Peskarlib.ru > Русские авторы > Николай НАЗАРКИН > Завтрашние сосиски
Николай НАЗАРКИН
Завтрашние сосиски
Распечатать текст Николай НАЗАРКИН - Завтрашние сосиски
Сегодня у нас вторник. Значит, завтра у нас среда. По средам на завтрак дают не сыр, не яйцо и не эту дурацкую молочную вермишель – по средам дают сосиски. Две.
Сосиски – это очень неплохо. Хотя я сосиски, в общем, не очень люблю. Я котлеты люблю и копченую колбасу. Но сосиски – это лучше, чем яйцо, или сыр, или, тем более, дурацкая молочная вермишель.
Да, сосиски – это хорошо. Но это если лежать в третьей палате, в пятой палате, в девятой палате… Да где угодно, хоть у «пятачков», только не у нас, не во второй.
Потому что у нас лежит Додик.
Додик – новенький, я с ним еще ни разу не лежал. Он с Урала откуда то. И еще он обожает сосиски. Прямо трясется, как их видит.
Додик уже выяснил, что по средам дают сосиски. И что двух сосисок ему никак не хватает. Поэтому все начинается во вторник.
Я лежу на кровати, задрав ноги на спинку, и думаю про Айвенго. Мне мама книжку в прошлое посещение принесла, в пятницу то есть. Я хотел ее до следующей пятницы растянуть, но не выдержал – прочитал все сегодня. Эх, нет у меня никакого характера…
А краем глаза я вижу, как Додик начинает нервничать. Он сидит на кровати и как то мнется.
Я знаю, чего он мнется. Он рассчитывает: идти выпрашивать у нас наши завтрашние сосиски сейчас или еще подождать? Если просить сейчас, то до завтрашнего утра еще долго. А вдруг мы забудем, что обещали отдать ему сосиски? Но с другой стороны – мы только что поужинали. После еды человек добреет, и ему уже не так хочется завтрашних сосисок.
Я думаю про Айвенго и Додика одновременно. Они друг другу не мешают в моей голове.
Я думаю: нарисовать мне Айвенго на коне или нет? С одной стороны, он мне нравится. С другой – почему он женился на этой дурацкой Ровене, а не на Ребекке?.. Ребекка классная.
Додик встает с кровати и начинает гулять по палате. На полу близнецы Ивановы ссорятся из за конструктора. Это старый конструктор, в котором давно потеряны все важные детали и из которого нельзя собрать ничего хорошего. Но Ивановым по семь лет, чего они понимают в конструкторах!
Додику приходится обходить их по широкой дуге или перешагивать. Ивановы не поделили длинную деревяшку с дырками и теперь сопят друг на друга, готовясь к схватке. Я подумал: как было бы здорово вооружить их этими длинными деревяшками, щитами из подносов столовских и устроить турнир. На одном подносе нарисовать орла, а на другом – льва. Или нет, просто покрасить в черный цвет и написать…
Додик решился. Он останавливается у моей кровати и заглядывает в глаза. В нашей палате шесть кроватей. Но две сейчас свободны. Остаюсь я и близнецы Ивановы. Но Ивановы на турнире – значит, я первая жертва.
– Коля, я вот подумал… – говорит Додик.
Нет, никогда я не отдам свои сосиски человеку, который никак не может запомнить, что девчачье собачье «Коля» я могу стерпеть только от мамы и старшей сестры!
Я храню гордое молчание. Я встаю, надеваю тапки и выхожу.
– Ну Коля! – тянет вслед Додик.
Если бы я был Черным Рыцарем, я бы тут же призвал подлого сосисочного хапугу к ответу именем старой доброй Англии. Но откуда Додику знать про старую добрую Англию! Его волнуют только завтрашние сосиски…
Я иду в наш тупичок у ординаторской. Там уже сидит Толик. Серый сейчас на юге, в Анапе. Хорошо ему.
– Привет, – говорю я.
– Здорово, – говорит Толик.
– Как оно? – говорю я.
– Ничего, – говорит Толик.
Мы немножко молчим. Я думаю про Додика, и про сосиски, и про Черного Рыцаря… Почему бы Ребекке, кстати, не пожениться на Черном Рыцаре? Вполне нормально…
– В четвертую палату Пашку положили, – говорит Толик.
– Да ну! – говорю я. – Чего с ним?
– Бедро опять, – говорит Толик.
– Не везет ему с этим бедром дурацким, – говорю я.
– Не везет, – говорит Толик.
И мы опять немножко молчим. Я хочу опять думать про Черного Рыцаря, но думаю про Пашку. Значит, он в четвертой. А в пятой – Ромка с Днепропетровска. А в шестой – Армен и Гурген из Дагестана. А в седьмой…
– Придумал! – говорю я.
И Толик сразу понимает, что я придумал что то значительное.
– Я знаю, как заставить этого низкого сосисочного жадину Додика навсегда отказаться от его подлого дела!
– Как? – говорит Толик.
– Пошли! – говорю я.
И мы пошли по палатам. В каждой лежал хоть кто то из «наших», давно знакомых. Мы заходили, степенно пожимали друг другу руки и вели беседу, как благородные рыцари.
У меня был план. Я собирал сосиски.
Завтрашние сосиски.
Я придумал, что если набрать штук сто… Ну, не сто, штук пятьдесят сосисок – то Додик, конечно, обожрется и лопнет. И поделом его черной сосисочной душе!
Если кто то не знает Додика – то он знает меня и Толика. Он знает, что для неблагородного дела мы бы не стали просить их кровные сосиски.
Толика я посылаю за столовским подносом к бабе Нюре, сегодняшней нянечке. Она Толика знает и считает приличным мальчиком, в отличие от меня. Что ж, рыцарь не должен стесняться своей славы…
Завтра с утра, во время завтрака, мы обойдем всё отделение и соберем наши, то есть Додиковы, сосиски. Эх, скорей бы уже утро…
А утром Толика на месте не оказалось. Малыш Владик, из одной палаты с Толиком, сказал, что ночью Толику стало плохо и его увезли. Я не стал паниковать, а сразу пошел к дверям кухни – Катя Васильевна должна скоро смену сдавать, значит, сейчас наверняка чай пьет.
Я сунул голову в кухню и спросил, чего там с Толиком.
– На седьмой его перевели, в новый корпус, – сказала Катя Васильевна. – Сильное кровоизлияние в правую почку.
Я кивнул. Седьмой этаж – это реанимация.
– Ох ты, господи! – всполошилась баба Нюра, которая пила чай с Катей Васильевной. – Он же только вечером тут скакал, поднос какой то спрашивал!..
Странные эти взрослые иногда бывают. Вчера скакал, а сегодня лежит. Чего тут такого то? Мы все здесь такие. Ничего, все на седьмом побывали и пока вот скачем. Рыцарь должен уметь смотреть в глаза своей судьбе.
Нормальная жизнь.
А сосисок Додику сегодня вообще не досталось – его перевели на пятую, молочную диету.
Также читайте: