Детская электронная библиотека

«Пескарь»

Ян ГРАБОВСКИЙ

Солдатский кот

(Версия для распечатки текста)

1

Никто не знал, откуда взялся этот таинственный котофей.

Он неожиданно появился на нашем дворе. Вошёл, по-видимому, через садовую калитку. И с первых же шагов доказал, что он — кот превосходно воспитанный, образец светских манер и природного такта.

Судите, пожалуйста, сами. Имка, наша кошка, в это время дремала на крыше сарая. Когда Мурлыка вошёл во двор, она приоткрыла один глаз и посмотрела не слишком любезно на незваного гостя. Наша кошка, как вы уже знаете, отличалась тяжёлым характером и не любила заводить знакомств с кем попало. Она ожидала, как себя проявит этот незнакомец, не двигаясь с места и даже не открыв второго глаза.

Мурлыка, заметив Имку, изогнулся в учтивую дугу, несколько раз изысканно повёл хвостом и промяукал несколько вежливых слов хозяйке дома. Был это, очевидно, какой-то исключительно удачный кошачий комплимент, потому что Имка поднялась, потянулась, мяукнула нежным голосом: «Мрррау! Мрррау!», переложила пушистый хвост с левой стороны на правую и начала старательно мыть себе левую заднюю лапу.

Тем самым она как нельзя более ясно дала Мурлыке понять, что считает его вполне своим в доме и нисколько не тяготится его присутствием.

Подошёл к Мурлыке Тупи — наш барбос. Другой кот, не так тонко воспитанный, немедленно выгнулся бы в подкову, взъерошил хвост, — показал бы собаке, что готов защищаться.

Мурлыка не шелохнулся.

«Я порядочный кот! — спокойно сообщил он Тупи. — Мне скрывать нечего. Пожалуйста!»

И позволил псу обнюхать себя от кончика носа до кончика хвоста.

Теперь всё зависело от того, как поведёт себя Чапа, фокс. Он спал на солнышке. Но при виде кота приоткрыл один глаз.

Если бы Чапа кинулся теперь на Мурлыку — прощай, кот! Ведь и Тупи, волей-неволей, должен был бы на него броситься. Просто из собачьей солидарности, правда?

Но Чапа был очень сытый, сонный, и двигаться ему не хотелось.

«Что это за кот?» — спросил он только сквозь сон у Тупи.

«Кот как кот, вроде ничего… Наверно, какой-нибудь Имкин гость!» — доложил ему Тупи.

Чапа на всякий случай приподнял губу и показал клыки.

Мурлыка решил, что вежливость требует сделать вид, что он испугался. И он изобразил готовность в любую секунду вскочить на забор.

«Умеет себя вести!» — успокоился Чапа и перевернулся на другой бок.

Так Мурлыка уладил все дела во дворе. Оставался ему ещё дом, ну и мы, люди.

Кот, учтиво подняв обрубок хвоста, спокойно, с достоинством вошёл в кухню. Там никого не было. Он проследовал дальше. Вошёл в комнату.

На пороге задержался и вежливо мяукнул:

«Добрый день! Моё почтение!» — и, не ожидая приглашения, решительно направился к креслу.

Но не воображайте, что Мурлыка нахально разлёгся на сиденье и заснул. Ничего подобного! Кот уселся чинно, как полагается в гостях, подвернул остаток хвоста, поглядел на меня, на Крисю и начал:

«Разрешите мне, уважаемые хозяева, на минутку занять вас рассказом обо мне самом. Родился я…»

И пошёл, пошёл, пошёл! Я совершенно уверен, что он рассказал нам о событиях всей своей, несомненно весьма пёстрой жизни.

Всегда я жалел, что не знаю кошачьего языка. Как было бы чудесно, если бы я мог повторить вам слово в слово всё то, что мы слышали от Мурлыки. Увы! Не могу этого сделать. Хотя очень хочется. И не мог я, увы, достаточно ясно выразить Мурлыке, как глубоко я ему сочувствую. Правда, я кивал головой на всякий случай, но не уверен, что всегда в нужных местах.

