Анатолий ДАВЫДОВ
Тайны старого дуба

Заснулики

Не одну сотню лет растёт на пригорке среди заливного луга кряжистый дуб с раскидистыми, скрюченными, словно старые натруженные пальцы, ветками. Он крепко вцепился в землю толстыми корнями, и никакой ветер, казалось, не в силах покачнуть его обожжённый солнцем, разъеденный ливнями и морозами ствол.

Время исклевало кору великана, молнией срезало верхушку, а внизу, у самой земли, образовалось довольно большое дупло. От этого дупла дуб больше всего и страдал.

Дупло, конечно, не сразу было таким, как теперь. Сначала на коре появилась ранка — кабан клыки точил. Из неё потекли соки, и на сладкое питьё сразу набросились всякие букашки и мушки, едва не высосали из дерева всю живительную влагу, но оно не сдалось — быстро залечило рану. У деревьев, как и у людей, болячки смолоду быстрее заживают.

Вторую, уже незаживающую, рану дуб получил во время фашистского нашествия, когда, приняв на себя вражеский выстрел, спас жизнь молодому бойцу. Снаряд глубоко проник в тело великана, повредил ствол, обжёг древесину. Хорошо, что не взорвался. Через несколько лет дерево вытолкнуло из своего тела проклятую железину. Но залечить рану не хватило сил. Туда сразу же набились жуки-древоточцы. Сами они древесины не едят — только их личинки. Вы наверняка видели, какие глубокие ходы оставляют они после себя в самом крепком дереве. Дупло год от года увеличивалось, к великой радости древоточцев, а что мог сделать дуб? Стонал, бедный, от своего бессилия, убитый горем, все ниже опускал ветки. Нелегко уберечься от болезни и зверю, но он хоть может спастись в муравейнике от назойливых насекомых или найти целебную травку, а дереву остаётся лишь надеяться па счастливый случай.

И вот судьба улыбнулась нашему дубу. Летел летом пчелиный рой, сел отдохнуть на ветку, а тут дупло. Дальше пчёлы не полетели, поселились в дупле. Очистили его, повыбрасывали всё лишнее. Тихо стало и сухо. А древоточцы не любят, когда сухо. К тому же новые хозяева их и на порог не пускали. Пчёлы обжились, нанесли мёд. Дупло долго служило им ульем. Дуб больше не беспокоила его рана. И вдруг новая беда: заметили пчёл мальчишки, пригнавшие на луг коров. И хоть бы один среди них умный нашёлся, сказал, что не надо трогать пчёл! Крылатые труженицы храбро защищались, но мальчишки выкурили их из дупла и наелись дикого мёда вместе с сотами. А дупло снова стало ничейным. Но ненадолго. Облюбовали его весной ежи. Вскоре и детёныши в гнезде появились. Дуб опять успокоился! Новые гости — большие охотники до всяких червяков, не дадут им есть дерево. Но тут набрела на семью ежат голодная лиса. Прошла было мимо, но, почуяв запах ежей, залезла в дупло. Ежи колючие — никак к ним не подступиться. Но лиса хитрая! Вытолкнула отца-ежа из дупла, хоть и исколола себе лапу и морду, и покатила его к озеру.

Так в воде и сгубила ежей.

После этого дупло долго пустовало, а зимой там хозяйничала куница. Но и её вспугнули пастушки, и она ушла в лес. Как-то весной утка вывела в дупле утят…

Под корой дуба, отделившейся от ствола, нашли прибежище мотыльки, мухи, комары. Они и не дышат. Может, замёрзли? Нет. Весной непременно оттают, заснулики, оживут.

Недалеко от дупла, под засохшими листьями, собрались ярко-жёлтые божьи коровки. Их было больше десятка. Летом они поодиночке наслаждались жизнью на лугах, где на побегах щавеля скопище вредной тли — самой любимой их еды, а как только повеяло холодом, божьи коровки собрались вместе и тоже замерли. Прямо под ними, в небольшой впадине, тоже теплится жизнь: там нашла приют улитка, которая летом объедает на кустах листья.

