Детская электронная библиотека

«Пескарь»

Александр ГИНЕВСКИЙ

Не спеши умирать

(Версия для распечатки текста)

Глухой стон послышался снова.

Челлерис сделал ещё два гребка и устало опустил вёсла. Он попробовал разогнуть и вытянуть ноги. Они едва слушались. Сухожилия под коленями поскрипывали, словно заржавевшие пружины.

Он соскользнул с резинового сиденья, встал на четвереньки и приблизился к Адовалжу.

Голова Адовалжа была запрокинута и лежала на чехле лодки. Он бредил: «Всё, Челлерис. Всё… Мне — конец… Не оставляй меня здесь. Прошу тебя...»

Челлерис склонился над тёмным пятном его лица. Он тронул негнущимся пальцем его губы. Сквозь заскорузлую кожу пальца они показались ему холодными и шершавыми, как остывшие угли.

— Ну, ну, Адовалж... не спеши умирать, — хриплым, едва слышимым голосом, произнёс он.

Адовалж как будто затих. Тепло его дыхания касалось уха Челлериса. Теперь он мог вернуться на место.

Каждый раз, когда ему приходилось бросать вёсла, его мучила горечь бессилия. Потому что какой бы гребок ни был — слабый или сильный — это всё-таки был гребок. Потому что течение работало против них. Оно уносило их в океан. А эта река была так широка, что в конце концов можно было оказаться в океане и думать, что ты доберёшься до берега...

Адовалж застонал.

Он перестал грести. Прислушался.

— Пить.

Челлерис спустился на дно лодки. Нашарил тубу. Туба с концентрированной водой отличалась гофрировкой.

Он придвинулся к Адовалжу. Отвинтил крышку. Выдавил каплю, величиной с булавочную головку, и поднёс её к губам Адовалжа.

Челлерис слышал, как во рту Адовалжа капля превращалась в глубокий глоток.

— Иди, Челлерис... Мне больше ничего пока не надо.

Вскарабкиваясь на своё сиденье, он посмотрел в небо. Оно было чёрным, как бархатный футляр для драгоценностей. По этому бархату были разбросаны крупные, очень крупные звёзды. Казалось, у самых твоих глаз висят ярчайшие яблоки. Только яблоко — это нечто живое, тёплое, нечто земное. А эти звёзды были холодны и безжалостны к человеческим глазам. Как алмазные драгоценности равнодушны к жизни и смерти своих хозяев, так искрящийся, игольчатый свет этих звёзд был равнодушен к человеческим дыханиям в лодке.

Челлерис опустил голову и посмотрел на левое весло. Лопатка его входила в воду. Вода казалась чёрной, хотя на самом деле она была фиолетового цвета. Как чернила, которыми писали добрую сотню лет тому назад дома, на Земле.

Звёзды отражались в воде. Правда, эти светящиеся пятна не были такими яркими. Струи сильного течения рябили поверхность реки, и на отражения звёзд можно было смотреть...

Ещё можно было посмотреть на часы. Это было куда важней. Да, у него были часы. Он их заводил. Даже слишком часто. Потому что боялся, что они остановятся. И это притом, что часы могли работать и от искусственного источника питания, подстраховывая механическую работу... Но здесь не было привычных примет утра, дня, вечера. Здесь была вечная ночь. Казалось бы, то, что отсчитывали стрелки, за исключением календаря, не имело значения. Стоило ли хранить до сих пор этот кусок металла? Но Челлерис ни за что бы не расстался с ним: часы шли. У этого кусочка железа был пульс живого существа. «Они идут. Какое у них размеренное дыхание. Оно придаёт силы, оно призывает: дви-же-ние, дви-же-ние...» — мысленно повторял он, глядя на циферблат.

Думать так о часах он начал очень давно. Ещё тогда, когда он с Адовалжем переправлялись через эту реку от базового лагеря. Тогда у них, на четвёртые сутки, вышел из строя подвесной мотор, и им пришлось грести по очереди. За вёсла они взялись азартно, весело. Тем более, что у них была постоянная радиосвязь с базовым лагерем и с сопкой, куда они должны были добраться.

Течение подгоняло: стремительная река исподволь заставляла торопиться её пересечь. К тому же и не хотелось, чтобы их слишком снесло.