Мурлыка, очевидно, заметил, что с этим киванием что-то не так. Время от времени он прерывал свой рассказ и смотрел нам в глаза, словно спрашивая:

«Что вы на это скажете? Необыкновенно, правда?»

Тогда мы с Крисей изображали величайший интерес и удивление.

Это успокаивало кота. И он продолжал своё повествование, совершенно нами довольный.

Но даже понимая рассказ Мурлыки через пятое на десятое, мы видели, что жизнь этого кота не была ни слишком счастливой, ни спокойной. Там и сям у Мурлыки шерсть была выдрана до самой кожи, уши изодраны… А хвост! Лучше не будем говорить о хвосте. Был это жалкий обрубок, немногим длиннее спички. Грустное воспоминание о некогда прекрасном кошачьем хвосте, не более!

Мурлыка, очевидно, решил, что мы — аудитория довольно приятная. Сочувственная, отзывчивая, не то что другие люди. Ибо он стал навещать нас ежедневно. А то и по нескольку раз в день. И что самое удивительное — решительно ничего не желал у нас взять в рот! Пил, правда, молоко, но без всякого аппетита. Просто из вежливости. Чтобы нас не обидеть.

«Да не беспокойтесь вы из-за меня! — просил он. — Я прихожу к вам только ради вас самих. А не из-за каких-нибудь лакомств, понимаете? Мне хочется с вами потолковать. Так приятно иногда поболтать с милыми людьми».

И болтал, рассказывал. Коты вообще все любят поговорить. А наш Мурлыка был самым завзятым говоруном, какого я когда-либо видел!

Однако не подумайте, что Мурлыка был надоедлив. Нет, это было воплощение такта и наилучших манер. Он сразу понял: когда я пишу, я не склонен к разговорам. И молчал как убитый.

Укладывался где-нибудь поблизости от моего письменного стола и притворялся, что дремлет. Достаточно было, однако, взглянуть на него — и он немедленно поднимался, зевал, потягивался, садился, подвёртывал хвостик и начинал:

«Я как раз хотел рассказать тебе…»

И рассказывал до тех пор, пока не убеждался, что я занят чем-то другим, так как ни словом не отзываюсь на его повесть. Тогда он чаще всего шёл к Крисе. Она выделывала с ним всякие чудеса. Одевала его в кукольные платья, возила в тележке по комнатам, носила его на руках, пеленала, как ребёнка. Мурлыка позволял делать с собой всё, что только могло доставить ей удовольствие.

Как-то кот вскочил в корзину для бумаг. Корзина опрокинулась, накрыла его, и Мурлыка заметался по комнате. Нас это очень позабавило. Мурлыка это запомнил. Когда хотел нас развлечь, опрокидывал на себя корзину. И уморительно прыгал с ней по всем комнатам.

«Смейтесь! Смейтесь же! — призывал он нас. — Ведь я напялил на себя эту корзину только для того, чтобы вас развлечь!»

Напрыгавшись, выскакивал из корзины, садился на излюбленное своё кресло и начинал мыться, причёсываться. Тогда кто-нибудь из нас спрашивал с деланным равнодушием:

— Так как же это было, Мурлышка?

Кот поспешно заканчивал свой туалет, чинно усаживался, подвернув хвост, и начинал:

«Если это вас действительно интересует, то я вам расскажу. Слушайте, пожалуйста!»

И рассказывал.

Вот какой удивительный котишка был этот наш таинственный Мурлыка!

Прошла осень, зима, весна… Летом приехала к нам погостить некая дама. Она не была ни молода, ни красива. Но у неё было золотое сердце. Она любила весь мир, а о любви к животным писала учёные книжки. Красноречиво убеждала она своих читателей, что всех животных, мало того, всё живое надо любить, как родных братьев.