Этим летом дуб был очень удивлён: в гуще его ветвей появилось какое-то существо, очень похожее на белочку, только гораздо меньше. Мордочка остренькая, на щеках чёрные пятна, уши большие, круглые. Хвост длинный, с кисточкой на конце. Зверёк долго шарил по дубу, искал маленькое дупло, но не нашёл. Тогда он спустился на землю, набрал сухой травы и свил себе на дубе гнёздышко. Отдохнув, зверёк стал охотиться на слизняков, гусениц, разных букашек. Вот и ещё один защитник появился, обрадовался дуб. Позже вездесущая сорока рассказала ему, что зверька этого соней зовут. Что жила она, соня, до недавнего времени в саду, там у неё в старой груше было маленькое дупло, а теперь грушу спилили, вот соня и пустилась в путь в поисках убежища. Дуб удивился, почему зверька соней зовут — спит он мало, всё рыщет в ветках, а то на землю спускается в поисках корма. И только с наступлением холодов дуб понял, что соня и в самом деле любит поспать. Из своего плохонького жилья она ещё ранней осенью перебралась в крепкое гнездо иволги, укрылась, словно одеялом, дубовыми листочками и крепко уснула. Ничего, к прилёту птиц проснётся.

…Тихо вокруг. Искрятся лёгкие снежинки, из-за тёмной, набухшей снегом тучи выглянуло солнце. Его гонцы — лучи коснулись макушки дуба, и дуб радостно встрепенулся, ощутив их ласковое тепло.

Надежда

Весна началась бурным половодьем, быстрая вода вспенила остатки потемневших на солнце сугробов, подхватила засохший прошлогодний бурьян, закрутила в водовороте над тронувшимся льдом озерка, увлекла в неведомые края его мелких обитателей и угрожающе подступила к пригорку, на котором возвышалось могучее дерево.

Через несколько дней водяная круговерть утихомирилась, на подсохшем пригорке собралась уцелевшая живность. Под дубом испуганно прядал ушами белесоватый заяц. Весна пришла рано, и он не успел полностью полинять — сменить маскировочную зимнюю шерсть на летнюю — серенькую. Он уже обсох после холодного купания, но продолжал дрожать. И было от чего: на краю пригорка свернулась клубком лиса. Та, что сгубила семью ежей. На этот раз она сама попала в беду: бурлящие потоки вездесущей воды застали сё посреди луга, где она ловила мышей. Она так увлеклась охотой, что не успела и глазом моргнуть, как волна понесла её по кочкам. Сначала она ещё боролась с течением, но потом обессилела и покорилась стихии. Мокрую, изнеможённую лису выбросило на край пригорка, где она и лежит уже второй день, но веря, наверное, что осталась жива.

Под прошлогодними дубовыми листьями укрылось десятка полтора мышей. Они пока не знают горя: грызут жёлуди, им не понять, какой болью отзывается гибель каждого жёлудя в сердце старого дуба. Время от времени выбрасывает на поверхность кучку земли бархатный крот. Его подземные галереи залило водой, и он торопится строить новые — на пригорке. Галереи нужны кроту, как известно, не для прогулок. Это — своеобразная ловушка для насекомых и других личинок, которыми крот питается. Дуб не в обиде на крота, даже когда тот приближается к корням, потому что знает, что крот избавит его от многих вредителей.

С солнечной стороны кора на дубе нагрелась, и под ней ожила бабочка-крапивница. Ещё не веря, что ей удалось благополучно перезимовать, медленно вышла на волю. Яркий день, свежий воздух опьянили бабочку, и она замерла на миг. Затем помахала крылышками, расправила их — словно молния сверкнула между тёмными ветками, — хоть и дрожат с непривычки, а лететь можно. Расхрабрилась и полетела. Лёгкий ветерок подхватил бабочку, поднял в воздух и понёс к лесу. Если посчастливится долететь туда без приключений, она отложит в сухом месте яйца. Со временем из яйца появится гусеница, которая так любит лакомиться крапивой, а потом и куколка. Из куколки уже к осени вылетит бабочка. А пока что ветерок понёс тёмным пятнышком одну из дубовых зимовщиков. Пожелаем ей удачи!

