Детская электронная библиотека

«Пескарь»

Станислав ОЛЕФИР

Наташин блиндаж

(Версия для распечатки текста)

До войны, да и после папа работал в двух школах. Нашей – в селе, и железнодорожной – на станции. Отчитает уроки дома и бегом на станцию. Дождь или снег – без разницы. Так лет двадцать и бегал.

Возле нашей школы – полгектара огорода, в железнодорожной – выдают форму и талоны на хлеб. А в семье восемь детей. Здесь не засидишься.

Помню, и еда в натяжку, и одежда – кто во что придется, но как гуляли! Как пели! На выходной у нас в гостях две школы. Учителя, пионервожатые, даже уборщицы. Это сейчас уборщица, как бы второй сорт, а раньше никакой разницы. И ученика проведает, и родителям замечание сделает, и урок вместо заболевшего учителя проведет.

В нашей школе уборщицей Наташа. Красотой ни маме, ни моей крестной, не уступала. А уж пела! Кареглазая, чернобровая, песню заведет, – где голос берется? Вечером прямо в нашем дворе ставили «Наталку-Полтавку». Папа играл Выборного, учитель физики Григорий Гаврилович, а Наталку, конечно, Наташа. Все село у нашей хаты. И взрослые, и дети. Потом разговоров!

Мама сама выбрала Наташу. Поехали однажды на базар. Мама с молоком, Наташа с соленьями. Мама, как все, поставила бидоны на прилавок и за торговлю. Наташа облизнула губы, прихорошилась и к заведующего базаром, который как раз прохаживался вдоль прилавков:

– Сергей Кондратьевич! Дорого мой, кто это придумал такие высокие прилавки сделать? Здесь же и дети бывают! Одного мама послала продавать, другого – покупать. Как им на такой высоте управляться? Есть же у тебя дома стол, вот такие и прилавки сделай. Удобно, и привычно.

Серега базарный согласно кивает. Как же, мол, сам до этого не додумался? А Наташа придвинулась еще ближе, советует сделать калитку со стороны кладбища. За кладбищем поселок, людям, чтобы попасть на базар, приходится идти в обход.

Тот совсем растаял:

– Сделаем, обязательно сделаем. Спасибо, что обратила внимание.

Когда собирал с торговок «местовое», взять деньги у Наташи отказался. То ли разумные речи на него подействовали, то ли ее красота – не понять.

А как она торговала! Как объясняла городским теткам, какую еду можно приготовить из её баклажанов, огурчиков да помидорчиков! Уж мама, на что умелица, – заслушалась. Вот и упросила папу взять Наташу в школу. Пока уборщицей, а там поедет на курсы в Бердянск, станет учительницей младших классов. С ее талантом – самая работа.

Папа согласился, потом упреков наслушался. Особенно возмущалась ее соседка учительница географии Ирина Яковлевна:

– Вы с Наташей еще горя хлебнете! У нее же мозги совсем в другую сторону. Сарай не беленный, картошка не выкопана, а она на патефоне пластинки вертит! А козу, как доит? Побежит с кружкой за огороды, где ее Марта привязана, пол стакана надоит и несется дочку Катюшу кормить. Через час та же картина. Совсем козу издергала. Лишь Катюша заплачет, уже не пасется. Стоит и блеет, скоро ли будут доить? Я Наташе замечание сделала, так она против меня козу настроила. Раньше не бодалась, а теперь, того и гляди, подденет рогами. Даже не представляю, за что муж Наташу до сих пор терпит? Сам и варит, и стирает.

– Да, такой красавице любой и варить, и стирать будет, – подумал папа, но вслух сказать не посмел. Мама-то рядом!

Но, если честно, Ирина Яковлевна во многом права. У Наташи дочь уже ходить начала, а она как маленькая. То завяжет рукава на пиджаке молодого учителя Григория Гавриловича, то вместе с детьми закроется в школе и требует пароль. Все этот пароль знают. Сказал «Пароль – на горшке сидит король!» и проходи. Даже директор школы отвечает нормально, но Ирине Яковлевне не до игр. Бежит жаловаться.

Со звонком так вообще беда. Звонить на урок и с урока должна уборщица, а здесь осень! Огороды убрали, самый простор поиграть в «Казаки-разбойники». Наташа часы подведет, и понеслась впереди «разбойников». Получается переменка длиннее урока. Пока последнего «разбойника» не поймают, ни о каких занятиях не может быть речи.

Да, собственно, и уборщица никакая. Дети сами скребут, моют, а она командует. В награду фокстрот. Принесет из дому патефон, заведет «Рио-Риту» и пошли танцевать. Наташа с самой рослой девочкой впереди, остальные следом. Даже некоторые мальчишки пробуют.

