Детская электронная библиотека
Александр ВЛАСОВ, Аркадий МЛОДИК
(Версия для распечатки текста)
Нижняя часть города называлась Полыновкой, верхняя – Ярусами. Полыновцы селились на сыром полуострове, образованном слиянием двух рек. Жители Ярусов занимали лучшую часть города – его центр, раскинувшийся на возвышенности. До революции в Полыновке, как и на других окраинах, обитали рыбаки, ремесленники, бурлаки и заводские рабочие. В Ярусах жили мещане и купцы. А сейчас в центре города процветали нэпманы.
Полыновские мальчишки без особой нужды в Ярусах не появлялись. Им и у себя было хорошо. Острый угол между двух рек не застраивался, потому что весной и осенью здесь буйствовало половодье. Зато летом тут было привольно и весело. Трава доходила до пояса. Земля покрывалась густым цветным ковром, отороченным по берегу желтой песчаной каймой. А дальше голубели реки: слева глубокая и холодная, справа помельче, с перекатами и удивительно теплой водой.
Мальчишки любили в жаркую погоду садиться на дно между камнями. Вода ласково перехлестывала через плечи, щекотала под мышками, старательно обмывала грязные шеи и ноги. Вода была для мальчишек не только усердным банщиком, но и постоянным лекарем. В реку забирались после каждой потасовки с ярусовскими бойскаутами.
Отряд бойскаутов состоял из нэпмановских сынков. Они были заносчивы и драчливы. В коротких штанах, в рубашках цвета хаки, с широкополыми круглыми шляпами на голове, бойскауты всегда ходили группой по десять – пятнадцать человек, и полыновским ребятам здорово от них доставалось.
Не было случая, чтобы встреча с бойскаутами обходилась без драки, и всякий раз «шляпы», как их называли полыновские мальчишки, одерживали победу. Бойскауты провожали удирающего противника презрительными криками:
– Гопники!.. Гопники!.. Гопники!..
После одной из таких стычек побитые, исцарапанные полыновские мальчишки понуро пришли к реке, разделись и, потирая ссадины и синяки, вошли в воду. Все молчали, сердито сопели и старались не глядеть друг на друга. Было и обидно, и больно, особенно Тимошке и Матюхе: у Тимошки под глазом набухал зловещий фиолетовый «фонарь», а у Матюхи от правого уха к подбородку шла красная кровоточащая ссадина.
Матюха сел между камней, обмыл щеку в веселой проточной воде. Тимошка с головой погрузился в журчащий поток и усиленно моргал подбитым глазом. Он не услышал, как кто то из ребят вскрикнул. Не этот отчаянный крик заставил его поднять голову из воды. Моргая глазом, он заметил, что прозрачная зеленоватая вода вдруг потемнела. Тимошка вскинул голову и ошалело посмотрел на бегущие к берегу иссиня черные фигуры. Он испугался. Ему подумалось, что подбитый глаз перестает видеть. Но все, кроме Тимошкиных товарищей, сохраняло естественные краски. Он видел в прибрежной траве голубые колокольчики, желтые с белым головки ромашек. Только бегущие в панике мальчишки были черные, как негры.
В нос Тимошке ударил острый запах нефти. Он посмотрел на воду – по реке сплошной маслянистой пеленой плыл мазут. Тимошка так растерялся, что вскочил на ноги лишь тогда, когда сзади закричали:
– Гоп ни ки! Гоп ни ки!
Затем раздался взрыв хохота. Метрах в ста вверх по течению около большого опрокинутого бака стояли бойскауты. Это они, выследив ребят, вылили в реку мазут.
Мальчишки попали в трудное положение. Руки, ноги, животы, спины, а у Тимошки и голова, – все было черным, жирным. Чем больше они старались оттереть мазут, тем плотнее он прилипал и въедался в кожу. Не помогали ни речной песок, ни трава.
Неожиданно насмешливые выкрики и хохот прекратились. Бойскауты исчезли, а у перевернутого бака показались трое рабочих. Вскоре один из них – молодой, курчавый, с добродушным лицом – подошел к полыновским мальчишкам.
Сочувственно, без тени улыбки, хотя неудержимый смех распирал его, рабочий осмотрел ребят.
– Н да а! Мама родная не узнает! – сказал он. – Сейчас будем мыться. Не хныкайте, и хватит кожу драть – не поможет! Ложитесь на песок и ждите. Принесут мыло и керосин… Да вон – уже несут!
По берегу шел второй рабочий, с банкой и бумажным свертком. В банке был керосин, в бумаге – едкое зеленое мыло.
Через полчаса мальчишки побелели и с великим облегчением оделись.
– Ну, давайте знакомиться! – сказал курчавый. – Я – секретарь комсомольской ячейки, а зовут меня Семен…
Тимошка, прижав руку к заплывшему глазу, по очереди назвал своих товарищей.
– А самого как звать?
– Тимошка!
– Так вот, Тимофей! – сказал Семен. – Ты, я вижу, вроде старшего у ребят, и синяк у тебя больше всех. Вот ты мне и скажи, почему так получается – лупят и лупят вас бойскауты! А сегодня еще лучше – выкрасили в мазуте! В чем дело?
– Чего тут спрашивать! Ясно, в чем! – ответил Тимошка. – Больше их!
