Peskarlib.ru > Русские авторы > Александр БАРКОВ > Одержимые

Александр БАРКОВ
Одержимые

Распечатать текст Александр БАРКОВ - Одержимые

Шум, визг, лай, мяуканье! Птичий рынок. По воскресеньям здесь продают разную живность: кошек, собак, птиц, живородящих рыб...

И на этот маленький пятачок за Абельмановской заставой приезжают разные люди. Профессор в пенсне. Бывший военный в шинели без погон. Колхозница с мешком конопли. Седой артист в берете. Студенты и школьники...

Взглянув на эту пеструю публику. Слава улыбается: «Ну и дяди! Большие, взрослые, а как первоклашки! Вон тот, в пенсне, руками без конца машет. Плясать, что ли собрался? А этот седой, в берете, целый час возле какой-то пеночки топчется. Разве просто так купишь!»

Лысый дядька с рыжими усами долго ловил юркую рыбешку марлевым сачком в аквариуме. А затем растолковывал Славке:

— Кардинал — благородная рыба.— Он с важностью разгладил усы и добавил: — Это тебе не карась. Держи, сынку!

Славка поблагодарил усатого дядьку и поскорее спрятал баночку с рыбами во внутренний карман куртки, чтобы не остудить воду. И тут кто-то толкнул его в бок. Славка повернулся и увидел своего одноклассника Димку Чиликина.

Димка в пушистой кроличьей шапке с оттопыренным козырьком, в теплой шубе. За пазухой у него шевелится что-то большое, круглое.

— Здорово, Дим...

— Космический Терентьеву!

— Я сегодня кардинала и моллинезию купил. Во...— Славка таинственно извлек из внутреннего кармана куртки баночку из-под горчицы. В ней застыли крохотные рыбы-мальки.

— И дорого стоят?

— Шестьдесят копеек за кардинала. Тридцать за моллинезию.

— За такую муть! — Дима презрительно ухмыльнулся.— Рыбы — животные глупые. А у меня вот что...

Он не спеша отстегнул две верхние пуговицы шубы и вытащил черного с белым ухом щенка.

— Смотри... Законный! Рубль пятьдесят отдал.

— Дворняга?

— Какая тебе дворняга! Сибирская лайка — таежный волк.

Слева в недоумении посмотрел на щенка, потом на Диму и спросил:

— А куда твой Спутник делся? Помнишь?

— Как же. Моя бабушка его собственноручно собаководам снесла. Говорит, там из него, может, настоящую собаку сделают, а дома одно безобразие. Культура у нее, сам понимаешь, девятнадцатый век.

Слава вздохнул, мечтательно взглянул на быструю, похожую на маленький уголек, моллинезию и ответил.

— А может, правда?

— Чего правда? – Дима насупился и дернул щенка за хвост. «Таежный волк» жалобно взвизгнул. – Чего правда? – Повторил Дима и погладил собаку. – Знаешь, как я с бабушкой тогда поругался?

— Ну?

— А потом подумал: может, где-нибудь на границе служить будет, шпиона поймает, а мне премию дадут. Бабушка сказала, что мою фамилию и номер школы записали...

— За что премию? Ведь не ты же шпиона поймал – удивился Слава.

— Да я из-за Спутника... — Дима сложил ладони лодочкой, словно приготовился нырять в воду, — подвиг совершил. Жизнью жертвовал.

— Жизнью?

— А ты думал? Я его в Сокольниках весной из пруда вытащил. По пояс в воду залез.

— Тебе еще тогда от мамы влетело.

— Ну и что? А теперь Спутник, может, государственную границу охраняет. Понял?

— Понять-то понял... — Слава переступил с ноги на ногу и тихо добавил: — Рыбы все равно лучше.

— Безусловно, молодой человек! — К ним подошел профессор в пенсне, положил Славе руку на плечо и, закинув голову, будто собирался читать лекцию, произнес:

— Рыбы в аквариуме – поэзия. Блок, Брюсов, Багрицкий... Да-да... уверяю вас как старый литератор.

— Позвольте, товарищ,- бывший военный в шинели, молчавший дотоле, подошел к профессору и возразил: - А чем, по-вашему, собаки плохи? Прежде я служил на границе вместе с Карацупой...

И между профессором и пограничником разгорелся жаркий спор. Один без конца поправлял пенсне и декламировал:


Он видит, как начинается рост,

Как возникает хвост,

Как первым движеньем плывет малек

На водяной цветок.


И эта крупинка любви дневной,

Этот скупой осколок

В потемки кровей, в допотопный строй

Вводит тебя, ихтиолог.


Другой же, рубя рукой воздух, отвечал твердо, отрывисто: «Туман, след, выстрел»...

Мальчики спорили тоже.

— А знаешь,— говорил Слава,— какие у меня петухи есть?

— Петухи? В аквариуме? Ха-ха...

— Да я серьезно. Рыбы так называются... голубые они и по вечерам светятся.

— Светятся не светятся — все равно глупые. А собака тебе и шпиона поймает, и стойку сделает, и кошелек найдет. О чем спорить? — И Чиликин надвинул Славе шапку на самые глаза.

— Прощай, пограничник! — надувшись, сказал Слава.— Смотри, шпиона не пропусти.

— А ты, рыбник, не задавайся, а то собаку спущу. Марс, куси-ка его за пятки!

— Ав... ав...— пронеслось по рынку.

Это пробовал свои силы «таежный волк».

Спору этому, возможно, и конца не было бы. Но тут профессор важно поправил пенсне, кашлянул и ободряюще кивнул Славе:

— Не грустите, коллега. Я тоже некоторым образом рыбник. Давайте-ка лучше с вами направимся к выходу и побеседуем.

Так возникла эта дружба. Слава пошел с профессором Дима с пограничником. Но не будем тому удивляться! Ведь на птичьем рынке люди очень похожи друг на друга и каждый по-своему беззаветно любит рыб, птиц, собак, кроликов... И любовь эта не проходит с годами.

Александр БАРКОВ

Ночной разбойник

Смеркалось. Я возвращался со станции в лагерь и шел по берегу реки. Кама чуть слышно бормотала сквозь сон. Ночной ласточкой скользнула над водой летучая мышь и скрылась в зарослях ивняка.
Александр БАРКОВ

За павлиньим глазом

У Мити Воронова в коллекции разные бабочки: красная — крапивница, желтая — лимонница, две белые — капустницы, несколько серых с крапинками ночниц, даже бархатно-черная с белой каймой по краям — траурница.