Но где-то на половине пути они уже почувствовали наседающую усталость. Ломило поясницу, болели плечи. Пальцы рук распухли и тёрлись друг о друга, как в тесной перчатке. Это причиняло боль, пока кожа на пальцах не задубела совсем. К тому времени они уже не так поспешно поднимались, чтобы сменить друг друга.

В одну из таких смен Челлерис приложил ухо к часам, улыбнулся и сказал: «Идут. Попробуем не отставать и мы...»

И он навалился на вёсла.

— У тебя не плохо получается, — заметил Адовалж, отдыхавший на кормовом сиденье. — Будем надеяться, моя помощь тебе не скоро понадобится.

А ведь начали они с того, что каждый грёб по два часа. Тогда у Адовалжа тоже были часы. По негласному уговору подменить уставшего было заботой того, кто отдыхал. Разумеется, если он не собирался спать.

Как-то Челлерис сидел на вёслах. Похоже было, что время его вахты истекло. Но он продолжал грести, потому что Адовалж рассказывал очередную историю из своей земной жизни. Все эти истории Челлерис слышал не впервой. Правда, каждый раз любая из них обрастала совершенно новыми забавными подробностями. К тому же Адовалж хорошо рассказывал. «Он, видимо, увлёкся», — подумал Челлерис, и несколько раз взглянул на свои часы так, что это непременно должен был заметить Адовалж. Но тот не замечал еще целый час. Наконец Челлерис сказал:

— Я устал, Адовалж.

— Так что же ты молчал?! — спохватился тот.

— Ты интересно рассказываешь.

— Это я могу.

— Уж будь уверен, если бы я мог так грести, я бы с удовольствием слушал тебя до самого берега, — с улыбкой заметил Челлерис.

Адовалжу оставалось четверть часа до смены, когда он бросил вёсла и прилип к циферблату своих часов. Челлерис даже заёрзал на своём месте.

— Ладно, давай. Моя очередь, — сказал он, не выдержав.

Пробираясь на корму, Адовалж, как ни в чём не бывало, сказал:

— Ты посмотри, какая вода?

— Совсем чёрная.

— Если там на дне есть хоть какие-то существа, то они тоже наверно чёрные или фиолетовые. Мимикрия...

Челлерис кивнул головой.

— А представляешь, искупаться в такой воде? — продолжал Адовалж.

— Да-а... плюс восемь по Цельсию — это довольно-таки прохладно. Но кто знает, может ещё и доведётся.

— Да ты что?! — Адовалж передёрнул плечами.

...Грести приходилось и день и ночь.

Всё реже Адовалж заговаривал о пустяках, всё реже вспоминал забавные случаи из прошлой жизни. Во время отдыха он уже больше не озирался по сторонам с любопытством. Сидел, опустив голову, тупо глядя себе под ноги. И засыпал, не меняя этой позы. Правда, когда они наконец добрались до другого берега, его словно подменили. Он ожил.

— Ну вот, Челлерис! Река позади! — шумел он. — К чёрту эту лодку, слышишь! Бросаем её, она нам больше не понадобится!..

— Так-то оно так. Только не будем спешить, — возразил Челлерис. — Она весит с чехлом всего три килограмма. Это небольшой груз...

— А мне кажется, что груз этот лишний. Впрочем, как знаешь, — неожиданно легко согласился Адовалж.

Их сильно снесло вниз. Поэтому им пришлось сначала подняться по берегу вверх, и только потом тронуться от реки в сторону.

Прибрежная глинистая почва сменилась более плотной. Идти стало легче.

Начали попадаться низкорослые кустарники. Ломкие и твёрдые, как куски антрацита. И такие же чёрные, с поблескивающими гранями. Иную кочку хотелось пнуть ногой, но это было бы всё равно, что хряснуть носком по кирпичу.

Беззаботно-весёлое расположение духа не покидало Адовалжа. Да, с тех пор, как они ушли от реки.

— Челлерис, иди-ка сюда! Взгляни!

И он показывал тонкий, как бумага, вытянутый камешек.

— И это называется растение?! Полюбуйся Челлерис. Он похож на лист нашего грушевого дерева. Но что в нём живого?!. Он мёртв, как камень. И все-таки живёт...

— Да, это чудо, — соглашался Челлерис.

— Знаешь, этот экземпляр я, пожалуй, возьму с собой. Рассмотрю там — при хорошем освещении.

— Не многовато ли ты набираешь камней, Адовалж?