– Как больше? – удивился Семен. – Да у вас в Полыновке не меньше сотни ребят и девчат столько же! А у бойскаутов в отряде два десятка не наберется.
– Сравнил! То отряд! А у нас что? Пусть хоть и сотня мальчишек, а толку нет. Все порознь!
– Во! – одобрительно произнес Семен. – Отгадал! В этом вся загвоздка!.. Кто же вам мешает объединиться?
Мальчишки переглянулись.
– А как это? – спросил Матюха. – У нас ведь ничего нету… У бойскаутов и командир имеется – Борька очкарь, и форма!.. Болтают, что и устав есть: все по распорядку расписано.
Матюха сказал это со вздохом. Было видно, что парня грызет тайная зависть.
Семен мотнул курчавой головой.
– Запомните: бойскаутов, как таковых, уже нет! Их организация распущена, потому что она была не пролетарской, вредной для народа. Состояли в ней сынки буржуев. Кто сейчас называет себя бойскаутом?
– Нэпманы с Ярусов! – ответил Тимошка.
– Во! Дети нэпманов! Вам с ними не по пути! И нечего завидовать их форме и уставу! Надо создавать свой отряд, с пролетарскими порядками. И цель себе поставить, да такую, чтобы в городе заговорили: вот, мол, полыновцы! Молодцы! Это вам не бойскауты! Это наши парни!..
* * *
Прошло несколько дней. Полыновские ребята были в каком то лихорадочном состоянии. Разговор с Семеном взбудоражил их. Мальчишки ходили группами, спорили о чем то, то и дело бегали к заводу, вызывали в проходную Семена, советовались с ним. Но, решив один вопрос, они сразу же натыкались на новые. Трудно создать организацию. Даже Семен часто становился в тупик.
– Думайте, думайте! – говорил он, выслушав проекты ребят. – Кое что у вас уже получается. А насчет атаманов – бросьте! Никаких атаманов! Вы не шайку лейку собираете! Командиры должны быть или начальники. И название отряду надо хорошее выбрать. «Красные мстители» – это не название, а романтическая чепуха! Трудовое нужно… Такое, чтоб коллектив чувствовался!
– »Пролетарский сыщик»! – крикнул кто то.
– »Советский Монте Кристо»!
– »Рабочий тигр»!
Семен пренебрежительно морщил нос.
– »Красная пчела»! – бухнул Тимошка.
Семен вскинул голову.
– Во! – сказал он. – Правильно! Подходит! Пчела трудится весь день, пчелу люди уважают, пчела живет в коллективе, пчела жалит врагов! Подходит! Каждый из вас будет Красной Пчелой, а весь отряд – Ульем! «Полыновский Улей»! А? Звучит!
Решили, что отряд будет делиться на десятки во главе с выборным командесом – командиром десятки. Отрядом будет командовать командот, то есть командир отряда. Штабом послужит заросший травой угол между двумя речками. Сигнал сбора – костер у воды. Семен обещал дать кумача для флага и золотой краски, чтобы нарисовать на полотнище пчелу.
Ребята долго думали над формой для Красных Пчел. Но одежда у полыновских мальчишек была такая пестрая, что ничего общего установить не удалось. С ботинками было еще хуже. У одних они имелись, а другие с мая до октября обходились без обуви. Тогда Матюха предложил три обязательных условия: Красная Пчела летом ходит босиком, в честь пролетарского происхождения; рукава держит засученными, в знак готовности к труду и битве; на левой руке носит красную повязку с рисунком пчелы. У командира десятка на повязке две пчелы, у командота – три.
Семен одобрил форму и сказал, чтобы завтра с утра ребята пришли на завод за кумачом и краской.
– Являйтесь в строю! – добавил он. – Командот получит флаг! И с этого момента Полыновский Улей будет утвержден как самостоятельная единица детского комдвижения!
– А у нас еще командесов нет и командота тоже! Кому знамя получать? – спросил Матюха.
– Время у вас есть – до завтра выберете, – ответил Семен. – Тут уж я вмешиваться не стану.
Мальчишки вернулись в будущий штаб.
– Как будем выбирать? – крикнул Матюха. – Сначала командесов, а потом командота или наоборот?
– Командота! Командота! – потребовали ребята.
– Ну, давайте! – согласился Матюха и выпятил грудь, надеясь, что выберут его. – Дело, конечно, хлопотливое… Но я могу…
– П почему? – заикаясь, спросил Тимошка. – Почему ты?
– Как почему? – Матюха даже вздрогнул от негодования. – А кто форму ввел? Я!
– А я название придумал! – возразил Тимошка.
– А кто сильней? Я! – не сдавался Матюха.
В спор вступили все мальчишки.
– Матю юху! – горланили одни.
– Тимо ошку! – орали другие.
Сторонников Тимошки было явно больше. Матюха был скор на руку и нередко отпускал своим ровесникам тычки и подзатыльники. Сейчас ребята припомнили это и при всем уважении к силе Матюхи боялись выбрать его в командоты.
– Меня и Семен признал! – крикнул Тимошка гордо. – Со мной с первым заговорил!.. У меня еще фонарь сидел под глазом. Он его заметил и сказал, что я вроде старшего и синяк у меня самый большой!
