Детская электронная библиотека
Александр ВЛАСОВ, Аркадий МЛОДИК
(Версия для распечатки текста)
Для ребят эта квартира была как бельмо на глазу. Находилась она на втором этаже большого красивого дома. До революции в нем жили люди солидные, с доходом, потому что квартиры в этом доме стоили очень дорого. А сейчас, в двадцатом году, все три этажа каменного особняка занимали семьи рабочих. Все три этажа, кроме одной квартиры.
Она была опечатана. На дверях краснели две сургучные кляксы, соединенные веревочкой. Говорили, что квартира закреплена за теми, кто жил в ней раньше. «А кто жил раньше? Буржуи!» – так думали ребята и, проходя мимо опечатанной двери, смотрели на нее как на врага.
В июне неожиданно вернулся с фронта отец Васьки. Было часов пять утра. Вошел отец в комнату. Жена и сын спали.
– Подъем! – негромко скомандовал отец и левой рукой обнял вскочившую с кровати жену. Забыв про рану, он хотел прижать к себе и Ваську. Но не послушалась правая рука. Осталась висеть – неподвижная, чужая.
Васька сразу почувствовал неладное, ухватился за отцовскую руку, заглянул ему в глаза. Отец невесело подмигнул сыну.
– Не горюй, Вася!.. Доктора говорят – оживет… По жилам чесанула белополяцкая пуля, чтоб ей расплавиться на том свете!
Всхлипнула Васькина мать, еще крепче обняла мужа.
– Хоть вернулся то!.. А рука – что? Бог с ней!
– И то верно! – согласился отец. – Многие там совсем остались…
А через полчаса Васька вышел на лестницу и стал медленно подниматься на третий этаж. Ноги у него двигались еле еле. По опечатанной двери он сильно стукнул кулаком, а на третьем этаже остановился в нерешительности у шестой квартиры. Здесь жил его дружок – Костя Бухвалов.
Долго стоял Васька и никак не мог взяться за медную ручку звонка. Три раза тянулся к ней и только на четвертый осмелился позвонить. Дверь приоткрылась, и показалось заспанное лицо Кости.
– Ты один? – спросил Васька шепотом.
– Один!.. Мамка в ночную смену – еще не вернулась… А что?
Костя насторожился. Он подумал, что Васька предложит ему что нибудь интересное. Недаром же он пришел в такую рань и спросил про мать. Ничего не понимая, Костя увидел, как лицо у дружка перекосилось и на глазах навернулись слезы.
– Ты только не плачь! – прошептал Васька. – У меня батя вернулся… Сказал, что твоего отца… у… у… били…
В тот день кто то начисто соскоблил сургуч с опечатанной квартиры и нацарапал гвоздем на двери: «Только покажись, гад!»
Через неделю управдом с дворником осмотрели дверь, проверили замок и снова наложили сургучные печати. Попробовали стереть надпись, но буквы были выцарапаны глубоко – и надпись осталась. На другое утро кто то опять соскоблил сургуч. И опять через несколько дней управдом с дворником опечатали дверь. Так продолжалось, пока не вернулись хозяева квартиры.
Это произошло днем. К дому подъехал извозчик. Васька через открытое окно заметил незнакомого мальчишку, выскочившего из пролетки. Одернув бархатную курточку, он задрал голову, оглядел дом и с радостным удивлением сказал:
– Цел! Он такой же, каким мы его оставили!
– Почему это тебя удивляет? – расплатившись с извозчиком, спросил мужчина в мягкой шляпе, с бородкой клинышком.
Что ответил мальчишка, Васька не услышал. Хлопнув дверью, он помчался на третий этаж и ворвался в комнату к Косте.
– Приехали! Приехали!
– Кто?
– Да эти… буржуи!
Васька и Костя устроили засаду на площадке между вторым и третьим этажом. Сначала они услышали шаги, а потом увидели управдома, мальчишку в бархатной курточке и мужчину с бородкой клинышком. Управдом встал у дверей так, чтобы не было видно надписи, и довольно сухо сказал приехавшим:
– Опечатали в прошлом году. С тех пор все тут в порядке. А что было раньше – не взыщите… Может, что и пропало.
– Не в вещах суть, уважаемый товарищ! – ответил мужчина с бородкой и сунул ключ в скважину.
Щелкнул замок. Хрустнули и отлетели сургучные печати. Но мужчина не сразу вошел в квартиру. Он увидел за спиной управдома буквы и вежливо отстранил его от двери. Открылась вся надпись. Плечи у мужчины как то обмякли, обвисли. Он провел рукой по лицу, потом ласково привлек к себе мальчишку.
