Ирина БАБИЧ
Дурная привычка

Щенка папа купил и принёс домой под мышкой. В послевоенные годы доги были большой редкостью, и мы очень гордились своей четвероногой «диковинкой». Даже имя щенку подобрали удивительное — Бирбо! По первым буквам наших имён — В(ера), Ир(а), Бо(рис).

Возни со щенком было очень много. Он не умел есть из миски, ночами скулил — искал мать, днём грыз обувь и ножки мебели. Пришлось подобрать ему игрушки — ну, совсем как для детишек, когда у них зубки режутся, — мячик, гладко оструганную палку, старый башмак...

В четыре месяца нашему Вирбошке обрезали уши. Доги — красивая порода собак. Всё удалось в них кинологам, то есть собаководам: и сильные длинные ноги, и стройное мускулистое туловище, и крупная красивая голова. А вот уши подвели. К такой голове полагались бы короткие, торчащие уши, а они растут у дога огромные, как лопухи, — и глаза закрывают, и слух притупляют, и всю красоту портят. Вот и обрезают их по специальной «выкройке» — стандарту. Приложит ветеринар такую «выкройку» к уху, чик ножом — и готово! Через неделю снимут повязку, и вы увидите вместо уродливых «лопухов» настоящие «ушки на макушке».

Так было и с нашим псом. Сначала он горько скулил, не хотел есть, нос у него был сухой и горячий — первый признак того, что собака больна. Назавтра он уже поел. А ещё через два дня когтистой лапой он пробовал сорвать повязку.

Через несколько дней после того, как сняли с Вирбо повязку, мы уехали отдыхать, а своего пятнистого друга оставили на попечение бабушки. Бабушка у нас очень добрая и жалостливая, и мы были уверены, что ничего плохого со щенком не случится. А когда через месяц вернулись, то остолбенели: нам навстречу вышел огромный зверь. Просто удивительно, до чего быстро растут доги: ведь Вирбоше не было ещё и полугода, а ростом он стал уже с хорошую овчарку.

— Ай да бабушка, какого красавца выкормила! — обрадовались мы. И вдруг заметили, что губы у бабушки обиженно поджаты, брови нахмурены, и вообще она вся какая-то странная.

— Оставили ирода на мою голову, — пробормотала она в ответ на наши расспросы. — И вари ему, и сказки рассказывай. Тоже дитё нашлось...

— Какие сказки? — удивились мы. — Собаке — сказки?

Но вскоре всё выяснилось.

Наша бабушка любит поговорить. Мы уехали, и говорить ей было не с кем. Вот она и разговаривала с собакой. Нальёт ей супа в миску, сама около плиты возится и приговаривает:

— Ешь, ешь, пёсик. Вкусный суп я сварила, правда? Ты ешь, а я и себе обед сготовлю. Вот картошку почищу, мясо порежу, будет жаркое. А потом за вишни примемся, варенье варить будем. Любят наши варенье, вот мы и сварим. Да ты ешь...

Вирбошка слушал, слушал — и привык есть под неторопливое журчанье бабушкиного голоса. Потом уже так стало: нальёт бабушка ему суп, а пёс встанет над миской и ждёт. Если бабушка молчит — он повизгивает: что ж ты, мол, я есть хочу, начинай! Обозлится бабушка, прикрикнет:

— Ах ты, сатана пятнистая! Чего тебе ещё надобно? Навязался на мою голову!

Только заговорит — Вирбошка начинает есть. Чавкает, облизывается. Замолчит бабушка — он голову поднимет и снова ждёт. Знаете, как избалованные дети: давай сказку, иначе есть не буду!

Бабушка ещё больше сердится, а Вирбошка, знай, уплетает. Ему что: он слов всё равно не разбирает, ему голос важно слышать.

Еле-еле мы его от этой дурной привычки отучили.