— Ничего! Для меня это пустяки.

Челлерис бросил взгляд на рослую, широкоплечую фигуру Адовалжа и остался им доволен.

— Да, пожалуй... — сказал он.

Их путь заметно пошёл в гору. Постепенно мелкий кустарник сменился высоким каменными деревьями, с корой, изрезанной глубокими складками. Подходя к такому дереву, Адовалж говорил:

— Наше счастье, что здесь не бывает ветра.

Прикасаться рукой к могучему стволу, уходящему высоко в небо, было страшновато. Любая ветка, обломившись, раздавила бы обоих. Дрожащий свет звезды пугал здесь особенно. Звезда, словно лежала на тупой вершине дерева. Её мерцающее дыхание, казалось, колебало ствол.

— Лучше туда не смотреть, — говорил Адовалж.

— Да, конечно.

Но смотреть пришлось.

Сначала исчезла радиосвязь с сопкой. Теперь их маршрутом руководили из базового лагеря. Но вскоре и с ним пропала связь. Надо было думать уже не о том, как скорее выйти к сопке, а как выйти на голое место. Тогда можно было бы сориентироваться по созвездию Носорога. Здесь же, в густом каменном лесу они не могли увидеть это созвездие целиком.

Каждый раз Челлерис со страхом смотрел на часы. Особенно на циферблат, отмерявший время пути в земных сутках. Он подолгу, словно собираясь с духом, косил глазом чуть в сторону. Затем, будто нечаянно, бросал короткий взгляд на суточный циферблат.

А время летело.

Адовалж уже давно выкинул свои часы. Как и те камни, которые собирал с интересом. О часах он сказал:

— Из-за них моя левая рука кажется мне слишком тяжёлой по сравнению с правой...

— Начни носить их на другой реке, — посоветовал Челлерис.

— Нет, — ответил Адовалж. — Лучше их выкинуть вообще. Хватит нам тех, что у тебя.

С тех пор Челлерису становилось вдвойне неприятно, когда надо было взглянуть на часы. Адовалж всегда угадывал этот момент. Он словно караулил.

— Сколько там?.. — равнодушным тоном спрашивал он.

— Четверть десятого.

— Я не о том...

— Двадцать вторые сутки.

— Если четверть десятого вечера, — Адовалж вопросительно смотрел в лицо Челлериса, — то считай, что уже все двадцать двое. Чего там мелочиться...

Челлерис не возражал.

— Ну, вот, — облегчённо вздохнув, говорил Адовалж. — Надо поесть и спать.

Последние два слова он повторял всё чаще.

— Может быть, ещё пройдём?

— Брось! Брось дурака валять! Скажи прямо, что мы заблудились в этом чёртовом лесу! Иди, не иди — всё крышка. Обоим. Тут или сгинем, или окаменеем.

— Перестань болтать, Адовалж. Любой лес рано или поздно кончается. И ты это знаешь не хуже меня.

— Ничего я сейчас не знаю. Время вечернее — пора есть и спать. Не знаю как ты, а я устал.

— Ладно, поедим и будем отдыхать, если ты так устал.

Устраивались на ночлег.

Адовалж проявлял нетерпение.

— Доставай еду.

Челлерис вынимал пищевые тубы. Первое время они хранились у Адовалжа. Но потом он стал прикладываться к ним чаще, чем следовало.

— Я порядком проголодался. Не хочешь ли перекусить тоже? — говорил он.

Челлерис отказывался.

У них был большой запас пищи. Но кто мог знать, когда закончатся их мытарства. Челлерис дал понять Адовалжу, что надо быть всё-таки экономными.

— Знаешь, — ответил тот со злостью, — забери их себе. А то я действительно всё сожру!

Челлерису очень не хотелось, но пришлось взять в свои руки контроль над пищей.

Случилось то, чего он боялся. Адовалж не раз прикладывался к тубам, скрывая это от него. И теперь он стал подозревать подобное за Челлерисом.

— Что-то еды у нас всё меньше и меньше, — говорил он, пристально и с раздражением глядя в лицо Челлериса. — Вроде едим по норме...

Эти слова приводили Челлериса в бешенство.

— Перестань, Адовалж, это не те шутки, — едва сдерживаясь, говорил он. — Так мы плохо кончим...

