Шукурбек БЕЙШЕНАЛИЕВ. Кычан Джакыпов. Распечатать текст

Небо голубое и прозрачное, как июльская вода озера Сон-Куля. Ни одного облачка. Уже рассвело.

Аил (*Аил – село в Киргизии.) зашевелился, просыпаясь ото сна.

Проснулся и Кычан. Умывшись и по примеру старшего брата окатившись водой до пояса, он сел за уроки. Это у него уже стало привычкой. Он давно заметил, что утром всё запоминается быстро и твёрдо. На улице кто-то кричал:

Кычан узнал голос мираба (*Мираб – человек, распределяющий воду по оросительным каналам.) Актана.

Народ бежал к конторе колхоза. А председатель колхоза Изакул в это время стоял на крыше дома и всматривался вдаль. Вдруг он быстро соскочил с крыши:

Кычан вршёл вслед за Изакулом в контору. Оттуда он вышел, неся на длинном древке красный флаг. Актан помог ему взобраться позади себя на коня и галопом пустился вслед за народом, бежавшим теперь к реке.

Кычан, стоя на спине коня, прислонившись грудью к широким плечам Актана, держал древко флага. Флаг на ветру развевался, привлекая к себе внимание жителей аила.

У реки перед толпой народа они остановились.

– Друзья мои, – заговорил председатель. – Советская власть прислала нам такую железную лошадь, что не просит травы, не худеет и может работать день и ночь за целый табун лошадей. Имя этого коня…

– Ну, я так и говорил! Тыр-бытыр! Смотрите, вон он идёт.

Старики начали, шевеля губами, произносить молитву. Кое-кто испугался необычного коня и спрятался в кустах на берегу.

Из-за холма, весело рокоча, выскочил трактор. Он шёл быстро и решительно, как властный и сильный хозяин.

Удивлённые, радостно сверкающие, перепуганные и просто любопытные глаза людей обратились к необычному коню.

Кычан, видя, как председатель смело подошёл к трактору, соскочил с коня и, догнав председателя, хотел вернуть ему знамя. Но он кивнул в сторону трактора: мол, отдай ему. Кычан мгновение постоял в нерешительности, потом поднёс знамя к окутанному дымом трактору. Тракторист, подхватив знамя, махнул рукой: садись!

Кычан, задыхаясь от радости, влез на трактор и высоко поднял знамя.

– Что же будет из этого шайтанёнка? – злобно шепнул мулла (*Мулла – служитель мечети (церкви) у мусульман.) Майрык.

– Шайтан! – шипя отвечал ему Джумалы. – Красный шайтан, большевик…

Керез возвратился из города в середине весны. Узнав об этом, Кычан и Атай сразу же помчались к нему. Мальчики учились в одной школе и очень дружили. Через полчаса они уже втроём, обнявшись, шли на речку.

Кычан и Атай давно сговорились, что будут делать, когда появится их друг, и теперь они действовали по заранее намеченному плану.

У небольшого арыка (*Арык – оросительный канал.) они свернули к гробнице неизвестного героя. Вокруг глинобитного памятника густо росла трава. Заметив несколько кустов чертополоха, ребята вырвали его с корнями и устроились в мягкой густой траве.

Усевшись, отчего-то вдруг заскучали. Пока шли, болтали о том, о сём, а теперь молчат, как после большой ссоры.

Наконец Кычан встал. Прошёлся вдоль арыка и, собравшись с духом, решительно заговорил:

– Вот, Керез! Здесь говорят, что мы подожгли сено.

– То самое, которое загорелось, когда мы катались на коньках прошлой зимой.

– Да что ты! Мы же, наоборот, помогали тушить. Вы побежали к сторожу, а я в аил. Из-за этого и заболел я, так что… – Керез замялся и опустил глаза.

– Вот, вот, Керез, об этом мы и хотели говорить с тобой! – ухватился за последние слова Кычан. – Скажи, ты нам друг?

Керез удивлённо пожал плечами, повернулся к Атаю.

Атай опустил глаза, но всё же набрался духу, пробурчал:

– Ты уж скажи правду. Если друг, тогда одно, а не хочешь дружить – тогда другое.

– Да что вы, ребята! – вскрикнул Керез. – Конечно, друг, как и раньше.