Матюха посмотрел на одобрительно гудевших ребят. Глаза у него стали похожи на два черных дула двустволки, готовой выстрелить дублетом. Он грубо растолкал мальчишек и выбрался из толпы. Ребята замолчали, а Матюха обернулся и процедил, презрительно оттопырив верхнюю губу:
– С таким командотом далеко не уплывете!..
Больше Матюха не оглянулся. Он шагал по берегу, ничего не видя вокруг от злости. Как ему было обидно! Уж он бы стал настоящим командотом! Ночи бы не спал! У него отряд был бы такой, как у Чапая! А тут этот Тимошка! Что он может сделать? Слабак, которому от скаутов попадало больше всех!..
Матюха миновал большой бак, из которого неделю назад бойскауты вылили в реку мазут, зашел за забор, поднялся на крутой пригорок и чуть не столкнулся с высоким очкастым предводителем бойскаутов. И сразу же сзади и с боков Матюхи выросли, как из под земли, еще несколько круглых зеленых шляп.
Поблескивая стеклами очков, парень внимательно оглядел Матюху. Командир бойскаутов был далеко не глуп. Он знал, что полыновские мальчишки затеяли какую то новую игру. Разведчики докладывали ему, что полыновцы о чем то сговариваются, ходят на завод, спорят. И Борька Граббэ – так звали очкастого парня – встревожился. Ему захотелось выяснить, что происходит в Полыновке. Будущий штаб Красных Пчел со всех сторон окружили дозоры бойскаутов. Матюха и напоролся на одну такую секретную заставу.
– Бить будете? – спросил он весьма безразлично.
– А зачем? – ответил Борька. – Не за что! Мы хороших людей ценить умеем… Слушай, тебе ли возиться с этими гопниками? Иди к нам – первоклассным скаутом будешь!
Если бы Матюха не обозлился на своих ребят, он бы никогда не клюнул на грубоватую лесть Борьки Граббэ. Но злоба плохой советчик. Польщенный похвалой «очкаря», Матюха спросил у Борьки:
– А командиром сделаете?
– Видишь ли, – произнес Граббэ, – у нас не гопкомпания. У нас есть устав. Ты пройдешь испытательный срок, получишь право носить священную форму бойскаута, а потом и командиром звена назначим.
Борька многозначительно посмотрел на угрюмых бойскаутов и еще раз сыграл на самолюбии Матюхи.
– Ты обязательно будешь командиром! Все эти испытания для тебя – одна проформа!.. По рукам?..
Борька льстил Матюхе неспроста. Он рассчитывал выведать у него тайны полыновских ребят, а затем полностью расквитаться с ним за синяки и выбитые у бойскаутов зубы. И Матюха попался на эту удочку. Он рассказал о Семене, о Полыновском Улье, о Красных Пчелах. Он и на следующий день еще не опомнился и принял участие в вылазке бойскаутов в Полыновку.
Матюха шел босой, без кепки среди зеленых круглых шляп и еще с пригорка, на котором вчера встретился с бойскаутами, увидел внизу на знакомом треугольнике, опоясанном двумя голубыми лентами рек, маленький флаг. Он реял на высоком шесте. Вокруг никого не было.
Борька тоже заметил алое полотнище.
– О о! – произнес он и добавил двусмысленно: – Твой испытательный срок подходит к концу!.. Вперед! Р разнесем улей гопников.
Бойскауты понеслись с пригорка, вбежали на территорию штаба Красных Пчел – и через несколько минут обломки шеста и обрывки кумачового флага с золотистой пчелой в центре полотнища поплыли вниз по течению реки.
Матюха не дотронулся ни до шеста, ни до флага и почему то не испытал никакой радости оттого, что ему удалось отомстить ребятам. Он еще не успел разобраться в своих чувствах, как со стороны Полыновки послышались крики. Бойскауты обернулись. К разгромленному штабу бежал отряд Красных Пчел.
Нет! Это были уже не те полыновские мальчишки, над которыми бойскауты не раз одерживали победу. Впереди мчался Тимошка. За ним – десятки. Краснели повязки. Засученные рукава придавали ребятам боевой, подтянутый вид. Отряд Красных Пчел теперь был внушительной силой.
Тимошка что то кричал, размахивая руками. Видимо, он отдал какое то приказание, потому что десятки вдруг развернулись влево и вправо по всему треугольнику и заперли бойскаутов на полуострове. Командиры десяток рысью вели Красных Пчел в наступление.
Часть бойскаутов сбилась в кучу, другие бросились к мелкой речушке, чтобы переправиться на противоположный берег. Не растерялся только Борька Граббэ.
– Назад! – крикнул он. – В шеренгу по два станови ись!
Бойскауты послушно выполнили приказ. На Матюху в эту тревожную минуту никто не обращал внимания.
Оглядев строй, Борька пошел навстречу Тимошке, франтовато помахивая руками. Он хотел выиграть время и придумать выход из ловушки. Начинать общую драку он не собирался. Опыт подсказывал ему, что сегодня бойскауты будут биты.
– Эй, командот! – обратился он к Тимошке. – Останови отряд и высылай парламентеров на переговоры.
Тимошка не знал, что такое парламентеры. Чтобы не показаться дураком, он раскинул руки в стороны и остановил наступающие десятки.