Лиса наконец пришла в себя. Принюхалась — зайцем пахнет. Глазам своим не поверила, увидев под деревом ушастого. Напрягла мышцы — слушаются. Пружиной прыгнула на зайца. Но только лоб расшибла о дуб: заяц тоже не дремал, неизвестно, сколько они бегали бы так вокруг дуба, не заметь заяц вырванное с корнем дерево, проплывающее мимо пригорка. Заяц собрал последние силы и прыгнул. Ударился о ветку, но это ничего, главное — удрал от хищницы. А лиса теперь всю жизнь будет бояться воды. Она даже заскулила от такой неудачи. Облизнулась и легла под дубом. Утихнуть бы мышам в это время. Так нет — шелестят и шелестят в листве. Лиса их быстренько переловила, к великой радости дуба. А может, не успели они съесть все жёлуди!

Проснулись от зимней спячки кожаны. Свистнули что-то друг другу, задвигались. Постигла бы и их участь мышей, но лисе было сейчас не до них: на горизонте появилась лодка с лесником. Как ни пряталась лиса от него за толстым стволом дерева — в дупло-пасть лезть побоялась, а всё же заметил её лесник. Надел брезентовые рукавицы и, как шкодливого щенка, бросил лису в мешок. Будь это зимой, пришёл бы конец длиннохвостой лисе, ведь зимой у неё красивая шкура, а так выпустил сё лесник в лес. Бегай спокойненько до зимы, а там смотри не попадись охотнику на мушку!

Появилось много мошкары. Маленькие надоедливые существа тучей полетели в поисках теплокровных животных. Проникли и в дупло. С жадностью набросились на кожанов. Лезли им в уши, глаза, мешали дышать. Тут летучие мыши окончательно проснулись и быстро справились с врагами. Да и что им эта небольшая стайка? Под вечер они вылетели на охоту и ловили мошкару до ночи…

Вскоре на пригорке появилась гостья. Старая болотная черепаха приплыла сюда, чтобы отдохнуть после удачной охоты на молодых линьков, которые водились на дне разлившегося озерка. Разомлело выставила из-под панциря голову, ноги и хвост. Задремала. Так и провела здесь ночь, а утром бултыхнулась в воду и отправилась искать болото, где легко спрятаться в густых зарослях.

В лесу басом загудел шмель. Это потоки воздуха подхватили в свои объятия и потащили к воде извечного обитателя суши. Силы покинули шмеля, а вокруг — бесконечные водные просторы. Отчаявшись, он осмотрелся и увидел пригорок, а на пригорке дуб. Шмель высвободился из объятий легкомысленного ветра и почти над самой водой полетел к спасительному островку. Отдохнул немного и начал обследовать пригорок. Что он искал? Обыкновенную мышиную норку. Зачем она ему, спросите? Чтобы устроить жильё. Ведь как водится у шмелей: до весны доживают из всего роя только молоденькие самочки, которые разлетаются во все стороны, чтоб создать новые семьи. Станет больше крылатых обитателей и под кроной старого дуба.

Вода начала понемногу отступать от пригорка. Дуб с тревогой поглядывал на почерневшие, разбухшие, все в трещинах жёлуди. Что с ними станется? Прорастут ли? Впрочем, догадывался: и этой весной по будет, наверное, возле него родни — сухие жёлуди мыши поели, а от намокших пользы мало. И всё же надеялся…

Благодарность

Лето выдалось грозовое. Утром парит, а днём то тут, то там вспыхивают молнии, льёт частый дождь, а то и град выпадет. Вода отступила от пригорка, освободила из плена луга, озерко. Тепло и влага сделали своё дело — вокруг, куда ни кинь глазом, бескрайнее море трав.