– Ничего… Ничего, сынок.
– Не обращайте внимания, – глухо буркнул управдом. – Хулиганы…
– Да да! Я понимаю. – Мужчина кивнул головой и протянул управдому деньги. – Спасибо за… за все.
– Да ну вас!.. Краски то у нас нет, а то бы замазали…
Управдом круто повернулся и быстро зашагал вниз, а отец с сыном вошли в квартиру.
Солнце заливало все комнаты и через открытые двери освещало коридор. На паркетном полу лежал толстый слой пыли.
Они постояли на пороге. Отец вздохнул.
– Три года… Пойдем, сынок, посмотрим…
В первой комнате стены были заняты книгами. У окна стоял длинный и какой то странный аквариум. Это была не одна стеклянная коробка, а несколько штук, установленных на разной высоте и соединенных желобами. На дне на сухом песке среди пористых камней валялись высохшие, как снетки, рыбешки.
– Голубушки мои! – тихо и печально произнес отец, вздохнул еще раз и оглядел полки с книгами. – Пожалуй, все на месте… Живем, сынок!
Во второй комнате тоже ничего не было тронуто. Сын приоткрыл дверцу огромного – чуть не во всю стену – шкафа. Почувствовался слабый запах духов. Мальчишка вздрогнул, обхватил руками висевшие в шкафу платья, уткнулся в них лицом и зарыдал.
– Мама!.. Мамочка!..
Отец молча погладил его по голове, устало сожмурил глаза.
– Ты меня прости.
– Что ты, папа! В чем ты виноват?
– У меня был выбор… Я мог стать медиком. Мог изучать людей и их болезни, а не воду и ее капризы.
Сын вытер слезы и хотел прикрыть дверцу шкафа. Отец остановил его.
– Что это такое?
В шкафу среди мужской одежды висели три совершенно новых пальто.
– У меня таких не было… Это уж совсем непонятно!..
* * *
Пока отец с сыном осматривали свою квартиру, Васька с Костей собрали всех мальчишек на берегу канала – напротив дома.
– Вы бы посмотрели, как он скрючился, когда прочитал! – рассказывал Костя. – «Ничего, – говорит своему шкету, – ничего…» А мы то с Васькой видим: у самого аж плечи трясутся от страха!
– А потом? – спросил кто то из ребят.
– А потом вошли и дверь захлопнули… Дураки мы! Надо было в замок гвоздь вбить – тогда бы не открыли!
На этом совещании у чугунной решетки канала мальчишки порешили сделать так, чтобы приехавшим не было никакого житья в доме. Против такого решения никто не возражал. Спор возник, когда стали думать, с чего начать. Васька предложил в первую очередь «дать бою», проще говоря, отколотить мальчишку, как только он выйдет на улицу. Костя был нетерпеливый. Ему не хотелось ждать этого случая.
– Он, может, теперь на месяц запрется! – горячился Костя.
– Не запрется! – возражал Васька. – Он хоть и буржуй, а на улицу кого хочешь тянет. Выйдет, вот посмотришь!
– Не выйдет! Побоится!
– Выйдет!
Спор решил сам мальчишка. Он неожиданно появился в дверях лестницы и, постояв на ступеньке, пошел прямо к зловеще приумолкнувшим ребятам. На нем была все та же бархатная курточка, а на ногах поблескивала кожа новых легких сандалий.
– Здравствуйте! – сказал мальчишка. – Меня зовут Эдуард.
– Скажи пожалуйста! – воскликнул Костя и уперся руками в бока. – Его зовут Эдуард!.. А в морду хочешь?
Эдуард помолчал и спросил:
– Вероятно, это ты написал на дверях?
– Буржуенок, а догадливый! – усмехнулся Костя, оглянувшись на друзей.
– Я не буржуенок. Мой папа – ученый.
– Ученый? – вмешался Васька. – В шляпке! На извозчике раскатывает!.. Ха ха!.. Ученый – это как Ломоносов! Из Сибири – пешком в Петроград! Понял?
– Не из Сибири, – возразил Эдуард. – И тогда он еще не был ученым.
Васька надвинулся на него справа, Костя подошел слева и сказал, сжимая кулаки:
– Ты еще спорить с нами будешь?
Эдуард не шевельнулся. Он даже не попытался защитить от удара лицо.
– Вы меня можете побить, но я… я не побегу.
– Смелый какой! – прошипел Костя.
– А куда бежать?.. Мне все равно жить с вами.