– Слушайте все! – закричал Борька. – Зачем нам устраивать всеобщую потасовку? Давайте поступим, как поступали наши умные предки! Пусть перед двумя отрядами выступят их командиры… Один на один до первой крови! Чей командир своей кровью умоется, тот отряд и побежден!
Борька знал, что Тимошка не устоит перед ним.
Матюха оценил хитрость бойскаута и злорадно ухмыльнулся. «Был бы я командотом, я бы тебе, очкарь, показал! – подумал он. – А Тимошка!.. Что он сможет?! Сейчас откажется и все увидят, что за командота они выбрали!..»
– Согласен! – ответил Тимошка. – Только не до первой крови, а до лежака!
Драка «до лежака» была серьезным испытанием. Кровь из носа или из губы – дело случайное. Она могла появиться после первого ловкого удара. И, конечно, этот удар получил бы Тимошка. А драться «до лежака» – значит биться до тех пор, пока один из мальчишек не упадет обессиленный на землю и не сможет или побоится встать.
– Уверенный в своем превосходстве, Борька принял вызов.
– Выходи! – сказал он и снял очки.
И вот они встали друг против друга. Низкорослый узкоплечий Тимошка стоял босиком, с непокрытой головой, в залатанных стареньких брючонках. А Борька, высокий и статный, игриво подрыгивал ногами, поводил плечами, как заправский кулачный боец на разминке.
У Матюхи сжалось сердце. Ему стало жаль Тимошку. «Уж сдался бы, что ли! – тоскливо подумал он. – Куда лезет!..»
Бойскаут, пригнув подбородок, первый ринулся на противника. Тимошка увернулся от удара, но каблук Борьки с ошеломляющей болью опустился ему на ногу. Тимошка прижал отдавленный палец к другой ноге.
В шеренге бойскаутов засвистели.
– Гопник босоногий! – крикнул чей то голос. – Дай ему, Граббэ! Всыпь!
Шеренга распалась, и бойскауты полукругом обступили дерущихся. Красные Пчелы образовали другой полукруг.
А Борька лихо молотил кулаками, стремясь почаще наступать ботинками на босые ноги противника. После одной из таких атак у Тимошки оборвалась и упала на землю красная повязка. Он оттолкнул бойскаута и нагнулся за ней. В этот момент Граббэ прыгнул вперед, снова наступил на босую ногу и одновременно ударил кулаком. Тимошка упал на спину, но тут же вскочил, успев схватить и запрятать в карман кумачовую повязку. Борька еще раз сшиб его с ног. И опять Тимошка поднялся.
– Держись! Держись! – неожиданно для себя завопил Матюха. – Держись! – кричал он, но голос его затерялся в общем шуме.
В третий раз Тимошка очутился на земле. В четвертый… В пятый… И всякий раз он упрямо вставал и пытался ответить ударом на удар. Бойскаут бесился от этого упорного сопротивления. У него устали руки. Он стал больше работать ботинками. Он прыгал на босые ноги, мелькавшие внизу, норовя наступить на них как можно больнее.
– Не по правилам! – взревел Матюха и, схватив двух бойскаутов, стоявших рядом с ним, ловкими подножками смахнул их на землю. Третьему бойскауту он влепил хороший удар в челюсть. Остальные отскочили. Вокруг Матюхи образовалось пустое пространство.
– Ур ра командоту! – выкрикнул он, наступая на бойскаутов. – Пчелы, бей нэпманов!
– Бей их! – откликнулись полыновские мальчишки.
На полуострове разгорелась короткая, но жаркая схватка. Бойскаутов оттеснили к реке. Последним отступал Борька. Матюха прорвался к нему и не ударил, а просто ткнул раскрытой ладонью в подбородок. Граббэ полетел в воду, а потом, согнувшись, придерживаясь руками за выступавшие из воды камни, побежал на другую сторону реки.
* * *
Умывшись и приклеив листы подорожника к ссадинам и синякам, Тимошка надел кумачовую повязку и обошел поле битвы. Но напрасно искал он Матюху – его нигде не было.
– Кто видел Шпонкина? – спросил командот.
Все видели Матюху во время драки. Многие были очевидцами его расправы с «очкарем», но никто не знал, куда девался Матюха после схватки с бойскаутами.
Еще больше огорчились ребята, когда, обыскав весь полуостров, не нашли ни флага, ни мачты.
– Надо Семену сказать, пусть даст еще кумача! – предложил командир первой десятки. – Чтобы снова такое не получилось, установим у флага караул. А на ночь будем спускать флаг и уносить с собой.
Тимошка согласился. Красные Пчелы выстроились и пошли к заводу.
Семен очень неодобрительно выслушал отчет командота и переспросил:
– Значит, флаг украли?
Тимошка кивнул головой.
– Ну что ж… Флага нет – и отряда нет! – отрезал Семен. – Расходитесь по домам… Красных Пчел больше не существует! Остались одни полыновские сопляки, которые не сумели уберечь свою честь! Р разойдись! Рассыпься!..
Мальчишки не тронулись с места – стояли в десятках, понурые, смущенные.
– А вы как думали? – с обидной иронией продолжал Семен. – Флаг – это так, баловство? Тогда возьмите тряпку зеленого или серо буро малинового цвета и балуйтесь сколько влезет! А с красным цветом не шутите! Это цвет нашего революционного знамени! И кто у вас украл его? Нэпмановские отпрыски!