У дуба радость: из тех желудей, которые намокли весной, один всё же проклюнулся росточком, вцепился в землю и выкинул два листочка. Высокие травы заслонили их от солнца, ветра и ливня. Если никто не затопчет, дубочек будет расти. Великан тоже покрылся зелёной листвой, укрывшей его изуродованное тело, раны на коре, сухие ветки. В его кроне нашли приют всевозможные птицы. Из крупных — иволга. Прилетела она недавно. У иволги яркое оперение, и она старается попасть на родину, когда всё зеленеет. Потому и не заметишь её среди листьев. Только слышно громкое «туи-лиу, туи-лиу». Это в хорошую погоду. А в ненастье иволга мяукает, словно кошка.

На ветке, которая почти у самой земли, свили гнездо славки. Трудолюбивые птички. Ни минуты не сидят без работы, всё шарят в листве в поисках корма для своих птенцов: те вечно есть просят. Дуб наблюдает за ними и то и дело сокрушённо вздыхает. Одному ему известно, какая трагедия разыграется вскоре в гнезде славки. Не успела птичка положить яйцо — явилась кукушка. Кобчиком налетела на славок, а они с перепугу бросили гнездо на произвол судьбы. Кукушка тем временем отложила в гнездо своё яйцо, очень похожее на яйцо славки, схватила в клюв чужое и улетела. Славки вернулись, но ничего не заметили. И теперь не замечают, что один птенец растёт быстрее, шире остальных раскрывает рот. Голодный! И птички суют ему побольше еды. Дуб не раз видел, чем заканчивается эта история: вырастет птенец кукушки и повыбрасывает птенцов славки из гнезда, а жалостливые птички будут его одного кормить.

На самой верхушке дуба нередко отдыхают две серые вороны. Тоже хорошие разбойницы: только и живут тем, что едят яйца, крадут птенцов, а теперь приспособились в озере рыбу ловить. Большая вода, отступая, оставила в озере много рыбы, особенно мелкой. И вороны таскают верховодку из озера своими когтями. Ну что твои рыбаки! Вот и сейчас одна из ворон норовит схватить довольно большую рыбу. Взлетела вверх и камнем упала вниз. Схватила рыбу, а та её за собой потянула. Крылья у вороны намокли, никак от воды их не оторвёшь. Закричала ворона, даже страшно стало, и пошла на дно. Вторая ворона, наверно подруга, полетала-полетала над озером, каркнула с досады и подалась в лес. Никогда, видно, подумал со вздохом дуб, ворона не станет чайкой.

По траве шёл конь. Отбился от табуна. Захотел напиться и пошёл к озерку. А над озерком стрижи вьются. Почему? Да потому что конь, пока шёл, растревожил в траве мух и комаров. Вот и ловят их серпокрылые. Но отстают от них и стрекозы. До чего ненасытные: за лето, говорят, одних комаров съедают мешок. А какие красивые — красивее их не найти среди насекомых: тело тонкое, крылья прозрачные, сверкающие. А летает как? То прямо, как скоростной самолёт, то, словно вертолёт, срывается в сторону, взмывает вверх, стремительно падает вниз. Многие конструкторы мечтают сконструировать летающий аппарат, похожий па стрекозу.

Па лугу, в высокой траве, вывелись утята. Причудливые жёлто-серые клубочки копошатся вокруг матери, а она никак не может решить, какой дорогой вывести их к воде. Ближе всего — напрямик. Но смогут ли крошки пробраться сквозь разнотравье? А что, если протоптанной тропинкой дойти до озера, и там в аире и камышах подождать, пока утята подрастут? Кормов в озере — это уже проверено — вполне достаточно. И двинулась шумная семейка к озеру…

Послышались голоса. Возле дуба появились дети, а с ними седоголовый человек в очках. Дерево сжалось в предчувствии какой-то новой беды. Больше всего боялось оно за маленький дубок, который даже случайно так легко затоптать. Скорее бы люди ушли отсюда!