Костя посмотрел на Ваську, Васька – на Костю. Потом они оба посмотрели на мальчишек. Все как то растерялись и не знали, что делать. Бить? Но Эдуард не давал никакого повода для драки. Ни с того ни с сего не ударишь – кулак не подымется.
Васька и Костя отошли к решетке канала, и уже оттуда Костя презрительно бросил через плечо:
– Шлепай отсюда!.. Жить он с нами будет!.. А вырядился то!.. Убирайся, пока цел!
Эдуард стоял и серьезно смотрел на мальчишек. Он тоже не знал, что делать и что сказать. Он видел много острых, неласковых глаз. Они словно ощупывали его с головы до ног. Большинство ребят разглядывали сандалии. Их яркая светло коричневая кожа почему то больше всего раздражала мальчишек. Эдуард понял это.
– Хоть и глупо, но так, видимо, нужно, – произнес он, будто оправдывался перед кем то.
Он нагнулся и отстегнул ремешок. Сандалия перелетела через мальчишек и шлепнулась в воду. Эдуард снял с ноги вторую, бросил и ее. Все это он делал без злобы, а как то просто, буднично, точно он каждый день выполнял эту не очень приятную, но совершенно необходимую работу.
Костя подпрыгнул и успел поймать пролетавшую над головой сандалию.
Мальчишки были ошеломлены и молчали, не зная, как оценить этот поступок Эдуарда. А Костя истолковал его по своему.
– Расшвырялся! – сквозь зубы процедил он. – Ему что! Он и куртку утопит, лишь бы своим прикинуться!.. Не купишь!.. Сказано – дуй, куда шел! Шлепай!
Костя кинул сандалию под ноги Эдуарду. Тот и не взглянул на нее.
– Я шел в булочную… Кто мне скажет, где она теперь?
– В булочную? – ехидно переспросил Васька. – Кто не работает, тому карточек не дают! Тебе там делать нечего!
Эдуард вынул из кармана две сложенные бумажки, подошел к Ваське.
– Вот они – карточки.
Мальчишки сгрудились вокруг Васьки. Карточки были настоящие – такие же, как у всех. Одна из них – детская. На нее давали 200 граммов хлеба в день.
– Булочная за углом, – неохотно сказал Васька.
– Спасибо.
Эдуард взял карточки и босой пошел медленно к углу, перед каждым шагом выбирая место поровнее, чтобы не наколоть ногу. Мальчишки остались у решетки канала. Перед ними сиротливо валялась сандалия.
Когда Эдуард вернулся с двумя пайками хлеба, на берегу никого не было. На ступеньках, ведущих к дверям лестницы, стояли две сандалии: одна светло коричневая, другая потемневшая от воды. Он улыбнулся, сунул в них ноги и пошел на второй этаж.
* * *
Напрасно улыбнулся Эдуард. Мальчишки и не думали заключать перемирие. А сандалии… Это получилось вот как.
Когда Эдуард завернул за угол, Костя уверенно сказал:
– Хитрит, гад! Прикидывается!
– А что, если отец у него в самом деле ученый? – робко спросил кто то из ребят.
– Ну и что? – обозлился Костя. – Мало их – ученых – за границу удрало?
– А этот остался!
– Может, не удалось, вот он и вернулся!
Васька поддержал дружка:
– Верно!.. Батя рассказывал. Взяли они с боем одну станцию в Польше. А на платформе – сундуки, чемоданы. Стали искать – чьи? И нашли! В канаву от страха залез. Седой весь. Спросили: кто такой? Профессор, говорит, из Москвы. Поезда ждал, чтоб в Германию удрать. А в чемоданах – золото, бриллианты!.. А когда брали станцию, тогда Костиного отца и шарахнула пуля, чтоб ей расплавиться на том свете!
Ребята долго молчали. Костя смотрел в воду.
В канале у берега было мелко. В воде лежал моток колючей проволоки. Виднелась сандалия. Она зацепилась ремешком за колючку, и течение не унесло ее.
– Хитрит! – повторил Костя. – Схитрим и мы!.. Несите веревку!
Васька сбегал домой, принес веревку. Ее привязали к решетке. Костя спустился к воде, достал сандалию и выбрался наверх.
– Поставьте у дверей!
Ребята поставили обе сандалии на ступеньку и договорились сделать вид, что они забыли и про Эдуарда, и про его отца. Костя так и сказал:
– Забыли! Не замечаем!.. Но все видим! Каждый шаг!.. Мы их выведем на чистую воду!..
