Peskarlib.ru > Русские авторы > Елена ПОНОМАРЕНКО > Сорок четвёртый год

Елена ПОНОМАРЕНКО
Сорок четвёртый год

Распечатать текст Елена ПОНОМАРЕНКО - Сорок четвёртый год

Деревню нашу освободили от немцев только в сорок четвёртом году... Три года оккупации мы боялись кашлянуть, ходили по одной досточке, чтобы в кухне не скрипели половицы. Этого не любили геры офицеры.

Чаще всего я и две мои сестры прятались под кровать: немцев мы боялись, как боялись их и все жители нашей деревни. Чувство страха не покидало нас ни на минуту. Немец, который жил у нас в доме был в очках. До этого я представлял, что в очках могут ходить только учителя, а оказалось и враги тоже.

Он жил с денщиком в одной половине дома, а мы все в другой. Нина, самая младшая из моих сестёр простыла, и сильно плакала, кашель бил её, особенно, по ночам. В одну из ночей, когда малышка плакала, денщик офицера приблизился к ней, вытащил пистолет.

– Она болеет!– загородила собой Нину мама.

– Если будет мешать господин офицер спать, то я сделаю ей «пуф- пуф!», – ответил маме денщик.

Теперь ночью, как только она закашляет, мы поочерёдно, заворачивая её в одеяло, бежали на улицу, и там пережидали приступ кашля. Укачивая её, пока она не заснёт или не успокоится.

Немцы забрали у нас всё: перестреляли кур и уток, угнали коров. На кухню нас не пускали, варили они там только себе. Мы ходили есть, и варить к соседям. Нину и Наташу я оберегал, старался следить, чтобы они не ходили на кухню. Но девочки плакали и просили у меня есть.

Однажды Нина принесла свою любимую игрушку – чёрную курочку.

– Давай сварим её! – попросила она. – Сварим её, и все сразу станут сытые...

Мама прижала Нину к себе, потом все мы плакали.

– Тише, дети! Тише, давайте успокоимся! Прогонят их скоро! Нам бы дождаться весны... Крапива с лебедой пойдут: станет легче.

– Мама, а далеко ли ещё до весны? – спросила её Нина.

Я взял её ладошку в свою и стал загибать пальчики.

– Февраль, март, апрель: и первая трава появится на опушках леса. Потом ягоды, грибы пойдут – проживём!

– Потом и папка наш вернётся? – тихо спросила меня Наташа.

Как ответить ей на этот вопрос? От отца мы не получали ни писем, ни весточки, не знали о нём ничего. Да и как бы узнали, если кругом немцы?

Ночами я с ним разговаривал, жаловался, просил совета, да так и засыпал с надеждой, что придёт то время, когда сидя на завалинке, я расскажу ему обо всём, что пришлось пережить. Сколько унижений пришлось нам испытать в своём же доме от немцев!

...Опять запахло супом. Я занимался с Наташей, учил её складывать слоги: в первом классе это мы успели пройти. Наташа должна была в сентябре пойти в школу, но война изменила все наши планы. Она изменила и людей: нас детей и взрослых. Кто-то стал более жалостливым, а кто-то, например, полицаи, более свирепыми к нам жителям, этой же деревни, в которой выросли сами. Только мне всё равно было непонятно: как можно быть до войны советскими людьми, а потом стать врагами? Почему так всё могло изменилось?..

Мы с сестрой были заняты буквами и прокараулили, когда Нина выползла на кухню. Мама наша работала на рубке леса.

– Нина!! – только и успел крикнуть я, но было уже поздно. Немцы вылили ей на протянутую ручку кипяток.

Мы стремительно бросились в кухню.

Немцы смеялись и показывали пальцем на девочку, что-то говоря на своём языке.

Схватив плачущую, нет, орущую Нину, я, как можно быстрее опустил её ручку в ведро с холодной водой. Нина плакала, а немцы смеялись.

Нам с Наташей, казалось, что мы никогда не сможем успокоить нашу сестру. Ненависть и гнев охватили меня, но на этот раз немцы были сильнее моего гнева. Пришлось загасить его, потому что понимал: сейчас любую мою выходку немцы не простят – либо расстреляют, либо подожгут дом...

– С каким удовольствием я бы вас расстрелял, гер офицер! Отомстил за нас, за Нину!! – тихо сказал я.

Немец не понимая того, что я сказал, развернул меня к себе и ткнул пистолетом мне в грудь. Страха не было. Я смело смотрел ему в глаза и, кажется, выиграл это сражение. Немец опустил пистолет и пошёл прочь из нашей избы.

Ничего, кроме гусиного жира мы в доме из лекарств не нашли. Им и смазали руку Нине.

С тех пор наша щебетунья-сестра замолчала. Она молчала всегда. Поднимая на нас свои глаза, она силилась что-то сказать, но ничего не получалось.

Мама, уходя на работу, теперь припирала дверь снаружи, а мне приказала в отцовских инструментах найти крючок и прибить его для надёжности. Так я и поступил.

...Рубцы на руке у Нины долго не заживали. Сестра плакала и кричала от боли, только звуки были не похожи на слова. Мама совсем отчаялась. Соседка тётя Капа принесла сушёного листа подорожника.

– Размачивайте и прикладывайте! Обязательно должно затянуть! Сразу, конечно не поможет, но результат со временем будет! О, Господи! Ладно, мужики наши воюют, а здесь точно второй фронт, детей-то за что?! – сокрушалась соседка.

Не было и дня, чтобы мы не плакали, видя, как мучается и страдает наша сестра. Уговаривали её перевязывать руку по очереди. Нина молча поднимала на нас глаза, полные слёз и страдания.

– И почему это случилось не со мной? – часто задавал я себе вопрос.

Мама, видя, как я переживаю, говорила мне: «Не казни себя! Теперь нужно молиться, чтобы она заговорила и побыстрее зажила».

– Мама, вернётся папа, и мы повезём её к лучшим докторам, – пытаясь нас хоть как-то успокоить, говорила Наташа.

– Только когда это будет? А помощь нужна сейчас... Адски трудно оттого, что ты ничем не можешь помочь, – ответила мама.

А разрешение проблемы пришло совсем неожиданно.

– Собака! Наша собака! Она, помните, все раны зализала себе после того, как её погрызли волки.

Я взял Нину и понёс её к Тобику, на ходу развязывая ручку сестры.

Собака сначала обнюхала рану, затем лизнула её.

– Заработало! – крикнул от радости я. – Тобик, ты молодец! А ещё сможешь? Попробуй, дорогой ты мой, пёс!

Не обращая внимания на рёв Нины, я держал её, а наш пёс лизал и лизал рану. Эту процедуру мы повторяли ежедневно и через неделю с небольшим рана начала затягиваться. Нина, теперь, не боясь, боли, протягивала Тобику ручку. Появились первые рубцы.

... Говорить Нина так и не говорила, мычала какие-то звуки, подобие слов.

Мы дождались возвращения нашего отца с войны. Весь ужас пережитого думал, забуду с первыми победными залпами. Но память возвращала меня в страшный сорок четвёртый год. 

Елена ПОНОМАРЕНКО

Как мы искали партизан

Когда у нас в деревне появились фашисты, почему-то не помню. Помню, что их было много на мотоциклах и танках. Из дома мы боялись выходить. Они играли на губной гармошке и горланили свои песни.
Елена ПОНОМАРЕНКО

Не будем думать о плохом...

Когда я попала в детский дом, не знала своей настоящей фамилии. Нашли меня на Северном вокзале милиционеры.