Но главное не это. Главное, что она принялась командовать всей школой. Папе подсказала убрать порог между коридорами. Двери давно убрали, а порог оставили. Малыши бегают и спотыкаются.

Учительнице ботаники Ольге Степановне запретила ходить по классу в ботах. Боты, мол, уличная обувь, а здесь школа. Нужно в туфлях или черевиках. Девчонкам, которые постарше, тем более.

А с Ириной Яковлевной вообще приключение, – в ночной рубашке отправилась в школу. Тогда эта беда со многими случалась. Осенью светает поздно, электричества не было, а от керосиновой лампы, какая польза? Выше пояса еще видно, а ниже – полный мрак. Проснется утром учительница, кофточку на ночнушку набросит, подоит корову, приготовит завтрак, губы перед зеркалом накрасила и в школу. Некоторые в ночнушке даже в класс являлись. Стыдоба!

Ирина Яковлевна обнаружила непорядок в учительской, выскочила и огородами домой. Пока туда сюда бегала, Наташа с её классом и поработала. Взяла, да и пересадила детей по-своему. Одному плохо видно, другому плохо слышно, третий хочет сидеть у окна. И пошло-поехало. Ирина Яковлевна, наконец, явилась, наказала всем сесть по-старому, но они не хотят. Снова понеслась к директору. А тот ничего. Убрал порог, через который сам не один раз спотыкался, и довольнешенек. Новая метла по-новому метет!

Но, может быть, он прощал все Наташе за ее красоту. Не в каждой школе такая уборщица!

Мама тоже любила Наташу. Побывала у нее в гостях, отведала маринованных баклажанов и призналась, что ничего более вкусного не пробовала. А хорошую хозяйку даже овощ чувствует!

В нашем селе приболевшая женщина никогда ни капусту не квасит, ни огурцы с помидорами не солит. Закиснут. Мама, когда собралась рожать Виталия, хозяйничать в нашем погребе попросила Наташу, потом ее соленьями всех угощала. Вкусно!

Мама же взялась готовить из нее учительницу. Пригласит на урок, посадит за парту и заставляет смотреть и слушать. Потом, ни с того, ни сего, уступит место Наташе:

– Продолжай за меня, Наталья Михайловна!

Та старается, и получалось нормально. Папа уже собрал документы, чтобы отправить Наташу на учительские курсы, но началась война, и стало не до учёбы.

Муж Наташи погиб на фронте, козу съели немцы, огород испоганили блиндажами да окопами. Немцы, когда наши приблизились к Ростову, решили устроить вдоль речки свою оборону. Выкопали блиндажи, накрыли бревнами и поставили пушки. Между всем этим, конечно, ходы сообщений, окопы, а всяких мин больше, чем на бахче арбузов.

Думали отсидеться, но наша армия прорвала фронт за Новоселовкой, и немцам пришлось удирать. Даже телефоны побросали.

Наверное, в том блиндаже, который в огороде Наташи, жили самые главные фашистские командиры. Потолок из толстенных бревен, стены обложены шпалами. Ни одна бомба не пробьет. В первом отделении столы и стулья, во втором кровати, в третьем телефоны. Живи, не хочу. Те блиндажи, которые возле Божка и Губаря, не чета Наташиному. Не то, что бомба, даже корова провалится. Мы в Наташином блиндаже с Гитлером разговаривали. Колька Паучок сказал, что провода от него тянутся к самому Гитлеру. Пацаны по-очереди брали трубку и кричали: «Гитлер! Тебе капут! Сдавайся!»

Божко и Губарь свои блиндаж давно зарыли, а вырученные бревна пустили в дело. В Наташином же и конь не валялся. Собранные в огороде мины закопала в конце огорода, посадила между окопов картошку, капусту, всякую зелень, на том и стало. Нет, забыл. Она еще маленькую козочку купила, назвала Мартой и привязала за огородами. Такая же белая, как прежняя, и бодучая.

Однажды к Наташе в гости заглянул председатель колхоза. Спустился в блиндаж, полазил там и принялся хвалить хозяйку.

– Молодец, что ничего не порушила! Маслозавод-то разбомбили, ждать, когда построим новый, долго, а здесь все под рукой. Есть, где и сепаратор поставить, и фляги с молоком спрятать. С морозами завезем лёд, накроем соломой, вот тебе и ледник. Нужно только сепаратор у Сереги базарного забрать. Ржавеет в курятнике без дела.

К тому времени Наташа уже работала учительницей. Учителей после войны не хватало, а ее наша мама подготовила нормально. Уборщицей взяли Мусю из Чапаевки. Тоже красивая, и тоже хотела стать учительницей. Так вдвоем над первоклашками и колдовали.

Возле Наташиного блиндажа тоже работа. Строители выкладывают из кирпичей ступеньки, ладят между отделениями двери, навешивают замки.