— Ну что? Пристрелишь?.. — с вызовом отвечал Адовалж, доставая свой пистолет. — На! Можешь это сделать. Мне наша пустая ходьба надоела во как!..

Челлерис был готов одним ударом кулака вбить эти слова обратно в рот Адовалжа вместе с брызгами слюны...

— Перестань, Адовалж...

— Ну что перестань, перестань!.. Можно подумать, что тебе эта прогулка доставляет удовольствие.

Адовалж вдруг истерично расхохотался.

— Знаешь, — сказал он, — я лучше его выкину ко всем чертям! А то как бы я сам...

Ударяясь о камни, пистолет полетел в сторону.

Челлерис перевёл дух и сказал:

— Правильно сделал. Нам хватит на двоих одного моего...

— Да нет, Челлерис. Ты не так понял. Просто мне не хочется больше таскать лишнее железо.

— Что ж. Пусть будет так.

Челлерис подумал об оружии, которым их снабдили. Встретить медведя в таком лесу было бы, по меньшей мере, смешно. Хотя... Кто его знает?.. Если здесь деревья каменные, то могут встретиться какие-нибудь и каменные медведи. Правда, эти жалкие пули в обойме вряд ли помогут. Лучше всё-таки без медведей и без пуль...

— Ну что ты там возишься?! Надо есть и спать! Слышишь?!

— Сейчас, Адовалж, сейчас...

Челлерис выдавил две порции. На свою — ему не хотелось смотреть. Она была меньше, чем та — другая. Он со злостью и нехорошо думал о себе, но ничего не мог поделать со своими руками и с мыслью, что надо экономить.

Они укладывались спать.

Челлерис сразу проваливался в тяжёлый, как в глубокую шахту.

Адовалж с головой накрывался плащом. Устроившись, он доставал фонарь и фотографию жены. Молодая улыбающаяся женщина была снята среди деревьев земного леса. Она сидела на пеньке. Маленькие тени живых листьев пятнали светлое платье. Глаза женщины щурились от солнца. Невидимое, оно наполняло всё её существо теплом и нежностью. Здесь, среди вечной ночи и угрожающего безмолвия каменного леса, улыбка молодой женщины и дыхание зелёной листвы — всё, что благословляло Земное солнце, — казалось из пригрезившегося, невозможного наяву, Мира...

Для Челлериса пробуждение было мучительным. Наступало утро, о котором можно было судить только по часам. Что принесёт это новое утро?.. И сердце наполнялось тягостью тревоги.

Он начинал будить Адовалжа. Начинал с упоминания о завтраке.

Потом они молча ели.

— Пора идти, — говорил Челлерис.

— Я плохо себя чувствую. Мне хочется ещё поспать, — отвечал Адовалж.

— Мы не можем позволить себе столько отдыхать.

— Плевать я хотел на время!

— Нет. Ты встанешь и пойдёшь, — в голосе Челлериса звучала решительная угроза.

— Прошу тебя, — теперь уже плаксивым голосом говорил Адовалж. — Иди. Оставь меня не надолго. Я догоню тебя...

— Я знаю, как ты догонишь. Мне придётся за тобой возвращаться. Вставай...

Адовалж неохотно поднимался на ноги.

Но не всегда было так. Иной раз он вскакивал сразу же, как только просыпался.

— Эй, Челлерис, — кричал он, — хватит дрыхнуть!

За едой Адовалж начинал шутить, и Челлерис изо всех сил старался поддержать его бодрое настроение.

— Ну, пошли, пошли, — торопил Адовалж. — Веди меня, Челлерис. Только из этого кошмарного леса выведи. На тебя вся надежда.

Они шли, и Адовалж продолжал:

— Ты прости меня, Челлерис. За всё это... За моё малодушие. Я понимаю, мои капризы тебя раздражают. Но, поверь, я ничего не могу поделать с собой в такие минуты. Сейчас мне стыдно перед тобой и я ненавижу себя...

— Не надо об этом, Адовалж, — отвечал он.

— Значит, ты на меня не сердишься?

— Нет. Оставим лучше этот неприятный разговор. Не надо...

— Нет надо! — с жаром восклицал Адовалж. — Поверь. Это мне надо. И ты должен меня выслушать. Я только с виду такой здоровяк. Из-за этого здоровья мне постоянно хочется есть, хочется спать. Здоровье, чёрт бы его побрал, требует. А ты маленький, поджарый. Такие, сам знаешь, выносливее здоровяков.