Тимошка обиженно дотронулся рукой до рассеченной брови. Семен заметил это движение и обрушился на командота:
– Ты мне свои синяки не показывай! Флаг где? Грош цена твоему геройству! Где флаг, спрашиваю?
– Здесь флаг! – раздался громкий голос.
Все головы повернулись вправо. К отряду, стоявшему у проходной завода, бежал Матюха. В руках у него алело изорванное, мокрое полотнище.
– Здесь флаг! – повторил Матюха. – Выловил его… На целую версту течением унесло, еле догнал!
Семен взял флаг, расправил его, разгладил, потом крикнул отрывисто и торжественно:
– Отр ряд! Смир рно!.. Командоту – принять флаг!
Тимошка протянул руку и со всей силы сжал кумачовое полотнище с потускневшей от воды пчелой.
– Рекомендую выбрать знаменосца! – сказал Семен. – Да посильнее!
– Матю ю уху! – загорланили Красные Пчелы…
* * *
После драки Борька Граббэ затаил против Матюхи лютую ненависть. Командир бойскаутов думал, что вся эта история была заранее подстроена полыновскими мальчишками. Матюху стали подкарауливать. У его дома несколько раз устраивали засады. Опасаясь тяжелых кулаков Матюхи, бойскауты приходили с увесистыми камнями в карманах, а Борька носил с собой большой перочинный нож.
Но Матюхе везло. Не попадался он в расставленные сети.
После каждой неудачной попытки расправиться со знаменосцем Красных Пчел Борька приходил домой бледный от ярости. Он хлопал дверями, грубил матери, и только присутствие старшего брата заставляло его притихнуть.
Старший Граббэ торговал в своей лавчонке пуговицами, кнопками, брючными крючками. Раньше он хозяйничал в большом антикварном магазине, вел деловую переписку со многими титулованными особами. Одним он доставал экзотические безделушки Востока и Юга, другим – редкие картины, третьим – фарфор. Агенты Граббэ сновали повсюду и добывали нужные вещи из под земли.
Так было. А сейчас – пуговицы, в лучшем случае – гребенки и подтяжки.
Сохраняя на лице холодность и надменность, внутри Граббэ весь клокотал. Но он был труслив. Встретив случайно милиционера, переходил на другую сторону улицы, а дома любил строить из себя грозного врага советской власти.
– Ну, скаут! Воробьев гоняешь? – спросил он как то у Борьки.
Тот буркнул что то нечленораздельное.
– Обмельчали люди! – вздохнул старший Граббэ. – Неужели тебя не тянет на что нибудь большое, серьезное? Неужели ничем не горит твоя душа?
– Горит! – вспыхнул Борька. – Еще как горит!.. Попадись он мне…
– Кто же это вызвал у тебя такую горячую симпатию?
– Есть тут… один…
– Хм!.. Один… – Старший Граббэ сделал презрительный жест рукой. – И этот один, вероятно, подставил тебе ножку или показал фигу? И возгорелась твоя душа?.. Нет! Ты не будешь знать больших чувств, настоящего горения!
Старший Граббэ помолчал, пожевывая плоские, без всякого изгиба губы.
– Мне бы твои годы… Нашлось бы дело посолидней!..
Борька прищурился.
– Посолидней… За это и отвечать посолидней придется!
Старший Граббэ горько рассмеялся.
– 3 завидую большевикам!.. Помню, в пятом году… Отец еще жив был… У нашего магазина выставили городового – на всякий случай… Стоял он широченный – полвитрины загораживал… Среди бела дня проскочил мимо него оборвыш. Года на два младше тебя… Мазнул рукой и прилепил к витрине большевистскую прокламацию. Прямо за спиной городового… А сейчас удивляемся: «Как это, мол, могло совершиться? Почему революция? Нельзя ли ее побоку?» А позвольте спросить: какими силами, с кем? С тобой, что ли?..
Такие разговоры Борька слышал не раз. Они разжигали в нем глухую ненависть. Борька любил деньги и часто получал их от брата на карманные расходы. Выдавая деньги, старший Граббэ обязательно говорил:
– Ты бы уже мог иметь свой счет в банке, если бы…
Борька любил хорошо одеваться. Старший Граббэ, купив ему обновку, спрашивал:
– Сколько у тебя костюмов?
– Два.
– А у меня в твоем возрасте была дюжина, и не каких нибудь, а парижских. И у тебя бы было, да…
Он не заканчивал фразу, но младший брат догадывался, что кроется за этой недомолвкой. И получалось так, что у Борьки все оказывалось в прошлом, хотя ему только только исполнилось пятнадцать лет. Он мог бы иметь счет в банке, дюжину парижских костюмов, все, все, все!.. Мог бы, если бы не… Под этим «если бы не» старший Граббэ подразумевал революцию. И Борька с ранних лет научился смотреть на мир глазами брата.
Ненависть к окружающему проявилась сначала во вражде к полыновским ребятам. Став командиром бойскаутов, Борька травил полыновских мальчишек, как только мог. Но старший Граббэ толкал брата на большее и добился своего.
* * *
Красные Пчелы торжествовали. Бойскаутов будто вымело из города. Они уже не ходили по улицам с гордым непобедимым видом. Лишь изредка попадались полыновцам круглые зеленые шляпы. А Борька Граббэ – тот и вообще перестал носить форму. Бойскауты притихли, при встречах не задирались. Драк больше не происходило. Нападений на флаг с пчелой не было.