Однако ни дети, ни взрослый — это был их учитель — не торопились. Ученики положили на землю свои рюкзаки, достали записные книжки, фотоаппараты, приготовились слушать учителя. И дуб услышал такое, от чего ему стало приятно и спокойно. Взрослый рассказал детям, что они находятся в необыкновенном месте, где растёт самый старый в этой местности дуб, где на пойменных лугах ещё встречаются редкие ирисы. Он показал детям красивые синие петушки, и они стали их рисовать, фотографировать. И никто из ребят не сорвал петушка. Дубу это понравилось; он помнил время, когда этих красивых цветов было много, а затем постепенно люди их уничтожали. Рвали на букеты, выкапывали с корнем, чтобы посадить дома на клумбах.

Через несколько дней неподалёку от дуба остановилась легковая машина, за рулём сидел седоголовый учитель, а в салоне — ученики. Они выгрузили из багажника камни, цемент, песок. Учитель достал лопаты и топор, подошёл к дереву. Дуб оцепенел от страха: он видел, как когда-то такими же топорами сваливали соседние деревья. А он думал, это хорошие люди! Но учитель внимательно осмотрел дупло, осторожно очистил его от истлевшей древесины, выгреб лопатой мусор и махнул рукой ребятам — начинайте. Ученики приготовили в корытце раствор цемента с песком, обмазали, оштукатурили внутри дупло, а потом, окуная камни в раствор, принялись закладывать ими дупло. Заложили, замазали ещё более густым раствором, подождали, пока затвердеет, и нацарапали на нём гвоздём: «Расти, дуб, ещё тысячу лет!» Учитель придирчиво осмотрел работу учеников, остался доволен и улыбнулся. И — о чудо! — дуб узнал в нём того юного воина, которого спас когда-то от смерти.

А ещё, и это больше всего тронуло сердце великана, дети — заметили всё же! — огородили дубочек треугольником из досок. Теперь дубочек будет расти и крепнуть.

Они ушли. А благодарный дуб ещё долго махал им вслед зелёными ветками…

Бессмертие

Дуб не сразу почувствовал приход осени. Его плотные листья долго не поддавались прохладным ночам и продолжали зеленеть на жёлтом фоне далёкого леса. Днём пригревало солнце. Наступало так называемое бабье лето. В этом году оно было поздним. А его ждали. Не только старые деревья, звери и птицы, чтобы в последний раз погреться в тёплых лучах, но и молодые паучки, которые не так давно вывелись и беспокойно сновали по тонким веточкам дерева. Только выдался тёплый день, как они сразу же стали выпускать паутину. Длинную-предлинную. Лёгкий ветерок оторвал её от веточки, а вместе с ней паучка, и понёс в неведомые края. А что для паучка, такой крохи, неведомые края? Отлетел метров на десять — и уже чужбина. Другая зверушка стала бы метаться, прикидывать, как бы домой вернуться, выбирать путь покороче. А паучок и не думал беспокоиться. Ведь это счастье — подальше отлететь от дуба, там и без него хватает паучков, вот они и разлетелись в разные стороны — осваивать новые угодья.

И хотя кроны дуба ещё не коснулся листопад, птиц на его ветках стало меньше. Улетели в тёплые края иволги, обманутые кукушкой славки (всё же выкормили чужого птенца), горлицы, баюкавшие дуб и весь окружающий мир своим нежным воркованием. Ещё раньше, с той самой поры, как над лугами по утрам заклубились сентябрьские туманы, великан стал свидетелем удивительного явления: неподалёку, вблизи озерка, прежде чем отправиться в дальний путь, собрались аисты. Десяток, а то и больше. Красивые чёрно-белые птицы грациозно вытанцовывают, словно на смотринах, гордясь своими сильными крыльями, крепкими ногами, умением громко клекотать; на таком собрании, знал дуб, выбирают вожака. Только самый сильный, самый мудрый, самый опытный аист может повести стаю туда, где нет зимы, где всегда тепло и вдоволь корма. Путь будет долгим и нелёгким, поэтому аисты перед вылетом в тёплые края долго тренируются.