Хорошо! Очень хорошо! Правда?

Но этой родной сестре всего живого Тупи, наш Тупи, добродушнейший пёс на свете, всегда показывал зубы! А Чапа, фокс, как-то укусил её за ногу! Почему? Потому что великая любительница животных боялась собак, как чумы.

Очевидно, она действительно хотела любить животных. И потому писала красивые и умные слова о необходимости любви ко всему живому. Сама же, увы, не умела обращаться с животными просто, сердечно, действительно по-человечески. И потому собаки её кусали, бедняжку.

И потому вышла у неё с Мурлыкой такая неприятность, что мы на долгое время лишились нашего приятеля.

Эта дама целыми днями играла на рояле. Нам это не мешало. Пусть себе играет! Зато Мурлыка был диаметрально противоположного мнения. Ведь этот постоянный шум мешал ему разговаривать!

Вначале он ходил за нами по пятам, стараясь убедить нас, что эта музыка никуда не годится. Конечно, он не дождался от нас помощи.

Тогда он попытался своими силами растолковать нашей гостье, что никому не нравится, когда барабанят по клавишам.

Он садился на рояль и орал во всю мочь!

Любительница животных, в свою очередь, не одобряла кошачьего пения.

Что-то там между ними вышло. В общем, Мурлыка якобы больно оцарапал ей руку.

Большое дело! Казалось бы, у кота на то и когти, чтобы царапаться. Помазала йодом, и конец! Но разве ей можно было это втолковать? Неизвестный кот! Бродячий кот! Бешеный кот! И всё это о нашем Мурлыке!

Дама твёрдо решила, что Мурлыку необходимо отправить к ветеринару. На исследование!

Пришлось ей это пообещать. А что мне было делать? Но легче было обещать, чем исполнить. Потому что Мурлыка пропал. Исчез, сгинул! И никто из нас не знал, где его искать.

Прошёл месяц. Рояль замолчал. Как-то днем сидим мы себе с Крисей на террасе. Вдруг слышим:

«Мрррау! Это я!»

Оглядываемся — Мурлыка! Шагает к нам не спеша, торжественно задрав обрубок хвоста. Сел около Криси, выпрямился и завёл:

«Наконец прекратился этот несносный шум и можно спокойно побеседовать! А с того времени как мы виделись в последний раз, было столько событий, что прямо не знаю, с чего начать. Так вот…»

И начал нам рассказывать историю своих одиноких странствий. Где он был, мы узнали потом. Но, к сожалению, не со слов нашего Мурлыки.

Как я вам уже говорил, я недостаточно владею кошачьим языком. Никогда не перестану об этом жалеть! Это ужасно затрудняет мне общение с самыми симпатичными котами и кошками.

2

Не помню зачем, понадобилось мне побывать в казармах. Отправился туда. Вхожу во двор. И слышу:

«Мрррау! Мрррау! Как поживаешь?»

Готов голову дать на отсечение, что это голос нашего Мурлыки! Оглядываюсь кругом. Вижу — слоняются по двору несколько собак, больших и маленьких, лохматых и гладких, но котом и не пахнет.

И тут снова — умильное и задушевное: «Мрррау! Мрррау!»

На этот раз голос явно идёт откуда-то с неба. Смотрю на деревья — никакого кота нет. Гляжу на крышу. Ну что я говорил? Вот он, наш Мурлыка! Сидит на карнизе! Смотрит на меня, мило улыбается и кричит:

«Тут я, тут! Как хорошо, что ты нас навестил!»

— Иди, старина, поболтаем! — приглашаю его.

Но Мурлыка и не думает слезать с крыши. Идёт по карнизу, оглядывается на меня и приговаривает:

«Слишком много у нас на дворе собак болтается. Понимаешь? Ведь среди них попадаются сущие барбосы! От них всего можно ожидать. Нашему брату на крыше куда безопаснее. Но ты иди, пожалуйста, прямо! Я сейчас спущусь к тебе».