Матюха иногда высказывал недовольство таким долгим перемирием. Он мечтал о жарких схватках, в которых можно было бы показать свою удаль и геройство. Но большинство ребят не стремилось к войне.
Мальчишки приводили в порядок заводской двор, очищали от хлама проезды и проходы между цехов. Поручали им и более трудные работы.
Однажды вышел из строя трубопровод, по которому подавали нефть из цеха в цех. Что то закупорило трубу. Выход был один – заменить ее. На это потребовалось бы не меньше недели. На подсобные работы хотели поставить Красных Пчел. Но командот предложил Семену другой способ.
– Труба хоть и узкая, а я, например, протиснусь, – сказал Тимошка. – Разреши попробовать! Скорей будет!
Семен недоверчиво улыбнулся, но, подумав, рассудил, что можно попробовать.
Отвернули крышку, запиравшую горловину трубы, спустили всю нефть, и командот втиснулся в узкое скользкое отверстие. За Тимошкой тянулась веревка, привязанная к его ноге.
– Как я дерну, – дергай и ты, отвечай! – напутствовал его Семен. – Дернешь – значит, все в порядке, а не ответишь – буду знать, что неладно… Мигом вытяну за веревку!
Пять метров веревки ушло в трубу. Тимошка четко подавал сигналы. Но вдруг веревка замерла. Семен заработал руками и, как пробку, вытянул командота из трубы.
Тимошка вдохнул чистый воздух, открыл глаза. В руках он держал большой комок пропитанной нефтью ветоши.
– Заусеница какая то в трубе, – пояснил он, переведя дух. – Эта дрянь и зацепилась… А воняет там!.. Дурман в голову шибанул!.. Я ухватился за эту штуковину, а дальше и не помню ничего!..
Два дня у Тимошки болела голова. Но зато авторитет Красных Пчел поднялся еще выше.
Прошла осень, затем зима. Весной штаб Полыновского Улья переместился метров на триста вниз по реке. Сюда подвозили бревна и доски для заводского строительства. Предприятие расширялось. Основное хранилище нефти вынесли за город. От завода к этому резервуару тянули свайную эстакаду, на которую должна была лечь широкая металлическая труба. На суше сваи уже стояли. Не было их лишь на реке. На берегу накапливали строительные материалы.
Бревна и доски возили от железнодорожной станции. Руководство транспортом – старой каурой лошаденкой – было целиком поручено Красным Пчелам. Они же отвечали и за сохранность образовавшегося на берегу склада.
Наконец на реке начались строительные работы: вбивали заостренные бревна в дно, скрепляли их огромными скобами, наверху устраивали ложе для нефтепровода. На большой плот, передвигавшийся по толстому тросу поперек реки, грузили трубы, под «Дубинушку» поднимали их на эстакаду.
Красным Пчелам и здесь нашлась работенка. Они покрывали трубы густой черной смолой – чтоб не ржавели.
К маю новый нефтепровод вступил в строй. Осталось только закончить обшивку свай. За это дело взялись ребята. Им вполне доверяли. Раз в день приходил к ним Семен и принимал работу.
Как то после майских праздников Семен пришел к ребятам в веселом, приподнятом настроении.
– Здорово, Пчелы! – крикнул он с берега.
С плота, с эстакады, со стремянок, прислоненных к сваям, ребята дружно ответили на приветствие.
– Командот! – приказал Семен. – Объяви перерыв и построй отряд!
Красные Пчелы выстроились, с любопытством поглядывая на Семена.
– Прощаться пришел – уезжаю в Москву на Вторую Всероссийскую конференцию комсомола, – сказал Семен. – Ленина, наверно, увижу! Передам ему привет от полыновских Красных Пчел!
Ребята радостно загудели.
– Ждите меня обратно с новостями! – продолжал Семен. – А с какими – не скажу. Секрет!.. Надеюсь, что без меня у вас все будет в порядке! Рабочие вами довольны! Так и держитесь дальше!
– Есть так держаться! – ответил за всех командот.
* * *
Тайное совещание бойскаутов проходило в кустах лозняка на берегу реки. Борька Граббэ собрал здесь троих – самых надежных. Остальные не знали ни о совещании, ни о планах командира.
– Как только я спущусь с эстакады, – объяснял Борька, – вы опрокинете в воду бак и подожжете… Ни в коем случае не бежать! Спокойно расходитесь в разные стороны, и никто не обратит на вас внимания. А побежите, – обязательно застукают!
Бойскауты слушали молча. Им не очень все это нравилось. Но Борькины глаза смотрели из за очков с такой беспощадностью, что ни один не решился возразить.
– А теперь будем ждать! – закончил Граббэ и улегся на живот, раздвинув перед собой густые ветки лозняка.
Отсюда открывался прекрасный вид на город, уступами поднимавшийся в гору, на реку с толстыми ногами эстакады, на штаб Красных Пчел с высокой мачтой и флагом. Полыновцы заканчивали обшивку свай нефтепровода.
Борька много раз наблюдал за ними из кустарника. Он точно знал, что через полчаса полыновские ребята построятся на противоположном берегу и с песней пойдут по домам – обедать. Вновь на реке они появятся не раньше чем через два часа. Во время этого перерыва Борька и думал осуществить свой план.