Вечером мать попросила Ваську сколотить расшатавшуюся табуретку. Отец еще не мог работать правой рукой. Васька взял несколько кривых гвоздей – хороших в доме не было – и вышел на улицу, чтобы распрямить их на булыжнике. Присел он на корточки у лестницы, приложил гвоздь к плоскому камню и постукивает по горбу. Стучит и видит – показались на ступеньках ноги в знакомых сандалиях.
– Ты что делаешь? Ремонтируешь что нибудь?
Промолчал Васька, даже голову не поднял. Эдуард нагнулся, посмотрел и ахнул.
– Ты чем же это? А?.. Ведь испортишь!
В руке у Васьки вместо молотка был медный кругляк – тяжелый, килограммовый. Васька нашел его в прошлом году в куче мусора во дворе школы, которая раньше была гимназией. На кругляке какой то чудак выбил два слова: «Монета рубль». Васька из любопытства взял тяжелую медяшку, а она и пригодилась в хозяйстве.
– Испортишь! – повторил Эдуард, выхватил кругляк и побежал домой.
Такой наглости Васька не ожидал. Какой то недорезанный буржуенок напал на него и отнял медяшку! Васька отшвырнул гвоздь и медленно выпрямился. «Ну, теперь держись! – подумал он. – Теперь ты у меня получишь!»
На лестнице послышались торопливые шаги, и опять появился Эдуард. Он протянул Ваське молоток и ту же самую круглую медяшку.
– Бей молотком. А это сохрани. Это же сестрорецкий рубль! Редкость! Это же монета царицы Екатерины Второй!
– Была царицы, стала моя!
– Тем более его надо беречь. Историческая ценность!
– Ценность! – ухмыльнулся Васька и снова ударил по гвоздю, но уже молотком. – У вас в башке одно – богатство!
– А ты разве не хочешь жить богато? Чем плохо, если твой отец честно заработает много денег?
Ваську передернуло.
– Моему бате руку на фронте отшибло… А у Кости… у того убили отца.
– Это, конечно, очень печально… Но и они воевали, чтобы лучше жить. И революцию делали, чтобы все стали богачами.
Васька не ответил. Он думал. Вроде все, что сказал Эдуард, было правильно. Но как же так? Выходит, боролись с богачами, чтобы все опять же стали богачами! Чепуха какая то!
– Революцию делали, чтобы все равные были!
– Самое легкое – быть всем одинаково бедными, – возразил Эдуард. – Для этого никакой революции не надо.
– Не надо? – прищурился Васька. – Никакой революции не надо?.. Не ет! Ты все таки буржуй!.. Забирай свой поганый молоток!
Васька сунул молоток Эдуарду и гордо прошел мимо него на лестницу.
* * *
На следующий день не случилось никаких событий. Эдуард несколько раз выходил из дома. Завидев его, мальчишки расходились, но кто нибудь обязательно следил за ним тайком. Чаще всего это были Васька или Костя. Окна их квартир смотрели на канал. Ребята держали под наблюдением всю набережную. Если надо, они могли выйти и на лестницу и увидеть, что делается на втором этаже. Только там ничего особенного не происходило.
В полдень в квартиру к приехавшим позвонила жена дворника. Ее впустили. Когда она уходила, Костя слышал конец разговора. Дворничиха обещала в воскресенье заняться уборкой квартиры.
– И окна, пожалуйста, – попросил отец Эдуарда.
– Вымою, все вымою! – согласилась дворничиха. – Окна в первую голову. У всех они чистые, а у вас – как слепые.
Косте этот разговор очень не понравился. Жильцы дома сами мыли полы и окна, а тут барин приехал! «Стегануть из рогатки по стеклам!» – подумал Костя, но решил подождать.
События начались на другой день с утра.
Костя прозевал – не все же время торчать у окна. А Васька видел, как к дому подъехал открытый автомобиль с тремя мужчинами. Шофер остался в машине. Двое мужчин в кожаных куртках подошли к лестнице, посмотрели на табличку с номерами квартир и стали подниматься на второй этаж.
«К ним!» – догадался Васька и выскочил из квартиры.
– Ларионов Михаил Петрович здесь живет? – долетел со второго этажа раскатистый голос одного из мужчин.
– Здесь, – растерянно, как показалось Ваське, ответил Эдуард. – Проходите.
Дверь громко хлопнула. Васька стрелой взвился на третий этаж, дернул за звонок. Открыл сам Костя.
– Видел? – задыхаясь от волнения, спросил Васька.
– Чего?
– Эх ты! Наблюдатель? Проспал?.. За ними приехали! В кожанках – из Чека! Забирать будут!
– Удивил! – насмешливо ответил Костя. – Что я, не знал, что ли?.. Не сегодня – так завтра приехали бы… Окна им мыть! Ха ха!.. Спускайся – поглядим!