И действительно: через минутку Мурлыка соскочил на землю. Потёрся об меня раз, другой. Поставил свой обрубок хвоста свечкой. Изящно изогнулся вправо, влево и зашагал впереди меня, поминутно поднимаясь вдобавок на задние лапы. Я понял, что мне был оказан самый торжественный приём.

Он вошёл в отворенную дверь кухни. Крикнул что-то по-кошачьи и вскочил на стол. За столом сидел Клёпка.

У Клёпки на кончике носа были очки, и он водил пальцем по странице большой книжки, лежавшей перед ним. Нетрудно было догадаться, что он занимается какой-то бухгалтерией и мешать ему не следует.

Он строго крикнул коту:

«Разговоры отставить!»

Но Мурлыка не послушался команды. Он еще раз мяукнул каким-то особенным голосом, какого мы от него никогда не слышали. Тут Клёпка оглянулся и заметил меня.

— Если бы Байбук не доложил о вашем приходе, я бы вас не заметил! Мне сейчас всё едино — хоть из пушек над головой пали! — сказал он, протягивая руку.

Я очень давно не видел Клёпки. И, понятно, у нас нашлось о чём поговорить.

Мы беседуем, а Мурлыка разгуливает по столу и удовлетворённо машет хвостом.

«Беседуйте, беседуйте! — уговаривает он. — Люблю приятное общество!»

Вдруг Клёпка из-под очков посмотрел на кота довольно грозно. Видимо, ему что-то не понравилось.

— Байбук! Смирно! — скомандовал он.

И что вы скажете? Мурлыка неожиданно окаменел. Сел, вылупил глаза на своего хозяина и не шевельнётся.

— Отдать честь! — крикнул Клёпка.

Мурлыка мигом поднялся на задние лапы — столбиком, как собака, которая служит, а правой передней лапкой притронулся к голове.

— Вольно! — прозвучал приказ.

Кот опустился на все четыре ноги. Но глаз с Клёпки не спускал.

— Кругом марш! — приказал старый повар.

Мой Мурлыка повернулся на месте, сделал несколько шагов, остановился на самом краю стола и поглядел на меня. Ей-богу, по-моему, он мне плутовски подмигнул.

«Ну, что скажешь? Много ты видал таких котов?» — явно спрашивал он.

Я был в таком восторге, что ничего не мог ответить. С уважением глядел я на нашего милого, славного Мурлыку.

Значит, он не был обычным, простым котом-болтуном, каких на свете хоть пруд пруди. Это был кот-солдат! Да, такого учёного кота я в жизни не видал!

Сказал я об этом Клёпке. Он, довольный, засмеялся. Снял очки. Положил их на стол. Продолжает разговаривать со мной о разных разностях. И вдруг как закричит:

— Байбук, а где мои очки?!

А Мурлыка уже тут как тут.

«Вот они! Вот!» — кричит.

— Подай! — говорит Клёпка.

И представьте себе, кот взял зубами очки за дужку, которая соединяет стекла, осторожно слез на колени к Клёпке и положил очки!

Старик взял очки и погладил кота по голове.

— Умный котишка, — говорит. — Только дома ему не сидится. Любит в гости ходить. Да, по правде говоря, я и не удивляюсь. Когда я занят, скучно ему!

Рассказал я Клёпке о нашем знакомстве с Мурлыкой. И о том, как он у нас пропал на целый месяц. Клёпка засмеялся.

— То-то я не мог понять, — говорит, — что это наш Байбук вздумал с полком на маневры уйти! Никогда он этого не делал.

— Видно, ему духовой оркестр больше нравится, чем фортепиано! — заметил я.

А тут Мурлыка вдруг отозвался с другого края стола: «Мрррау! Мрррау!»

— Ого! Опять болтовня? — осадил кота Клёпка. — Отставить разговоры в строю!