– Ну, если так, тогда… Где ты был после пожара и что делал? – подступил к нему Кычан. – Это нужно знать, чтобы доказать, что мы не поджигали сена и… чтобы помочь найти настоящего виновника.

– Говори! Люди, проболевшие два месяца, не бывают такими жирными и загорелыми.

Атай оттянул щёку Кереза и пощупал мускулы на руке.

– Что вы меня ощупываете, как бычка на базаре… – сказал Керез и заплакал.

Кычан и Атай, не обращая внимания на его слёзы, начали допрос.

– Обвиняемый Керез, говори, что случилось с тобой после того, как мы послали тебя поднять людей на пожар?

– Я ж говорил, что заболел. Чего пристаёте? – сквозь слёзы ответил Керез. – Я бежал, споткнулся, упал и…

Керез не знал, как ответить на вопросы «судей». Чем больше Кычан и Атай спрашивали, тем глупее были ответы.

Наконец, устыжённый друзьями, Керез рассказал всё как было.

Он не мог сообщить о пожаре не потому, что не хотел. Он мчался изо всех сил. Но за старым домом он наткнулся на зятя Капсалана, видно, специально там кого-то поджидавшего. Капсалан запретил бежать в аил. А когда Керез не подчинился ему, Капсалан оглушил его палкой и унёс домой. Керез долго лежал в постели. И Капсалан всем говорил: «Видимо, мальчик сильно испугался пожара, у него отнялся язык. Боюсь, как бы не лишился ума».

А потом Капсалан отправил его с сестрой в город, якобы для лечения. На самом деле Керез поехал не в больницу, а к одному спекулянту, другу Капсалана. А Джумалы под предлогом, что он едет навещать больного Кереза, часто отлучался из колхоза и привозил целыми мешками колхозную пшеницу. Спекулянт отвозил её на мельницу. Потом пёк лепёшки и посылал Кереза продавать их. Чтобы задобрить Кереза, Капсалан купил ему полосатую бархатную рубашку и брюки.

Выслушав Кереза, Кычан и Атай вечером обо всём рассказали учителю. Тенти-агай выслушал всё внимательно и посоветовал ребятам никому ни о чём не говорить.

На душе у Капсалана неспокойно. Появилось много забот. Он ходит по домам, присматривается, прислушивается. Заметив, что председатель колхоза стал относиться к нему не так, как раньше, он вместе с Джумалы начал перевозить в город вещи, продукты.

Однажды Каным, сестра Кереза, рассказала, что Капсалан и Майрык о чём-то по ночам совещаются и ругаются.

– Ты моя опора, Керез, – говорила она брату. – Я боюсь этого шакала. По ночам мне кажется, что он убьёт нас и вместе с этим бандитом Джумалы убежит. Много вещей Капсалан перевёз в город. И откуда-то натащил полную кладовку ружей и сабель.

– Ружей и сабель? – переспросил Керез. И, чтобы сестра не заметила, как взволновало его это сообщение, поспешил успокоить её.

– А ты не бойся. Теперь каждый его шаг знают.

– Ой, ой, не связывайся ты с ним. Он не один. Их целая банда.

Вечером, возвратясь из кладовой, Капсалан вдруг набросился на Кереза:

– Волчонок никогда не станет верным псом, говорят старики, и правда. Надо же! Отказался признать себя виновным в поджоге сена. А теперь вот… – он остановился посреди комнаты, указал на дверь. – Убирайся, и больше чтоб не переступал порог моего дома!

Плача, Каным вынесла одежонку брата… Керез сказал ей, что пойдёт к Кычану…

…Кычан готовил уроки, сидя у открытого окна. Вдруг тихонько нерешительно скрипнула дверь.

– Керез? – обрадовался Кычан. – Насовсем пришёл?

– Что ты! Проходи, раздевайся! – Кычан побежал на кухню и возвратился с лепёшкой и деревянной пиалой с пенящимся максымом (*Максым – напиток наподобие кваса).

– Ешь, пей! Ты моих родителей знаешь. Они будут рады тебе, не то что твой шакал.

– Больше я не буду плаксой. И врать не буду. Веришь?

– Ты сегодня не плакал, это я вижу, – заметил Кычан, всматриваясь в лицо друга.