Пока Граббэ наблюдал за полыновцами, бойскауты переживали томительные, полные страха и сомнений минуты. Черный закоптелый бак, как магнит, притягивал их взгляды. В него, по укоренившейся издавна привычке, рабочие выливали отходы нефти. Бак был знакомый. Он уже однажды сослужил бойскаутам службу. Но тогда это была остроумная военная хитрость. А сейчас дело пахло настоящим преступлением. Вот почему бойскауты со страхом ожидали приказа командира, надеясь в душе, что полыновские мальчишки никуда не уйдут и тогда сорвется весь этот опасный план.
Но их тайные надежды не оправдались. Проревел заводской гудок. Рабочие неторопливо покинули завод. Красные Пчелы тоже закончили работу. А минут через двадцать Борька привстал на колени, обернулся к бойскаутам и бросил с нарочитым спокойствием:
– Пора…
Ничего больше не добавив, он пригнулся и побежал кустами к эстакаде. У большого, поросшего мхом валуна Граббэ остановился, вытащил из под него дрель и побежал дальше.
У бойскаутов, оставшихся в кустах, была еще одна маленькая надежда. Что нибудь могло Борьке помешать. Но вскоре бойскауты увидели его на трубе. Он оседлал нефтепровод и ползком продвигался вперед. Добравшись до середины реки, Борька соскользнул на сваи и прильнул к трубе.
Бойскауты, не сговариваясь, украдкой посмотрели друг на друга, и каждый прочел в глазах соседа единственное желание – бежать. Но никто не осмеливался сделать первый шаг. Наконец один из них зло сплюнул, махнул рукой и сказал:
– Ну его к черту!.. Бежим!..
Повторять не пришлось. Кусты затрещали, и парни разбежались в разные стороны.
А Борька с каким то остервенением крутил ручку дрели, пока не образовалось сквозное отверстие. Предусмотрительно отклонившись в сторону, Борька вытащил сверло. Темная пахучая струйка нефти с легким шелестом вырвалась из дырки и, описав пологую дугу, окропила черным дождем обшитые досками сваи.
Граббэ осмотрелся – вокруг по прежнему никого. Тогда он перебрался на соседний стояк эстакады и снова заработал дрелью. Сделав еще две дырки, Борька перевел дыхание, посмотрел на черные фонтанчики, на воду. Нефть уже смочила обшивку свай до самого низа и стекала в реку, образуя широкие разноцветные пятна. Граббэ вытер потный лоб, оседлал трубу и пополз назад. Достигнув берега, он встал во весь рост на нефтепроводе, чтобы бойскауты могли его увидеть, и ловко спустился по подпорке на землю.
Добежав до ближних кустов, Борька залег и стал ждать, когда над рекой покажется черный дым горящей нефти. Ему представлялось, как течение донесет огонь до эстакады, как он жадно перекинется на смоченные нефтью стояки, доберется до трубы, до фонтанчиков, проникнет в нефтепровод и взметнется вверх яростным смерчем.
Но дым не появлялся. Граббэ беспокойно заерзал в кустах, выглянул. Бака отсюда не было видно. «Подожду еще!» – решил он, но ему не ждалось. Нетерпение и смутное подозрение охватило его. «Может быть, втроем не опрокинуть бак? – подумал он. – Или спички замочили?»
Тревожные раздумья Граббэ нарушила долетевшая из города песня. Красные Пчелы возвращались раньше срока – сегодня они надеялись завершить всю работу.
Борька вскочил, будто его стегнули бичом. Он понял, что попался. Ему казалось, что стоит взглянуть на просверленные дырки – и каждый поймет, чьи руки сделали их. Только пожар мог скрыть следы сверла. Граббэ ухватился за эту мысль и ринулся по кустам к тому месту, где остались бойскауты. Их там не было. Выждав, когда Красные Пчелы зашли за бугор, заслонивший от них реку, Борька бросился к баку, с ходу навалился на него плечом и своротил его набок. Густые нефтяные отходы вылились в реку.
Коробок зацепился за подкладку. Трясущимися руками Борька выдернул спички вместе с карманом, чиркнул сразу несколько головок и бросил на жирное черное покрывало, медленно тянувшееся по течению…
* * *
Матюха, как и положено знаменосцу, шагал рядом с командотом впереди отряда. Ребята хотя и шли в строю, но держали себя вольно: перебрасывались шутками, разговаривали.
– Что после эстакады делать будем? – спросил Матюха.
– Работа найдется! – ответил Тимошка.
– Походик бы какой нибудь… – мечтательно произнес Матюха. – Разведочку бы, да с боем!.. Ведь есть же счастливчики – живут где нибудь на границе или в Средней Азии! Там басмачей, говорят, уйма! Только и слышно: «Бах! Тарабах! Бух!»
– Тебе бы только драться! – неодобрительно заметил Тимошка.
Матюха оскорбленно фыркнул, но ответить не успел.
– Смотрите ка! – крикнул кто то из первой десятки.
Отряд в это время, обогнув холм, снова выходил к реке, над которой плавала пелена темно бурого едкого дыма. По мелкой речной ряби скакали огоньки. Они еще не набрались сил – были робкими и нестрашными. Но с каждой секундой огонь расширялся и вырастал.