И Мурлыка немедленно умолк, словно воды в рот набрал. И уже ни звука не издал до конца моего визита.

Нетрудно было догадаться, почему Мурлыка ходил к нам в гости. «Разговоры отставить!» Для такого любителя поговорить — это же сущее мучение, правда?

Мне захотелось, конечно, показать Крисе фокусы Байбука. И в первый же день, когда Мурлыка удостоил нас посещением, я сделал строгое лицо и скомандовал:

— Байбук! Смирно!

Ну и осрамился я! Кот посмотрел на меня такими удивлёнными глазами, словно хотел сказать:

«Что? И ты? Ишь чего захотел! Оставь меня, ради бога, в покое!»

Он и не подумал меня слушаться. Преспокойно улёгся на колени к Крисе.

«Я для вас Мурлыка! Помните об этом. Байбук в отпуске. Лучше поболтаем. Так приятно побеседовать с хорошими людьми…»

И пошёл рассказывать свои истории. В сущности, он был совершенно прав, наш милый болтунишка.

Он ведь имел право быть у нас только Мурлыкой, верно?

Но Крися обязательно желала посмотреть кошачьи штуки. И мы как-то пошли в казармы.

Там-то Байбук был действительно Байбуком! Отдавал честь, маршировал. По приказу мяукал и по приказу умолкал. Делал повороты направо и налево. И даже играл на барабане! Ударял лапками в жестяное ведёрко, которое Клёпка ставил перед ним.

Ручаюсь, у вас глаза вылезли бы на лоб от изумления, если бы вам показать такого учёного кота! Крися визжала от восторга.

— Но я всегда буду называть Мурлыку — Мурлыкой, — сообщила она нам, когда кошачье представление окончилось. — Ладно, Мурлышенька? — спросила она кота.

А Мурлыка мяукал ей в ответ своё «мрррау» так радостно, что с тех пор кот уже навсегда оставался для нас Мурлыкой и только. И никогда мы не просили его показывать нам фокусы, которым он выучился на военной службе.

Вы только не подумайте, что Байбук не любил быть Байбуком. Стоило только поглядеть на его гордую и довольную мордочку, когда его хвалили!

«Нравится вам? Ещё бы! Чудеса, правда?»

И когда он был в хорошем настроении, сам просил Клёпку, чтобы тот давал ему новые приказы. Или вдруг ни с того ни с сего вскакивал и отдавал честь. Расчудесный был котишка!

Я допытывался у Клёпки, каким образом сумел он сделать из Байбука восьмое чудо света. Ведь правда, научить кота чему-нибудь, а тем более таким трудным штукам — это очень и очень непросто. Всем известно, что кошка всегда делает только то, что ей нравится. И не заботится о том, что нравится другим.

— Уж такой умный кот, и всё тут! — отвечал мне Клёпка. — Разговариваю я с ним каждый день, когда только время есть, вот он и научился меня понимать. А потом вот ещё что: добротой и лаской можно зайца научить папиросы курить!.. — засмеялся старый повар и совершенно серьёзно спросил Мурлыку:

— Байбук! А ты будешь папиросы курить?

«Мрррау! Мрррау!» — согласился кот.

Больше об этом разговора не было. Но я был уверен, что, если Клёпка захочет, может случиться и так, что наш милый Мурлыка когда-нибудь, прервав свою повесть, обратится ко мне:

«У тебя нет, случайно, папироски? А то мне что-то охота затянуться!»

Ведь это был не кто-нибудь, а Клёпка! Он знал животных, как мало кто другой. Вдобавок глаза у него слегка косили, так что он сразу видел обе стороны вещи: и хорошую, и плохую. Поэтому он никогда не нервничал.

Всегда весёлый, улыбчивый, он для каждого находил ласковое слово. А улыбкой и сердечным словом многого, очень многого можно добиться.