– Слушай, Кычан, – подсев к другу, Керез перешёл на шёпот, – Капсалан перевозит еду и вещи в город.

Ночь была тёмная. Керез, возвращавшийся с Кычаном от Атая, решил воспользоваться этой темнотой, чтобы через окно взглянуть на сестру.

– Давай подкрадёмся к дому, я только посмотрю, жива ли она, здорова ли, и сразу уйдём…

Они осторожно подошли к освещённому лампой окну. Прислушались.

«Что это? Лампа горит вовсю, а в доме – ни звука…»

Керез заглянул в окно. В комнате пусто. На полу разбросаны старые ненужные тряпки…

– Кычан! Кы-ча-ан! – вскрикнул Керез. – Они уехали. Убежали. Капсалан увёз мою сестру.

– Они не могли ещё далеко уехать, раз лампа горит, – прошептал Кычан. – Мы их догоним. Они, наверно, заехали за Майрыком.

Капсалан, подталкивая впереди себя Каным, полошёл к осёдланным и навьюченным коням. Мулла Майрык, запахивая длинный халат, оглядываясь, засеменил следом. Хитрый Джумалы стоял в сенях. Он решил сесть на своего коня только тогда, когда Капсалан и Майрык благополучно выедут со двора.

Каным, плача, вошла в дом и вдруг за спиной услышала, как кто-то тихо, но властно сказал Капсалану:

Она обернулась и увидела, как здоровенный Капсылан был схвачен. Каным хотела было крикнуть, как узнала по голосу начандика (*Начандик – местное название начальника милиции.) и председателя колхоза Изакула.

– Каным! Сестрёнка! – услышала она из темноты тоненький голос Кереза.

– Товарищ Беримкулов, обыщите дом, – послышался приказ начандика. – Джумалы где-то спрятался. Выйти во двор он не мог. Двор окружён. Неужели он раньше улизнул?

Через полчаса, когда двор и дом были обысканы – Джумалы так и не был найден, – милиция и помогавшие ей колхозники уехали с арестованными Капсаланом и Майрыком.

Вся земля, даже каменные пригорки, покрылась густой травой, цветами.

Пришли летние каникулы. Многие школьники разъехались: кто к родным, кто на пастбище…

Трое неразлучных друзей остались дома. Вот уже несколько дней они слоняются по аилу, как отставшие от стада ягнята.

Однажды они услышали, что в правлении колхоза идёт собрание. Ребята пошли туда. Колхозники сидели на траве. Белые из кошмы колпаки и красные косынки, как огромные тюльпаны, красовались на зелёном ковре.

Облокотившись на край маленького стола, покрытого тёмно-красной материей, Изакул говорил громко и раздельно:

– У каждого колхозника есть корова, и каждый пасёт её сам. А что, если их пасти не порознь, а вместе, как у русских? В каждой семье освободится один человек. Я думаю, надо выбрать пастуха. Как вы смотрите на это?

– Правильно, правильно! – раздались голоса.

– Будем начислять трудодни. Но на это нужно добровольцев. Среди вас есть желающие?.. Так кто будет пастухом коров аила?..

Стоявший сбоку Кычан уже давно поднял руку. Но никому и в голову не приходило, зачем он её поднял.

Старый кузнец Джакып от волнения даже не смел взглянуть на сына, так неожиданно взявшего на себя нелёгкое дело и не побоявшегося выступить на собрании.

Утром к дому Джакыпова подъехал председатель на сером коне. На поводу он вёл чёрного, как мокрый ворон, жеребчика с подстриженной гривой и ровно обрезанным хвостом.

– Вот тебе лучший и самый молодой в колхозе конь. Береги его.

Кычан радостно сверкнул глазами и тут же вскочил на коня.

Он погнал стадо по направлению к тому пастбищу, которое уже было знакомо животным.

За аилом Кычан почувствовал себя повзрослевшим и важным. Правда, досадно было, что Керез и Атай проспали и не вышли ему помочь.

В полдень Кычан, наверное, в сотый раз пересчитал стадо. Тридцать две головы, как и было.

Всё лето работал Кычан. Председатель вызывал его к себе, благодарил.

Последний день работы. Кычан, за два месяца привыкший рано вставать, сегодня встал ещё раньше. Выгнал коров на остров между двумя рукавами арыка.