Они вышли на набережную. Шофера в машине не было. Он привязал веревку к ведру и доставал из канала воду. Вернувшись к автомобилю, он вылил воду в радиатор, спрятал под сиденье ведро и веревку, вытер руки и подмигнул мальчишкам:
– Порядочек! Можно и ехать!
– Правильно, дядя, делаешь! – многозначительно сказал Костя, стремясь своим видом показать, что уж он то знает, куда надо ехать и кого везти.
– Спасибо, что одобрил! – улыбнулся водитель. – А то я сомневался, так или не так делаю.
– А ты не сомневайся – мы с Васькой знаем!
– Ну ка, орлы, в сторонку! – попросил шофер. – Дайте пройти людям.
Мальчишки оглянулись. Из дома вышел мужчина в кожаной куртке, За ним – отец Эдуарда с небольшим чемоданчиком. Сзади – второй мужчина в кожанке. Первый ускорил шаги и открыл дверцу автомобиля.
– Пожалуйста, Михаил Петрович.
Отец Эдуарда сел сзади шофера. Уселись двое в кожанках и машина тронулась.
Васька задумчиво почесал за ухом.
– Почему одного взяли?.. И потом, это самое «пожалуйста»! Дверцу открыл!
Костю трудно было сбить с толку. Он на все имел ответ.
– А ты как думал?.. Это тебе не полиция – в ухо не въедут! Чекисты!.. Пожалуйста – в тюрьму!.. А шкета этого по возрасту не взяли – мал. Но мы ему и тут одиночку устроим!
Костя говорил горячо и убедительно. Васька кивал головой – вроде, соглашался, а сам думал, что надо посоветоваться с батей. Он уже не слушал дружка – вспоминал встречи с Эдуардом. Парень как парень, только одет лучше других и разговор у него особый: спокойный, гладкий, с вежливыми словечками. Про революцию, конечно, болтнул он напрасно, но Васька, вспыхнув сначала, потом понял, как и к чему это было сказано.
– Васька!
Косте пришлось дернуть дружка за руку, чтобы тот очнулся.
– Да слышу я! – недовольно отозвался Васька, продолжая думать о своем.
– Слышишь, а не видишь! Разуй глаза!
И Васька увидел. По гранитной дорожке вдоль решетки канала прогуливался рослый широкоплечий человек в простеньком опрятном костюме. Шел он медленно и с каким то пристальным вниманием изредка поглядывал на окна домов.
– Чего он там увидел? – тихо спросил Костя. – Уже второй раз идет… Туда прошел, теперь – обратно. И все на окна глазеет. На ихние.
Человек сделал несколько шагов и опять посмотрел на окна. Все стекла поблескивали на солнце, и только в трех окнах квартиры Эдуарда они были мутные от пыли. Мужчина остановился, оглядел набережную, взглянул и на мальчишек.
Костя точно ждал этого взгляда. Он подцепил носком ботинка пустую консервную банку и подтолкнул ее к Ваське. Тот мигом сообразил и включился в игру. Под громкий перестук банки, прыгавшей по булыжной мостовой, человек решительно пересек набережную и вошел в парадную.
– Катай один! – приказал Костя и прокрался туда же.
Шаги незнакомого человека замерли на площадке второго этажа. Костя мог бы поклясться, что мужчина не дотрагивался до ручки звонка. Когда ее оттягивали и отпускали, раздавался щелчок. Сейчас никакого щелчка не было.
Что то звякнуло, будто незнакомец вытащил из кармана связку ключей. Дверь скрипнула, открываясь. Скрипнула и второй раз, когда ее закрыли. И все умолкло.
Костя вышел на улицу. Васька все катал банку по булыжникам.
– Кончай! – хмуро сказал Костя и, взмахнув кулаком, воскликнул: – Мне бы туда заглянуть!.. Хоть бы одним глазком.
* * *
Эдуард мокрой тряпкой протирал стеклянные стенки аквариума. Он не услышал, а почувствовал, что в комнате присутствует еще кто то. Он посмотрел назад. В дверях стоял человек.
– Ой! – вырвалось у Эдуарда, и вдруг он улыбнулся. – Виталий Борисович? Как же вы… вошли?
Мужчина неодобрительно покачал головой.
– Эдик, Эдик!.. Дверь закрывать нужно.
– Я закрыл… за папой!
– Плохо закрыл! Плохо!.. Ну, здравствуй, дорогой! – Мужчина протянул обе руки. – Вернулись? Давно ли?
– Только что… Три дня назад.