Да, сердце у Клёпки было из чистого золота. Это я вам говорю! Я, который знал Клёпку как облупленного!

3

Когда Клёпка вступил добровольцем в армию, у него уже крепко поседели усы. Что он делал прежде? Об этом он никогда не вспоминал. Можно было лишь догадываться, что поколесил он по всему белому свету.

Где он бывал? Не знаю. Клёпка никогда не рассказывал о себе, не то что некоторые другие, которые, не ожидая вопросов, выкладывают всё по порядку: и где родились, и где учились, и в каком городе работали. И беспокоятся лишь о том, чтобы в своём рассказе не упустить ни одной подробности.

Да, Клёпка был не такой. Заметит он, например, что какой-нибудь новобранец пыжится и важничает, словно провёл всю жизнь на войне, и говорит ему:

— Ах ты, фазан, фазан! Смотри, чтобы с тобой не случилось того же, что с тем щеглёнком, который вообразил себя слоном! — И смеётся во весь рот.

— А как же это было, Клёпка? — спрашивает его кто-нибудь.

Клёпка пыхнет своей короткой трубочкой, сплюнет, утрёт губы и начнёт:

— Было это так. Позвал слон однажды щегла на обед. Слониха наготовила разных разностей. Сняла горшок с огня и ждёт.

— А большой горшок-то?

— В самый раз для слона. Но он не доверху полный был: боялась слониха, чтобы не убежал, когда закипит. Летит щегол. Поздоровался со слоном. Чирикает, а сам на горшок глядит. Слониха его приглашает к столу. Летает щегол вокруг горшка, летает, а в горшок сунуться боится — чересчур глубоко ему. Понятно? Заметил это слон. Покачал головой, подумал и сунул ногу в горшок. Варево по земле разлилось. Щегол давай подбирать. Наелся, поблагодарил, как полагается, и говорит: «А завтра прошу вас ко мне на обед пожаловать. Хочу вас отблагодарить за приятное угощение!» Слон и согласился.

Полетел щегол домой и говорит жене: мол, так и так, завтра к нам слон обедать придёт. Щеглиха — в слезы! «Да чем я его кормить буду?!» — говорит. Щегол велел ей замолчать. «Я, — говорит, — у слона научился гостей принимать. Ты приготовь, что у тебя есть, и подавай на стол, а об остальном я сам позабочусь». Ну ладно. Наварила щеглиха червей в ореховой скорлупе. Ждёт. Пришёл слон. Смотрит на эту скорлупку и не знает, как же ему к обеду приступить. А щегол напыжился, ногу в скорлупу поставил и говорит слону: «Кушай, браток, не стесняйся!» Слон затрубил в свой хобот и пошёл домой.

С тех пор все звери смеются над щеглом. Захотел, вишь, со слоном сравняться! Понятно? — спрашивает Клёпка и добродушно на всех поглядывает.

— Откуда вы эту сказку знаете? — спрашиваю его.

А Клёпка в ответ невозмутимо:

— Да каждый ребёнок эту сказку знает там, где я по речке на пароходе ходил!

— Где же это было? — допытываюсь я.

И Клёпка называет мне какое-то место, которого в школьном атласе лучше не искать. Одно только я понял: было это где-то в дебрях Африки.

В другой раз, помню, ещё на фронте, начали ребята говорить, что, мол, неплохо бы около землянки огородик устроить. Но дело у них с места не двигалось: они всё спорили, что сажать, никак договориться не могли. Спрашиваю как-то Клёпку, как дела с огородом.

— Как с тем обезьяньим домом, — отвечает и весело смеётся.

— С каким ещё обезьяньим домом?