— Я думаю, дело не только в этом...

— Конечно! Дело ещё и в нервной системе. Я — холерик. А тебе в этом отношении позавидуешь: ты флегматик.

— Ты можешь и ошибаться...

— Поверь, мне это видней со стороны!

— Пусть будет так, я не настаиваю. Только бы ты шёл, только бы нам выбраться из этих дебрей.

— Между прочим, Челлерис, я несу весь этот вздор, чтобы отвлечься. Чтобы скорее наступило то, о чём ты только что сказал...

— Спасибо и на этом.

И всё-таки Челлерис радовался за Адовалжа. В душе он многое ему прощал. Как прощают слишком слабому. Это была их первая совместная экспедиция. А для Адовалжа — вообще первая. Ещё там, на Земле Челлериса смущали некоторые предчувствия... Они оправдались в большей мере, чем он ожидал. Теперь слабость Адовалжа была очевидной, но Челлерис чаще все-таки досадовал на самого себя. За невольную неприязнь, за те вспышки гнева, которые вырывались у него, когда ему не удавалось сдержаться.

— Это ты меня прости, — не выдерживал он.

— За что?! — с искренним удивлением восклицал Адовалж.

— Ну, знаешь... Порою я...

— Да брось ты! Так и надо со мной! Я тебе ещё должен быть благодарен.

— Ладно. Хватит об этом, — смущённо говорил Челлерис.

Так продолжалось до следующего приступа меланхолии у Адовалжа.

На тридцать восьмые сутки лес начал заметно редеть. Теперь они шли под уклон, который становился всё круче. И, наконец, каменный лес остался позади.

Перед ними расстилалась чёрная равнина. Присмотревшись, они увидели далеко впереди желтоватые пятна.

— Река! — вырвалось у Адовалжа. — Мы спасены!

— Да. Похоже, что она, — тихо произнёс Челлерис.

Сориентировавшись, они поняли, что находятся у той же реки, но гораздо ниже по течению от базового лагеря и того места, где когда-то они её пересекли.

Челлерис смотрел на далёкое отражение звёзд в реке и хмурился.

— Ты опять чем-то недоволен, — с раздражением заметил Адовалж.

— Да, нет. Я думаю сколько времени займёт у нас путь к реке...

— Вот теперь, Челлерис, не время думать!

И Адовалж зашагал твёрдым размашистым шагом.

Вскоре спина его напоминала плотную покачивающуюся тень. Вглядываясь в неё, Челлерис ощутил такую апатию и слабость, какую ещё не испытывал. И это в то время, когда появилась определённость: впереди та самая река. Остаётся только выдержать. Но... сколько времени уйдёт на то, чтобы до неё добраться? Сколько времени и пищи уйдёт на то, чтобы её пересечь? Река здесь, похоже, гораздо шире. А как сложится их путь до базового лагеря? И потом, надо полагать, их уже ищут...

— Эй, Челлерис! — раздался голос Адовалжа. — Двигайся, не стой! Не заставляй меня возвращаться!..

— Иду! — наконец откликнулся он, и нерешительно шагнул вслед Адовалжу.

— Путь к реке оказался трудным. Труднее, чем предполагал Челлерис. Долина реки представляла собой сплошную глину. Ноги глубоко вязли в ней. Ко всему прочему, окончательно скис Адовалж. Последние дни Челлерис тащил его на себе. Ползком.

Они добрались. Челлерис понял это только тогда, когда холодная вода реки плеснула ему в лицо.

Он с трудом вытащил лодку из ранца на спине Адовалжа. Жаль, они выкинули баллон со сжатым воздухом. Теперь её придётся качать насосом. Но о том, чтобы заняться этим сейчас, не могло быть и речи.

Он расстелил лодку. Втащил Адовалжа на сухую резину, и, привалившись к нему головой, заснул. Внезапно и крепко.

Очнувшись, он с испугом схватился за часы, вернее за головку завода. Пружина была ещё достаточно тугой. Он перевёл дух и посмотрел на циферблат, отметив, что проспал четыре часа.

Теперь надо было накачать лодку. Он сообразил, что вытаскивать Адовалжа не стоит. Потому что потом пришлось бы его втаскивать в надутую лодку. Сомнительно, чтобы он справился с этим. Впрочем, работать насосом, когда на отсеки лодки будет давить грузное тело Адовалжа, занятие — тоже не из лёгких.