– То то я смотрю – окна грязные. – Мужчина внимательно оглядел комнату.
– Садитесь, Виталий Борисович! Я сейчас чай согрею.
– Посижу, спасибо! А чаю не нужно. Я уже пил… Рассказывай, папа как, мама?
Лицо у мальчишки осунулось, побледнело.
– Маму похоронили… Тиф.
Виталий Борисович вскочил со стула, постоял, склонив голову.
– Папа спать перестал… Виноватым себя считает из за того, что не медик. Чуть работы свои не сжег.
– Это напрасно.
– А я его понимаю. Победить тиф – это важнее, чем сто плотин построить!
– Так, Эдик, можно думать только сгоряча. Пройдет год, другой – и папа снова возьмется за любимое дело, – мужчина кивнул на аквариум.
Эдуард печально улыбнулся.
– Он уже взялся. Приехали к нему сегодня… Обрадовался! Рукописи сложил в чемодан и говорит: «К вашим услугам, товарищи. Едемте!»
– И куда же?
– На реку Волхов. Туда направляют комиссию. Будут строить электростанцию.
– Ты один, бедняжка?
– Да… Папа мне обе продовольственные карточки оставил. Вот я и хозяйничаю.
Эдуард разговорился. Он был рад приходу Виталия Борисовича, о котором отец всегда говорил с большим уважением. Да и самому Эдуарду нравился этот высокий сильный человек.
До революции Виталий Борисович инспектировал музеи и считался большим знатоком всяких редкостей. А сейчас… Он не скрыл от Эдуарда, что сейчас остался не у дел. Почему? Очень просто – время такое. Трудное время. Не до изящных искусств. Его знания не в ходу. Другое дело – папа Эдуарда. Вот что сейчас нужно! Нужно все, что помогает создавать материальные ценности. Всякие там Рафаэли подождут. Они ведь ни накормить, ни обуть не могут.
Эдуарду стало жалко Виталия Борисовича. Почему то припомнился недавний случай с сестрорецким рублем, которым Васька разгибал гвозди. Выслушав эту историю, Виталий Борисович сокрушенно вздохнул. Это именно то, о чем он говорил. А бывает и хуже: калечат не вещи, а людей – заставляют их делать то, что они не могут. Так было однажды и с Виталием Борисовичем. Шел он с двумя художниками по улице, а навстречу – патруль. Попросили документы и объявили: поедете рыть окопы, на сборы – десять минут. Дали рваные фуфайки. А где хорошую одежду оставить? До своего дома далеко…
Виталий Борисович испытующе взглянул на Эдуарда, и мальчишка догадался:
– Вы у нас переодевались?
– У вас… Это поблизости было. Я предполагал, что вы в городе. Привел художников. Дом пустой – ни одного человека. Дверь вашей квартиры, как и сегодня, не заперта…
Эдуард засмеялся.
– А мы никак не могли понять, чьи это пальто!.. Почему же вы их не взяли, когда вернулись?
– Я только что вернулся из больницы. Ранило меня в живот на Пулковских высотах. Год провалялся в постели. А художники, надо думать, постеснялись без меня зайти в чужую квартиру.
Эдуард подвел Виталия Борисовича к шкафу, распахнул дверцу.
– Ваши пальто в целости и сохранности!.. Посмеется же папа, когда узнает, как это произошло!
– Действительно, смешное происшествие. Представляю, как вы удивились.
Они поговорили еще минут двадцать, и Виталий Борисович стал собираться домой. Условились, что пока Виталий Борисович возьмет только свое пальто, а за другими пришлет художников или сам зайдет в следующий раз.
– Которое ваше? – спросил Эдуард.
– Среднее.
Эдуард потянулся к вешалке, но Виталий Борисович опередил его.
– Спасибо, Эдик, я достану.
Он вынул пальто из шкафа и надел его. Оно было чуточку широковато.
– Похудел, – произнес Виталий Борисович, оглядывая себя в зеркало.
– Поправитесь, – сказал Эдуард и провел рукой по пальто, чтобы разгладить складку на спине. Под ладонью что то мягко хрустнуло, как будто подкладка была из плотной бумаги.
Виталий Борисович поспешно повернулся лицом к Эдуарду.
– Плохо сидит?
– Складочка была.