Коровы паслись спокойно, и Кычан на всю окрестность пел:

Я – молодой парень,

Подо мной карагер-иноходец.

Караулю я дойных коров,

На душе у меня светло,

Как в безоблачном небе.

В верхнем конце острова виднелись заросли чертополоха и арчи (*Арча – хвойный кустарник.). Среди этих кустов зеленела густая трава, похожая на ковыль.

Вдруг Кычан услышал шорох и треск арчи. Оглянулся. Нигде ничего подозрительного. Решил, что это коровы шелестят хвостами в арче. Но вот шум раздался совсем рядом, и карагер (*Карагер – молодой, горячий конь.) навострил уши. Кычан натянул поводья. Прикрикнул на коня. Но, обернувшись, почти рядом увидел Джумалы в чёрном малахае. За поясом у бандита чернел большой и, видать, тяжёлый пистолет. А из-за голенища сапог торчала рукоятка кинжала. Мальчик от неожиданности растерялся и не успел повернуть коня в сторону, чтобы ускакать. Джумалы, воспользовавшись этим, ухватился за поводок.

– Пустите жеребёнка, – потребовал Кычан, – чего вам надо!

– Отпустите, я ничего не должен вашему отцу!

– Нет, милый, должок у тебя большой, – вкрадчиво проговорил бандит и вдруг заорал: – Разве ты забыл, выродок ведьмы? Думаешь, я не видел, кто привёл милицию во двор муллы Майрыко?. В гости к аллаху отпущу тебя, красный шайтанёнок!

Кычан несколько раз ударил бандита плёткой, но Джумалы стащил его с коня, прижал коленом к земле и выхватил из-за голенища кривой кинжал.

– Я тебя живьём изрежу. Я тебе, змеёныш, отплачу и за Капсалана, и за Майрыка, и за оружие, которое из-за тебя попало в руки милиции.

Царапая чёрные заскорузлые руки бандита, Кычан пытался закричать. Но крепкие, толстые пальцы сжимали его горло.

И тут Кычан заметил, что правая его рука прикоснулась к холодной рукоятке револьвера. Вытащить из-за пояса бандита пистолет было невозможно. Кычан ощупью нашёл курок.

– А-а! – закричал Джумалы во весь голос и ухватился за простреленную ногу. Грохот неожиданного выстрела испугал бандита, и он выпустил свою жертву.

Воспользовавшись этим моментом, Кычан вскочил и бросился к коню.

Джумалы выхватил пистолет, несколько раз щёлкнул, но выстрелов не было. Заряды вышли.

Кычан занёс ногу в стремя, но Джумалы приподнялся и изо всей силы бросил в спину мальчика тяжёлый сверкающий нож…

Первым услышал выстрелы Актан, неподалёку чистивший арык. Почуяв что-то недоброе, он стал звать людей, работавших в поле.

Вскоре из аила выскочило несколько всадников. Они помчались за Джумалы. Председатель, прискакавший на островок, увидел на пастбище одних коров. Пастуха нигде не было видно. Председатель нашел его в зарослях арчи.

– Кычан! Кычан! – не своим голосом закричал Изакул.

Давным-давно развалилась землянка, которая называлась школой в те дни, когда учился Кычан. На её месте стоит большое, красивое здание. Это средняя школа имени Кычана Джакыпова.

В светлой комнате, где занимается четвёртый класс, в первом ряду у окна стоит парта. За ней сидел когда-то юный пионер Кычан. Теперь это самое почётное место, и сидеть на нём может только тот, кто учится, как Кычан, кто смел, как Кычан, кто находчив, как Кычан, кто трудолюбив, как Кычан.

Никогда не бывал мальчик из аила «Социалист» ни в Джумгальской долине, ни на границе, ни на джайлоо (*Джайлоо – высокогорное пастбище.) близ Сон-Куля. Но имя Кычана известно повсюду. Чьи же лёгкие крылья разнесли его имя по всем уголкам республики?

Добрая слава, что летит быстрее птицы, разнесла по городам и долинам Киргизстана это короткое, но памятное имя – Кычан.

Киргизский композитор Молдобасанов написал о пионере-герое оперу «КЫЧАН».