Витауте ЖИЛИНСКАЙТЕ
Неунывающий кузнечик

Очень не повезло зеленому луговому кузнечику: когда он спокойно дремал после обеда, забравшись в тенек под лист одуванчика, к нему подкрался мальчишка и ухватил за большую заднюю ногу. Еще в полусне, желая освободиться, кузнечик изо всех сил дернулся, и нога оторвалась. Тогда он попытался удрать на оставшихся ногах, однако прыгать как следует уже не мог, и его снова постигла неудача: мальчишка ухватил его за фалды зеленого фрака и потащил домой. Дома накрыл стаканом, сунул туда травки, насыпал крошек и поставил на подоконнике – как живую игрушку.

Ночью кузнечику снился стадион, снились соревнования по прыжкам в высоту. На этот раз ему везло, как никогда! Он стал чемпионом, перепрыгнул не только через паутинку, натянутую между стебельками, но и через высоченную елку, он запрыгнул бы даже на луну, но проснулся от боли – очень болело то место, откуда раньше росла нога. А тут еще эта стеклянная тюрьма… Наступало утро. Попытался было кузнечик выбраться из стакана, и так и сяк подсовывал усики под его край, упирался всеми пятью лапками, но ничего не выходило, только рана пуще разболелась. Уставший и расстроенный двойным несчастьем, упал он на подстилку из ватки и стал грустно смотреть на шелестящий во дворе куст пионов, на весело шныряющих меж цветами пчел, на спускавшуюся с дерева на длинной нити гусеницу. Какие же они все счастливые, здоровые и свободные!…

Чуть не расплакался кузнечик от тоски и огорчения, но тут на стеклянную стенку его тюрьмы уселась большая жирная муха. Почесала ножкой разбухший от всякой вкусной еды живот, увидела кузнечика и с любопытством принялась его разглядывать. Потом несколько раз обежала вокруг стакана, не сводя глаз с бедняги, и живот ее затрясся от смеха.

– Подружжжки, эй, подружжжки! – принялась она звать своих приятельниц мух. – Жжживо сюда! Ужжжасно зззанятно! Гляньте ка, что с этим важжжным зззеленым скрипачом произззошло! Жжживотики надорвете! Тут же целая туча больших и маленьких мух облепила стакан. Лезут, толкаются, над кузнечиком издеваются:

– Жжжил пожжживал, только рот разззевал – вот в стакан и попал, и пропал, и пропал!

А первая большая муха сладеньким голоском коварно жужжит:

– Как тебе, кузззнечик, зздесь жжживется?

– Лучше не бывает! – весело ответил кузнечик. – Тепло, как за печкой, и никакие опасности не грозят. И покормлен, и присмотрен. Ни дождь не льет, ни ветер не продует, и все вижу, как на ладони. Я тут как король в своем замке!

– О чем это он разззглагольствует? Жжжалуется, да? – не расслышали мухи.

А толстопузая снова коварно спрашивает:

– И что ножжжку жжжикнули, тожжже скажжжешь, хорошо?

– Ногу, – бодро заявил кузнечик, – я случайно вывихнул и отдал в починку. Пока ее ремонтируют, меня и положили в эту светлую и чистую палату, чтобы разные мухи грязнухи не занесли в рану микробов.

– Разважжжничался, ужжас, какой чистюля!… – обиделись мухи, но все таки поверили кузнечику и еще сильнее разжужжались от зависти. – Господи божжже, накажжжи его, ему все, а нам ничего? Кузззнечику – и палата зззагляденье, и ножжжку починят в одно мгновение… Не жжжелает разговаривать с нами, мухами! Обзззывает нас всех грязззнухами! Безззобразие!

Они уже хотели было заплевать стакан, но не успели – вся толпа вдруг поднялась и жужжа умчалась прочь: показался паук крестовик. Услышав мушиный гомон и жужжание, он опустился с потолка на длинной паутинке до самого стакана.

Долго молча разглядывал паук кузнечика и о чем то думал, но так ничего и не придумал. А кузнечик как ни в чем не бывало вытащил свою скрипочку и заиграл польку.

– Шшто это вы тут расшшумелись? – спросил наконец паук. – По какому такому сслучаю вашша музыка?