– Разойдется. Жирку нагуляю немножко – и разойдется…
Когда Виталий Борисович попрощался и ушел, Эдуард почувствовал беспокойство. Что то было не так. Но что? Он посмотрел на оставшиеся в шкафу пальто, потрогал за рукав, провел рукой по сукну и снова под ладонью ощутил шероховатость. Эдуард сдернул одно пальто с вешалки. Оно показалось ему довольно тяжелым. Мальчишка положил его на стол, ощупал… Между подкладкой и сукном вдоль всей спины был еще какой то плотный слой. Волнуясь все больше и больше, Эдуард ножницами подрезал подкладку и просунул руку в дырку. Пальцы нащупали сухую шероховатую поверхность. Тогда он рванул подкладку. Открылся нижний обрез зашитого в пальто полотна. Кромка еще хранила следы крепления к раме. Выше начинался темно коричневый фон, на котором отчетливо вырисовывалась босая нога. Она была как живая – с розово матовой кожей, с бледно голубыми прожилками, с напряженными пальцами, опиравшимися на коричневый ковер. Человек стоял на цыпочках. Но его не было видно. Из под подкладки пальто высовывалась только эта мускулистая нога, нарисованная мастерски.
Эдуард отошел от стола и сел на диван, но тотчас вскочил и выбежал за дверь. Прыгая через две ступеньки, он спустился вниз. На набережной Виталия Борисовича не было. Он успел уйти. Куда? Домой?.. Эдуард не знал адреса, помнил смутно, что Виталий Борисович живет где то у Финляндского вокзала. Но он же обещал вернуться за другими пальто! А что будет с тем, которое он надел? Эдуард не сомневался, что и в том пальто зашита картина. И ценная, из музея!
Растерянно стоял Эдуард у лестницы. Мысли перепрыгивали с одного на другое, пока, наконец, он совершенно четко не представил, что произошло. Окопы, переодеванье, конечно, выдумка! Этот человек использовал их квартиру для хранения похищенных картин. И сейчас он куда то их переправляет!.. Еще раз вспомнился Финляндский вокзал. Может быть, это не случайное совпадение? Не за границу ли уйдут картины?
Эдуард беспомощно посмотрел по сторонам. В окне первого этажа виднелось Васькино лицо с забавно приплюснутым к стеклу носом. Эдуард обрадовался и замахал рукой.
– Выйди, пожалуйста!
Лицо исчезло, но Васька не вышел. Эдуард никогда не позволил бы себе быть таким навязчивым, но в ту минуту он не мог поступить по другому. Он звонил и барабанил кулаками в дверь, пока Васька не открыл.
– Чего тебе надо?
Эдуард не стал объяснять. Он боялся, что дверь захлопнется. Схватив Ваську за руку, он потащил его на второй этаж. Ваське легко было вырваться, но любопытство победило. Он сопротивлялся слабо – для вида.
– Посмотри! – взволнованно сказал Эдуард, подтащив Ваську к лежавшему на столе пальто.
Васька взглянул на босую ногу, небрежным рывком оторвал подкладку еще больше и уставился на упругий налитый силой торс мужчины.
– Я в бане и не таких видел!
– Что ты говоришь! Ну что ты говоришь! – воскликнул Эдуард. – Ты пойми, этой картине, может быть, цены нету!
Васька одернул подкладку – прикрыл голое тело.
– Опять ты про цены жужжишь!.. Ты лучше скажи, за что отца заграбастали?
Эдуард опустился на диван и заплакал. Васька поглядел, как прыгают у него плечи, и сел рядом.
– Ты!.. Эй!.. Хватит!.. Может, ты и не виноват… Я не спорю… Тем лучше, если не виноват.
– Никуда его не забирали! – сквозь рыданья выговорил Эдуард. – Он ученый! Его попросили…
– А тот тип – тоже ученый?
– Какой тип?
– Который у тебя в гостях был.
– Из за него я и позвал тебя… Только поздно, не найдем мы его!
– Найдем, если надо… Костя за ним потопал. От Кости не уйдет!..
* * *
Косте досталось в тот день. Он пешком дошел почти до самого Финляндского вокзала. И все из за него, из за этого типа. Было жарко. Мужчина шагал крупно и ни разу не остановился. С Кости сошло десять потов. Он удивлялся и ругался про себя. Удивлялся, что человек в такую теплую погоду нарядился в пальто. Ругался, потому что их то и дело обгоняли трамваи, а они шли и шли пешком: мужчина впереди, Костя сзади.
Так они добрались до высокого дома рядом с вокзалом. Человек вошел в квартиру на первом этаже. Костя подождал на углу минут пять и прыгнул на подножку проходившего мимо трамвая.
Домой он вернулся быстро. Соскочил на мосту через канал и чуть не опрокинул ведро с зеленой краской. Рабочий, красивший перила, погрозил ему кистью. Костя не обернулся. Он торопился, хотя и не знал, что его ждут с нетерпением.