Скоро привезли и сепаратор. Собрали, опробовали. Нормально! Крутится, гудит, дает сливки. Половина села слушает знакомый с детства гул. Всем кажется, что вместе с ним возвращается прежняя довоенная жизнь. Некоторые даже плакали.

Блиндаж вместительный. Хватило и под ледник, и под сепараторную, и под конторку.

Вот эта конторка нашим мужикам и полюбилась. Чуть вечер, их полный блиндаж. Скучают за военной обстановкой, что ли? Смолят цигарки, вспоминают бои, – где кого ранило, кого убило. Случается, выпьют вина. У Наташи-то на закуску соленый огурчик найдется всегда. При случае, и сама выпьет стопочку за убитого мужа Колю.

Бригадир заворачивает туда вечером дать наряд. Скажем, Грише завтра в поле, Василию Петровичу на конюшню, Николаю в кузницу или мастерскую. Если мужиков не застанет, поручает свою работу Наташе. А Наташа была бы не Наташа, если бы все не переиначила. Грише с раненной ногой на поле делать нечего, пусть качает меха в кузнице. Василия Григорьевича вообще от работы нужно освободить. У него жена в больнице, а дома трое маленьких детей, к тому же крыша на хате совсем прохудилась. А в поле поедет дядька Карпо. Табаком на рынке торговать – он здоровый, а работать – больной. Пусть на свежем воздухе подлечится.

И пошло-поехало. Как когда-то пересаживала детей в классе Ирины Яковлевны, так и мужиков с одной работы на другую переставляет.

Бригадир сначала возмущался, потом видит, получается нормально, и стал советоваться с Наташей. А она командовала не просто так. Мужики ей целую гору дубовых бочек из станции притащили, дед Губарь подправил клепки, а женщины все отмыли и отпарили. После Наташа принялась начинять бочки огурчиками да помидорами, а к осени яблоками и арбузами. Не забывала и о так полюбившихся нашей маме «синеньких».

Мама тоже заглядывала в блиндаж и хвалила Наташу за порядок. Если что и вызвало сомнение, так этот то, что вместо каменного гнета Наташа использует противотанковые мины.

– Они хоть разряжены? – спросила мама.

– А кто его знает? – беззаботно ответила Наташа. – Я давно так делаю, ни одна не взорвалась. Для этого же танк нужен!

Раньше овощной «неликвид» скармливали коровам, теперь все везут к Наташиному блиндажу. Папа даже школьниц из старших классов выделял. Помогали, солить да мариновать, конечно же, учились сами. Солений хватало и в школьную столовую, и в детсад, и отвезти в госпиталь. А на Старый Новый год всем сельчанам выдавали по соленому арбузу. К этому событию заканчивались и церковные, и советские праздники, пора было приниматься за работу, а в головах полная каша. В этом деле соленый арбуз – самое лекарство.

Наташа, конечно, соленьем на базаре приторговывала по-прежнему. Это вызывало у некоторых подозрение. А вдруг все это из блиндажа? Но она-то и раньше без всякого блиндажа этим занималась. Собственный погреб тоже не пустовал.

Через два года после того, как папа пришел с войны, у нас начался голод. Как они с мамой не старались, все равно моя младшая сестренка умерла. Врачи написали, все случилось «от дистрофии». По-нашему, «от голода».

К тому времени, Наташины первоклашки стали третьеклассниками. Из них тоже трое умерли, а у Сережи Черновила отказали ноги, и его возили в школу на тележке.

Впервые бочки в Наташином блиндаже остались пустыми. Только и того, что дальний отсек забили льдом. Мы откалывали маленькие льдинки и сосали вместо конфет.

Сена не запасли, поэтому колхозных коров кормили старым камышом, которым была укрыта ферма. Все равно одна сдохла. Ветеринар составил акт о том, что «корова пала от невозможности жить», её ободрали, а мясо отвезли в Наташин блиндаж. Наташа не удержалась, срезала немного и сварила, чтобы подкормить своих третьеклашек.

В те времена за горсть собранных на колхозном поле колосков давали пять лет, а за мясо, пусть даже дохлой коровы, тем более. Наташу арестовали, судили «за хищение социалистической собственности» и посадили в тюрьму. Дочь Катюшу забрала родственница из Чапаевки. Через год эта родственница получила сообщение, что Наташа умерла в тюрьме. Где ее похоронили, не знает никто. Да этим не очень и не интересовались. Голод, – люди и на воле умирали, как мухи.

Только наша мама до самой старости, если соленья получались удачными, говорила с гордостью: «Совсем, как у Наташи!» 

Текст рапечатан с сайта https://peskarlib.ru

Детская электронная библиотека

«Пескарь»