Он подсоединил насос к ниппелю и начал качать. На всю работу ушло столько же времени, сколько он перед этим проспал. Даже немного больше.

Обычно такая операция занимает не более двадцати минут. Тем более, что насос был ножной. Но когда он ставил ногу на «пятку» насоса, ногу начинала бить нервная дрожь. Он пытался, но не мог с нею сладить. Он качал руками.

Лодка была готова, и теперь её надо было столкнуть в воду. Ему казалось, что один он не справится. Но он её всё-таки столкнул. Он повис на корме животом и долго набирался сил, пока смог, наконец, перевалиться через борт на дно лодки.

Река подхватила их.

Теперь Челлерис думал о том, насколько она широка в этом месте. Далеко ли их снесёт. И опять: сколько уйдёт времени, чтобы её переплыть.

Когда Адовалж приходил в себя, он старался выполнить любое его желание. Если, конечно, оно было выполнимо. Чаще всего Адовалж просил есть и пить. Иногда он требовал фонарь и доставал фотографию, от которой осталась одна замусоленная бумага.

— Не смотри в мою сторону! — зло шептал он при этом.

— Ты же видишь, я сразу отвернулся, как только дал тебе фонарь, — с трудом отвечал Челлерис.

Ему было больно думать о фотографии. Вернее, о той женщине. Если бы она была только женой Адовалжа. Но она была ещё и сестрой его — Челлериса...

Была ещё одна просьба Адовалжа, которая приводила Челлериса в отчаяние. Переживать её в очередной раз становилось для него мучительной пыткой.

— Челлерис... Челлерис, ты слышишь меня?! — голос Адовалжа креп.

«Начинается», — думал он и отвечал не сразу.

— Чего тебе?

— Слушай, Челлерис. Дай пистолет. Мне надоело видеть тебя за вёслами и сознавать себя не способным тебе помочь.

Челлерис чувствовал мелкую дрожь в руках. Пытаясь с нею справиться, он наваливался на вёсла, но у него ничего не получалось. Тогда он переставал грести, вытягивал руки между расставленных ног и придерживал одну — другой, держась за запястья.

— Челлерис?! Ты что, оглох?!.

— Нет.

— Слышишь, что я говорю?

— Ладно, — сказал он однажды, когда терпение иссякло.

Он вынул пистолет и протянул его Адовалжу.

— Ты подними меня на борт. Иначе я прострелю лодку...

— Да, пожалуй, — согласился Челлерис. — Я привяжу пистолет к твоей руке, чтобы он не упал в воду. Он может мне ещё пригодиться.

— Делай, как знаешь, только побыстрее...

Он привалил тело Адовалжа плечами к борту так, что голова свешивалась над водой.

Он сел снова на вёсла и теперь исподлобья следил за ним.

Адовалж долго лежал неподвижно. Потом он поднял руку, поднёс её ко лбу, и нажал спусковой крючок.

Пистолет болтался в воде на верёвке.

Челлерис отвязал его, вставил в рукоять обойму и сел на своё место.

Через некоторое время Адовалж зашевелился, застонал.

— Челлерис, я, кажется, жив?.. — сказал он, сползая на дно лодки.

— Да, Адовалж, ты промахнулся. Видно судьба...

— Как же это?.. Ведь я...

— Пуля прошла мимо. Но если ты ещё хоть раз попросишь пистолет...

— Ты прав, Челлерис... Прости меня. Видимо, я должен жить. Я буду жить... — и Адовалж уткнулся лицом в ладони.

Шли дни. Он приходил в себя. Ел, спал, приподнимался со дна. Даже как-то порывался подменить Челлериса. Но тот был против.

— Набирайся сил, Адовалж. У нас всё ещё впереди, — спокойно говорил он. И уже совсем беззвучно повторял: «У нас всё ещё впереди...»

Иногда, думая о себе, Челлерис сравнивал себя с «вечным двигателем». Само сравнение он находил забавным, и в глубине души тихо радовался тому, что ещё способен так думать, так шутить. Вместе с тем, он был уверен, что этот двигатель находится в нём. Что это он, помимо его воли, опускает и поднимает вёсла. Усталость же объяснялась продолжительностью работы двигателя. Вернее так: само созерцание работы двигателя было утомительным, и потому свою усталость он приписывал утомлению от созерцания...