Дверь Васькиной квартиры была приоткрыта. Костя без стука вошел в комнату и удивленно остановился. Там сидели Васька, его отец, милиционер, незнакомый молодой мужчина в косоворотке и… Эдуард. Косте не дали опомниться. Мужчина в косоворотке подошел к нему и взял за плечи.
– Куда пошел тот человек?
– Какой?
– Не тяни, Костя! Он из Чека! – предупредил дружка Васька.
Костя понял, что хитрить нечего.
– Домой.
– Адрес? – спросил мужчина.
– Чей?
– Твой я знаю.
– У Финляндского вокзала.
– А точнее.
Костю бросило в жар. Он даже хлопнул себя по лбу с досады. Надо же так сплоховать: он не посмотрел, какой номер дома и на какой улице.
– Так. Не знаешь, – коротко произнес мужчина. – А место запомнил? Сможешь показать?
– Еще бы!
– Едем!
И снова Косте пришлось идти пешком, но на этот раз недолго. Мужчина в косоворотке остановил первого попавшегося извозчика и посадил мальчишку в коляску.
– К Финляндскому! – приказал чекист и обнял Костю за плечи. – Теперь расскажи все подробно.
А о чем мог рассказать Костя? Шли, шли, пока к дому не пришли – вот и все.
– Пешком?
– Пешком… А трамваев – полно!
– Боялся, что заметят, – объяснил чекист. – В трамвае много народу. Прижмется кто нибудь и почувствует, что под пальто – картина!
– Картина?
Получилось, что больше рассказывал не Костя, а чекист. Ему было важно, чтобы мальчишка все понял и помог найти преступника.
– Ошибочка у вас с опечатанной квартирой вышла! – насмешливо сказал чекист. – В ней хорошие люди живут. Потому он и выбрал эту квартиру: знал, что там искать не будут, и надеялся, что Ларионовы еще не скоро вернутся в Петроград.
– А нам откуда известно, что за Ларионовы? – проворчал Костя. – Чем они от этого отличаются, за которым едем?
– Так то оно так! – согласился чекист. – Есть еще людишки… Как квартира опечатанная – ничего внутри не видно. А только ты, парень, запомни: не всякого подозревать надо. Иной и в курточке барской, и в шикарных сандалиях, а наш, советский человек!
Костя нахмурился и молчал, пока пролетка не переехала Неву. Тут он привстал и радостно махнул рукой:
– Направо… Второй дом.
Извозчик свернул направо.
– На первом этаже, говоришь? – спросил чекист.
– На пе… – начал Костя, замолчал, словно подавился, и закончил шепотом: – Вот он!
Виталий Борисович шел к вокзалу. Пальто было на руке. Оно лежало аккуратно – кверху спинкой, расправленной во всю ширину.
– Не ошибся? Он? – чекист посмотрел Косте в глаза. – Не показалось?
– Мне никогда не кажется!
Чекист соскочил на тротуар. Костя тоже встал в пролетке.
– Сиди! Твое дело кончилось. Еще встретимся… Отвезешь его домой!
Извозчик причмокнул. Лошадь дернула пролетку, и Костя плюхнулся назад – на мягкое сиденье и забился в уголок.
Потом Костя хвастал ребятам: ехал по всему городу, как граф, в карете! Но это было потом, а сейчас он чувствовал себя неловко: казалось, что все смотрят на него и смеются. К дому он не решился подъехать. На мосту через канал буркнул что то извозчику и выпрыгнул из пролетки.
Рабочий все еще красил чугунные перила. Костя сбежал с моста, а к дому подошел медленно. Боялся, что встретится с Эдуардом. Что тогда делать? Что говорить?
На набережной никого из ребят не было. Уже смеркалось. Костя приблизился к своей лестнице. У ступенек валялась консервная банка, которую Васька днем гонял по булыжникам. Костя посмотрел на нее, подумал, зачем то поднял и побежал обратно – к мосту.
Вернулся он с зеленой краской в банке. Стараясь ступать неслышно, он поднялся к себе в квартиру, нашел старую кисть, захватил стул и лист чистой бумаги, спустился на второй этаж.
Сначала Костя замазал краской полустертую надпись: «Только покажись, гад!»
Потом он влез на стул и начал красить всю дверь. Через полчаса работа была закончена. Костя написал на листе: «Осторожно – окрашено!» – и привесил его к дверной ручке.
На душе стало спокойно и хорошо, гораздо лучше, чем в тот день, когда он выцарапывал гвоздем угрожающую надпись.
Текст рапечатан с сайта https://peskarlib.ru
Детская электронная библиотека