Клёпка усмехается и начинает:

— А это, пан поручик, была, с вашего разрешения, одна такая маленькая обезьянка. Обезьяний детёныш, можно сказать. Сидит она себе на ветке и чихает. И голова у неё болит. Чихает, чихает, а сама думает о том, что на свете всё вверх тормашками и никак не поймёшь, что к чему. Вот, к примеру, если вода внизу, искупаться в ней — милое дело. И голова не болит и не чихнёшь ни разу. А когда вода сверху падает, то приятного тут ничего нет. И чихать начинаешь, и голова болит! Понимаете, пан поручик? Скачет эта маленькая обезьянка с ветки на ветку, прячется. А дождь и не думает переставать, всё мокрей становится. Но всё на свете кончается, кончился и ливень. Пошла обезьяна гулять. Видит, черепаха тащится.

Обезьяна её и спрашивает: «Что это за вода сверху льётся?» Черепаха объясняет, что это дождь. Обезьяна говорит: «А как бы сделать, чтобы дождь этот не падал, чтобы не чихать и голова не болела?» — «Построй себе дом», — отвечает ей черепаха. А что, мол, такое дом? Ну, черепаха ей всё объяснила. Очень это обезьяне понравилось. «Ты, — говорит, — и правда мудрее всех зверей! Расскажу я своим родным о том, что от тебя услышала, и, наверно, будет у нас дом!» Попрощались они. Пошла обезьяна к своим. Рассказывает, что услышала от черепахи. Обезьяны крик подняли! Завтра же начнут дом строить! Собрались они на другой день, начали советоваться. Одна хочет дом строить тут, а вторая — там! Одна говорит — из веток, а другая — из листьев. Спорили, спорили и не заметили, как сухое время прошло и снова начал лить дождь. И снова им за шиворот заливало.

Опять они чихали. Опять у них голова болела. Как прошли дожди, отправились обезьяны гулять. И встретили черепаху. Черепаха их и спрашивает: «Ну что, есть у вас дом?»

А та обезьянка, что год назад с ней встретилась, как чихнёт! Тут черепаха сразу догадалась, что у обезьян дома так и нет. «Спорили, ссорились вы целый год, — говорит, — а работать и не начали! Будете вы ссориться ещё не год, не два, а две тысячи лет, а дома не построите! Годитесь вы, обезьяны, только скандалить, а работать не годитесь!» Сказала и пошла своей дорогой. И права она была — ведь у обезьян и доныне дома нет!

Спрашиваю у Клёпки, откуда он знает такую сказку. А Клёпка потягивает свою трубочку, вытирает усы рукой и говорит:

— Да рассказывал мне один, с которым я по Амазонке плавал.

И опять больше ничего мне от Клёпки узнать не удалось.

На мои расспросы он только махнул рукой, усмехнулся и сказал медленно:

— Да, потаскался я по белу свету… А под старость пришёл человек отдать Польше то, что она ему дала, — жизнь. Тут, на родине, хочу я кости сложить. Должен я вам, пан поручик, признаться, что мне эта бродячая жизнь здорово надоела!

Очень я любил слушать рассказы Клёпки. Он и сам любил рассказывать, лишь бы не о себе.

Большой он был любитель поговорить, что там греха таить! Я даже так думаю, что у них с котом нашла коса на камень. И не потому ли Мурлыка ходил в гости, чтобы выговориться? Ведь когда два болтуна соберутся, так всегда одному молчать приходится — второй не даст ему и рта раскрыть, верно?

4

Некоторое время Мурлыка не показывался в нашем доме. Я не особенно огорчался. Но Крися очень волновалась. Она решила, что или кот на нас за что-то обиделся, или же нашёл другой дом, где его лучше принимают, чем у нас.

Как-то встретил я Клёпку на рынке и спрашиваю его про Байбука.

— Улетел мой фазан неведомо куда! — говорит. — Боюсь, как бы с ним чего худого не случилось. Байбук — он ведь службу знает досконально! Случая не было, чтобы он не являлся на утреннюю поверку!..

Дёрнула меня нелёгкая передать об этом разговоре Крисе. Что тут слез было! Ужас!