– А у меня праздник! – любезно объяснил кузнечик. – За большие заслуги в области музыкального искусства мне присвоили почетное звание заслуженного музыканта и подарили этот прозрачный концертный зал с прекрасной сценой. Как же не отпраздновать!

– Вот оно шшто… Вот оно шшто… – повторял растерянный паук. – А поччему не уччассштвует в пражжднике вашша правая ножжка?

– Видите ли, – улыбнулся кузнечик, – когда я получал такую высокую награду, меня пришли поздравлять толпы любителей музыки и так горячо, так сердечно пожимали мне правую ножку, что она даже заболела. Теперь она лечится в больнице и скоро снова будет прекрасно мне служить.

– Вот шшто… Вот шшто… – приподнимался и вновь приседал на своих ногах ходулях крестовик. – Вот оно шшто! Я, пошшалуй, тоше дал бы вшем пошшимать ношшку, да что там – две ноги, три ноги, ешли бы мне пришвоили пошшетное швание шашлушенного ткачча!… Но никто не пришваивает, никто не обращщает внимания на мой тяшшкий труд, никто его не ценит!…

И огорченный паук снова забрался по паутинке под потолок и ворча принялся плести свою сеть.

Кузнечик остался один, но опять ненадолго – на подоконник села бабочка капустница. Увидев изувеченного и накрытого стаканом кузнечика, она даже ахнула от ужаса.

– Ах! Ох!… – И, чтобы не видеть страшной картины, прикрыла глаза носовым платочком. – Это ужасно, это чудовищно!… Какое непоправимое горе, ах, ох!…

– А что случилось? – притворился удивленным кузнечик. – Чего это ты так стонешь, уж не заболела ли? Гляди ка, пожелтела, и на крыльях черные пятнышки. Что с тобой?

– Что? Я пожелтела?… Неужели?… Ах… Да да, в самом деле пожелтела! Видимо, у меня начинается желтуха, ах, ох!…

– И выглядишь скверно. Ну просто совсем измученная, – снова пошутил кузнечик.

Но капустница не понимала шуток и ужасно расстроилась: еще бы, ее драгоценное здоровье под угрозой!

– Совсем измученная?… Неужели?… – перепугалась она. – Да, да, я и сама чувствую, что совершенно измоталась. Капуста с дустом совсем меня доконала! Разве это пища? Бедная я, несчастная, наверное, у меня цирроз и малокровие. Полечу ка скорее к себе, лягу и приму лекарство, ах, ох!… И почему мне так не везет, почему все беды на мою несчастную голову! – Она снова прижала к глазам носовой платочек. – Прости, некогда мне разводить тут с тобой тары бары, надо немедленно искать доктора.

Ахая и охая, бабочка улетела, а кузнечик печально покачал головой: ну и ну, как не умеют эти пауки и бабочки радоваться тому, что у них есть, ценить свободу и здоровье. Он взглянул за окно. Низко, над самой землей пролетела ласточка; фыркая и тряся красными бородами, ссорились между собой индюки, а по белой оконной раме бежала сороконожка – так и мелькали ее быстрые ножки. Увидев охромевшего кузнечика, сороконожка замерла как вкопанная и, не веря своим глазам, покачала головкой.

Кузнечик, продолжая печально улыбаться, смотрел на ее ножки – здоровые, быстрые, бессчетные – и вдруг почувствовал, что больше не может притворяться веселым и бодрым, что слезы вот вот польются у него из глаз. О, как несправедлива ты, мать природа, горько думал кузнечик, одним даешь сорок ножек, а другим так мало, что, потеряв одну, становишься инвалидом…

Сороконожка все еще стояла и смотрела на кузнечика мудрыми проницательными глазками. Она поняла, что творится в его сердце.

– Ну и что с того, что у меня сорок ножек? – сказала она кузнечику. – Ведь даже курица меня легко обгоняет!… Да, конечно, мать природа дала каждому из нас разное количество ног, но сердце… сердце вложила только одно. А у тебя, кузнечик, такое отважное и мужественное сердце, что его не заменят и тысячи здоровых ног!

– Спасибо на добром слове, сестрица, – взволнованно поблагодарил зеленый скрипач. – Ты вернула мне силы и надежду.

Он утер набежавшие слезы, вытащил свою скрипочку и тут же, в стакане, сочинил новую веселую песенку: