый возле своей конуры и около своей миски. А может ты и притворяешься. Знаем мы вас собак. Вон в миске кость лежит. А попробуй подойди, сразу зарычишь: „Мойё, мойё…“ Вас наверно и учат только свои миски охранять».

А Полкан подумал: «Вижу, что и ты старый. Старость, брат, не радость. Хоть на берёзе сиди, хоть у конуры лежи. Ну, чего уставился на мою миску? Кость увидел?»

Чирикушка подумал: «Жизнь у вас у собак хорошая. Хозяин есть, кости даёт, а вы их не доедаете. Даже оставляете на них маленькие кусочки мяса. Такие вкусные кусочки, хоть и меньше комара. Мне бы съесть два таких комара! Я бы сейчас не сидел перед твоим мокрым и глупым носом, а раскачивался бы на какой-нибудь ветке и кричал бы на весь мир, что хорошо жить».

А Полкан подумал: «Эх, ты-ы, старый-старый дуралей. Да кость эту я давным-давно обглодал. Ещё в далёком щенячестве. Она теперь гладкая и чистая. Тебе и за всю твою жизнь её так не обклевать. А теперь мне костей не дают. Одни супы. Сам должен понимать: не для моих старых зубов кости. Вон, Вовка сидит уставший. Убегался. Ты попроси его, так он тебе целый кусище вынесет. Хоть хлеба, хоть ещё чего. Он у нас такой…»

Тут я встал со ступеньки и тихо-тихо попятился домой.

Отрезаю кусище хлеба на кухне и думаю: «Только бы Чирикушка меня подождал. Ну что стоит ему ещё немного подумать про Полкана? Про то, что он старый и добрый. Только про кость не надо. Ведь на ней никакого мяса нет».

Я очень осторожно вышел на крыльцо. Но Чирикушки уже не было. Ни возле Палкана, ни на заборе, ни на берёзе.

Полкан посмотрел на меня своими умными-приумными глазами, будто хотел сказать: «Эх, ты-ы…»

Мне от его взгляда даже жарко стало. Прямо совсем растерялся я, и не знал что делать.

Я пошёл домой и намазал хлеб маслом.

Хлеб я дал Полкану. Сначала он не хотел брать, а потом взял своими жёлтыми зубами. Мол, ладно, выручу. Только в другой раз соображай быстрее…