Подобные размышления походили на бред. В конце концов Челлерис их так и расценивал. Они туманили голову, притупляли физическое ощущение боли и усталости. Потому он и не спешил гнать их прочь или разбираться в них, чувствуя, что в чём-то они ему помогают.

В одну из таких минут полузабытья, он не сразу отозвался на голос Адовалжа.

— Челлерис! Челлерис?!

— Да, — откликнулся он, приходя в себя.

— Ну, ты меня и напугал! Зову, зову... Мне показалось, что сам ты уже... а руки твои ещё...

— Может быть это так и случится. Но на сей раз тебе это только показалось. Что ты хотел?

Адовалж торопливо подобрался к нему и показал жестом, чтобы тот нагнулся.

— Челлерис, послушай... Может, мне это тоже показалось, не знаю... — прошептал он.

— Ну что?! Говори!.. — неожиданно для самого себя взорвался Челлерис.

Адовалж словно не заметил этого.

— Челлерис, кажется, мы... переплыли...

Он опрокинул Адовалжа и прыжком перелетел через нос лодки.

Он упал в жидкую грязь низкого берега и заплакал.

Адовалж суетился вокруг него. Пытался его поднять, поставить на ноги.

— Ну что ты, Челлерис?! Ну что?! Мы же переплыли! Теперь нам только добраться, слышишь?!.

— Как ты не понимаешь?.. — сказал он после долгого молчания. — Может, мы давно уже на этом берегу!.. Понимаешь?! Понимаешь?..

Только тут Адовалж понял. Он оставил Челлериса в покое, занялся укладкой оставшихся вещей. Покормил Челлериса, поел сам и впервые принялся латать их рваную одежду.

— Нам пора идти, — сказал наконец Челлерис.

— Знаешь, я давно ждал от тебя этих слов, — с готовностью ответил Адовалж.

— Да, пора. Только вот лодка...

— Что лодка? Не тащить же её теперь?..

— Пожалуй. Теперь, пожалуй, можно оставить.

Они пошли.

Им пришлось порядком отойти от самой реки, чтобы не месить жидкую глину. Правда, там, где они шли, теперь была тоже глины, но уже не такая вязкая.

На третьи сутки их пути к базовому, Челлерис неожиданно остановился и схватился за голову.

— Как?! Как же это случилось?!. — закричал он.

Этот крик напугал Адовалжа. Вернее, его испугала мысль, что Челлерис сошёл с ума. Он впервые и с ужасом подумал о том, что станет с ним самим, если Челлерису откажет рассудок. Он бросился к нему. Стал его тормошить.

— Челлерис?! Что с тобой?! Что?! Давай присядем. Давай отдохнём.

— Да как же так? — бормотал Челлерис, отстраняясь от Адовалжа.

— Ну, скажи! Скажи в чём дело! Тебе плохо?!

Лицо Челлериса и впрямь напоминало лицо помешанного. Заросшее, с глубоко запавшими, с остекленевшими, как у загнанной лошади, глазами.

— Лодка, — наконец выдохнул он.

— Что лодка?! Какая лодка?! — Адовалж, сам на грани потери рассудка, изо всех сил тряс его за плечи. — Чел-ле-рис, какая лодка?! К чёрту лодку! Забудь о ней! Нет её! Пойми: её нет! Мы её бросили! Вспомни!

— Отстань, — вдруг спокойно произнёс Челлерис. — Нам нельзя было бросать лодку.

— Почему?

— Почему?.. — с глухой тоской в голосе произнёс Челлерис. — Что мы будем делать, если встретим приток этой реки? Он может быть не единственным...

Адовалж опустился на землю.

— Ты как всегда прав, Челлерис. А я, как всегда, виноват...

— Надо вернуться за лодкой, — сказал Челлерис самому себе.

Он посмотрел на Адовалжа отсутствующим взглядом. Тот невольно произнёс:

— Челлерис, возвращаться?.. Но это же...

— Надо, Адовалж. У нас нет иного выхода.

— Но, может быть...

— Нет. Это было бы полным безрассудством.

— Но мне не вытянуть, Челлерис...

— Ничего не поделаешь. Придётся тебе подождать.

Адовалж сглотнул слюну.

— Ты пойдёшь один?..