С тех пор по нескольку раз в день она забегала в казарму. Обсуждали они там с Клёпкой, что могло случиться с котом.

Крися возвращалась оттуда грустная-прегрустная. Глаза у ней распухли. Нос светился, как фонарик. Она говорила, что это от насморка. А ведь жарко было, как в бане, солнце так и жгло. Видно, это был насморк имени Мурлыки…

Прошло так недели две, а может, и больше.

Однажды, когда мы с Крисей сидели на веранде, кто-то вдруг прыгнул к нам на стол. Мурлыка!

Но, прежде чем Крися успела до него дотронуться, кот что-то крикнул хриплым голосом и опять исчез. Только обрубок Мурлыкиного хвоста мелькнул у нас перед глазами, когда кот перемахнул через заросший виноградом забор.

Крися шапку в охапку — и за котом. Я за ней. Добежали до казарм. Вошли в ворота. Успели увидеть кончик котиного хвоста, мелькнувший на крыше. Спешим в кухню. И входим в тот самый момент, когда Байбук прыгает на колени Клёпки.

Ручаться не могу, но кажется мне, что старый повар тоже плохо переносил жару, и в этот день у него тоже был насморк. Как-то странно блестели его глаза. И незнакомо прозвучал его голос, когда он строго, может быть даже слишком строго, крикнул на кота:

— Где ж тебя носило, фазан?

А «фазан», встав на задние лапы, ткнул несколько раз носом Клёпку в жёсткий, небритый подбородок.

И, представьте себе, стал «смирно» и отдал честь. Так старательно, как никогда!

Клёпка покатился со смеху. Он не подал команды «кругом марш», а схватил кота и засунул его себе за пазуху, так глубоко, что только голова Мурлыки выглядывала.

«Так вот какая история…» — заговорил Мурлыка. Он так спешил всё рассказать, что у него заметно заплетался язык.

Я уже не раз говорил вам о том, как мне грустно, что не знаю я кошачьего языка.

Я ничего не понял из его рассказа. Но, видимо, Клёпка понимал больше меня. Иначе отчего бы он смеялся так весело, да ещё и кивал головой в самых неожиданных местах?

Спрашиваю Клёпку:

— Вы понимаете, о чём кот рассказывает?

— Тут и понимать нечего, — отвечает мне старик. — Всё само собой объяснится.

И объяснилось!

Кот выложил нам всю историю. Решил, что мы уже в курсе дела и пора действовать.

Он вылез из-за пазухи Клёпки, соскочил на пол. Крикнул нам:

«Прошу обо мне не беспокоиться! Через минутку вернусь!» — И куда-то пошёл.

Его не было минут пятнадцать.

Потом послышалось мяуканье. Вошёл Мурлыка. А за ним — оробевшая рыжая кошка и три крошечных, чёрных, как негритята, котёнка!

Мы так и покатились со смеху! Клёпка развёл руками и говорит:

— Кто же тебе, фазан, разрешил жениться?

Байбук снова вскочил на стол. Отдал честь и начал выделывать такие развесёлые фокусы, что Клёпке не оставалось ничего другого, как предложить угощение всему кошачьему семейству.

С тех пор в полковой кухне стало полным-полно кошек.

Надо ли вам говорить, что маленькие Мурлышки стали частыми гостями в нашем доме. Что эти чёрные дьяволята делали с нами, что хотели. И что один из них в конце концов остался у нас навсегда. Думаю, это ясно само собой.

Оговорюсь: лично я никогда не верил, что эти чёрные котята — потомство нашего Мурлыки. Я уверен, что он где-нибудь нашёл осиротевшее кошачье семейство и привёл несчастную вдову, обременённую детьми, в полковую кухню. Байбук знал, какое золотое сердце у Клёпки, и был уверен, что уж он не даст беднягам умереть с голоду!

Текст рапечатан с сайта https://peskarlib.ru

Детская электронная библиотека

«Пескарь»