– Нефть горит! – догадался Матюха.
– И плывет! – добавил Тимошка. – К эстакаде плывет! По течению!
Как только он напомнил про эстакаду, все посмотрели на нее и растерялись. Река неумолимо несла горящую нефть на деревянные стояки, поддерживавшие нефтепровод. До них оставалось метров двести.
Все глаза уставились на командота. Но Тимошка так и не подал никакой команды. Он подпрыгнул, чтобы сразу набрать скорость, и понесся по берегу к эстакаде. Красные Пчелы кинулись за ним.
Никто не знал, что они будут делать. Главное – добежать до эстакады раньше огня. И они бежали со всех сил.
У берега стоял длинный бревенчатый плот, на котором строители перевозили трубы. С этого же плота ребята обшивали эстакаду досками. Когда Тимошка добежал до нефтепровода и прыгнул на плот, между стеной огня и эстакадой было не больше ста метров. Командот решил сделать так: все заберутся на трубу с ведрами и веревками, будут черпать воду из реки и непрерывно поливать деревянные опоры. Тимошка не подумал, смогут ли ребята вынести жару и дым, когда под эстакадой поплывет пылающая нефть. Он боялся другого – хватит ли ведер и веревок. Конечно, ведер не хватит! Их всего два!..
Подбежали остальные мальчишки.
– Давай! Давай! – услышал Тимошка и понял, что кто то уже придумал, как можно предотвратить опасность.
Замелькали шесты. Десятки рук ухватились за натянутый поперек реки канат, и длинный плот отчалил. Нефть шла у противоположного берега. Тимошка догадался, в чем заключался чей то остроумный план. Надо было перегнать плот через реку, уткнуть его в берег с таким расчетом, чтобы течение занесло нефть в искусственный заливчик, образованный длинными бревнами плота. Тогда огонь не дойдет до эстакады. Зажатая между берегом и плотом нефть сгорит, не причинив вреда нефтепроводу.
– Жми и! Давай! – неслось над рекой.
Журчала вода, шуршал под ладонями канат. Когда проплывали у средней опоры эстакады, кто то из мальчишек с радостью закричал:
– Дождь!
Все головы с надеждой запрокинулись к небу. Там не было ни облачка. Сверху, из трубы, била струйка нефти. Ее брызги в горячке и приняли за дождь. Но сейчас никто не задумался над этим. Плот шел все быстрее и, наконец, врезался в берег. Корму подтянули навстречу течению и стали закреплять неуклюжий бревенчатый корабль, втыкая в дно реки длинные шесты.
Стена огня достигла плота, который на треть ширины перегораживал реку. И сразу пахнуло нестерпимым жаром. Все потонуло в жгучем едком дыме. Ребята попадали на бревна, полузадохнувшиеся и растерянные.
Откуда то с берега донесся звон колокола заводской пожарной дружины.
Нефтепровод был спасен. Кто из мальчишек придумал перегородить реку плотом, так и не узнали. Зато все в один голос решили, что поджог был совершен бойскаутами. Помнили ребята, как нэпмановские сынки год назад опрокинули в реку бак с мазутом.
* * *
Вечером старший Граббэ с тревогой услышал требовательный стук в дверь. Милиционера впустили в квартиру. Сохраняя холодный и надменный вид, Граббэ сунул руки в карманы пижамы и почувствовал какую то противную дрожь в ногах.
– Где ваш брат? – спросил милиционер.
– Спит, вероятно…
– А где он был днем?
– Гулял, возможно…
– Вам больше ничего не известно?
– Ничего… А что?
– До выяснения некоторых обстоятельств я вынужден задержать его, – пояснил милиционер. – Разбудите, пусть оденется и пойдет со мной.
Старший Граббэ воспрянул духом. «Значит, не за мной! Слава богу!» – подумал он и твердым шагом вошел в спальню, а через минуту вытолкнул оттуда заспанного Борьку.
– Вот он! Берите и поступайте с ним по закону!
Борька мельком взглянул на милиционера, потом на брата.
Старший Граббэ был по прежнему холоден и надменен.
* * *
Еще одно событие произошло в тот же вечер. По Полыновке пробежал Тимошка. Он созывал Красных Пчел на срочный сбор. А у берега на знаменитом треугольнике хлопотал Семен. Он только что сошел с поезда, поднял с постели командота и теперь разжигал костер.
Ребята собрались лихо – за четверть часа. Пришли все до одного. Семен молчал, как немой. Он улыбался и кивком приветствовал подбегавших к костру мальчишек.
– Станови ись! – прокричал Тимошка.
Десятки выстроились и замерли, освещенные красными отблесками костра.
– Здравствуйте, товарищи пионеры! – громко сказал Семен. – Не Пчелы, а пионеры! Поздравляю вас со вступлением в единую Всероссийскую организацию пролетарских детей! Партия и комсомол решили, что вы – подрастающее поколение – достойны иметь свою организацию. Эту организацию мы называем пионерской, потому что ждем от вас смелости, любознательности и верности нашему общему делу!.. Итак, здравствуйте, товарищи пионеры! Ур ра!
«Ура а а!» – понеслось над Полыновкой.
Текст рапечатан с сайта https://peskarlib.ru
Детская электронная библиотека