— Да. Двоим не зачем. Пока меня не будет, постарайся набраться сил. Кто знает, может нам осталось не так уж много терпеть.

— Хорошо, Челлерис. Будь уверен, я постараюсь. Только бы ты выдержал.

— Мне ничего не остаётся другого, — горько усмехнулся Челлерис. — Знаешь, там, на реке, мне казалось, что у меня внутри маленький «вечный двигатель...»

— Это похоже на правду, — сказал Адовалж. — Я часто именно так и думал о тебе. Мне только в голову не приходило именно это сравнение.

Челлерис ушёл.

Адовалжу было не по себе оттого, что он остался один. Но он старался почаще вспоминать о «вечном двигателе» внутри Челлериса. И поменьше о том, что было бы, если бы... И пришла наконец минута, когда он обострённым слухом уловил нетвёрдые шаги приближающегося Челлериса.

Отдохнувший Адовалж бросился к нему и, крепко обняв, даже оторвал его от земли.

— Ну, ты совсем молодец, — сказал Челлерис каким-то чужим скрипучим голосом.

Адовалж с тревогой посмотрел в его лицо. Он заметил, как ещё больше углубились две тёмные впадины, на дне которых лежали глаза Челлериса, без живого блеска, словно подёрнутые тонким матовым льдом.

— Тебе надо как следует отдохнуть. Как следует выспаться и как следует подкормиться.

— Да, да мне придётся отдохнуть... Знаешь, Адовалж, я не так устал от ходьбы, как от сознания, что этого можно было избежать.

— Но ты же не виноват. Любой бы на твоём месте...

— Не надо, Адовалж. Не надо... Мне это не простительно. Я должен был предвидеть.

— Ну, знаешь ли, Челлерис, — резко сказал Адовалж. — Хватит! Забудь.

— Ладно, ладно. Ты прав. Теперь надо думать о другом, — с поспешностью отступил Челлерис.

Через два дня они тронулись дальше.

Им уже мерещился ориентир базового лагеря: столб света, идущего вертикально в небо. Источником его служил сильный галогеновый прожектор. Увидеть этот луч можно было с большого расстояния.

Сил у них оставалось всё меньше. Они всё чаще валились и двигались ползком. Порою Челлерису приходилось тащить Адовалжа, который опять впал в полубессознательное состояние.

Однажды, во время продолжительного отдыха, Челлерис увидел луч. Он не поверил своим глазам. Он долго всматривался в него, то привставая на четвереньки, то ложась. И снова не верил. Луч был так далеко, что туда не долетел бы звук выстрела. Не галлюцинации, не мираж ли это?.. Он растолкал Адовалжа.

— Луч, — не выказав удивления, спокойно сказал тот.

— Да. Похоже.

— Я видел его ещё вчера... — шепнул Адовалж.

— Как?!. И ты молчал?..

— Я боялся ошибиться. Я ждал, когда увидишь его ты. Твои глаза надёжнее... Она мне не раз говорила, что на тебя можно положиться. Признаться, мне даже надоело это слышать. Что ж, твоя сестра оказалась права. Но теперь... Теперь, Челлерис, постарайся, если сможешь, не отставать от меня... — и Адовалж поднялся на ноги.

Челлерис был поражён лёгкости, с какой он это сделал.

Адовалж удалялся. Он бежал. Бежал! Широкими сильными прыжками. В то время, как ему, сделать несколько шагов, стоило неимоверных усилий.

«Да. Всё это время он ставил на меня, как на скаковую лошадь. И выиграл... — думал он, поднимаясь на ноги после очередного падения. — А я?.. Я считал своим долгом сохранить ей мужа. Каким бы он ни был. Потому что, каким бы он ни был, она его любила. Это я знаю точно. Только не знаю: за что? И никогда, видимо, не узнаю. Животное останется жить с моей помощью...»

Он вытащил пистолет. Он был готов выстрелить в спину удаляющегося Адовалжа. Но внезапно охватившие его стыд перед самим собой, презрение к самому себе за все эти семьдесят трое суток, в течение которых он спасал его...

Он поднёс пистолет к виску.

Нужны были силы, чтобы спустить курок. Казалось, даже на это у него их не осталось. Но когда он упал лицом в глину, он уже был мёртв.

Шли только часы.

Текст рапечатан с сайта https://peskarlib.ru

Детская электронная библиотека

«Пескарь»