Только теперь, когда на лугах стали появляться охотники, старая утка вместе с уже подросшими птенцами переселилась к самой реке. Там, в густых зарослях, безопаснее. Над ними то и дело пролетали стаи уток, звали их с собой, молодые тревожно смотрели им вслед, однако старая утка тихим кряканьем успокаивала их: ей не впервые зимовать на реке вблизи от того места, где вода не замерзает и достаточно корма. И люди, знала она, там не трогают уток, напротив, в лютые морозы подкармливают их вкусной питательной пищей. Так стоит ли лететь в дальние края, рискуя попасть по дороге в острые когти хищным птицам или на глаза охотнику?!

К дубу прилетела шумная стая синичек. Давно их здесь не было. Сидели в лесу, собирали букашек и гусениц на деревьях, а про него, великана, забыли. Обиделся на них дуб, потому что никто его так не защищает от насекомых-вредителей, как синички. Птицы сразу это почувствовали и стали оправдываться: дуб, мол, сам во всём виноват, поскольку нет у него дупла, где можно было бы им выводить птенцов. Э, нет, замахал ветками дуб, не надо ему дупла… Синички порыскали среди листьев, нашли несколько каких-то несчастных букашек и улетели на луг лакомиться семенами трав. Непоседы! Это их время, дуб знал, пусть наслаждаются, ведь скоро зима, и тогда трудно, ох как трудно будет синицам — ни корма не найдёшь, ни пристанища. В лютую зиму из десяти синиц выживает одна. А дубу они теперь не так уже и нужны: нынешним летом появился недалеко муравейник. И дети, те, что с учителем, которому он когда-то спас жизнь, дупло цементировали, принесли в ведре часть муравейника с муравьями, выкопали на пригорке неглубокую ямку, разрыхлили землю на дне, высыпали туда муравейник с муравьями и огородили. Надо же такое придумать, удивлялся великан, разве не известно, как возводятся муравейники. Летом, когда жарко и безветренно, из муравейника вылетают крылатые муравьи, находят себе новое место и поселяются. Проходит немало времени, прежде чем они построят снова муравейник. По чтобы муравейник переносить в ведре — вряд ли из этого что-нибудь выйдет! А вышло — какое-то время муравьев не было видно, а потом они быстро выстроили жилище из мелких побегов и трав и принялись шарить в поисках пищи. Добрались и до дуба. Значит, есть у него теперь защитники от прожорливой гусеницы! Как только стало прохладней, муравьи прекратили напрасные путешествия по дереву, стали утеплять на зиму своё жильё, закрывать входы-выходы…

На лугах появились шампиньоны — грибы с белыми шляпками. И снова здесь стало людно. Топчут грибники травы, собирают мимоходом для букетов голубые ирисы, которые зацвели второй раз, выдёргивают с корнями зубровку (придумал же кто-то, что она защищает от моли!). Скорее бы пошли осенние дожди, мечтает великан, тогда безлюднее станет на лугах, и осенние цветы спокойно отцветут, дозреют шампиньоны и дождевики и, как только выглянет солнце и подсушит всё вокруг, посеют мириады маленьких, невидимых спор, из которых когда-нибудь вырастут грибы.

Ночью к дубу явился непрошеный гость — вепрь. Наелся желудей, полежал до утра и ушёл в лес. Снова забеспокоился дуб: как бы вепрь не привёл сюда весь свой выводок — тогда не останется ни одного жёлудя. Такое не раз бывало. Почему так долго не опадают листья? Они скрыли бы жёлуди от лакомок. На других деревьях ни листочка не осталось. Дуб напрягся, потряс ветками — листья не падают. Забыл он, что ли, что листья у него совсем не такие, как у остальных деревьев? Видимо, его предки принадлежали к вечнозелёным растениям. А тут ещё мыши появились. Обрадовались свеженьким желудям. Едят, аж за ушами трещит, в норки про запас тащат. Нет на вас, обжор, хитрой лисы, возмущается дуб. А та, напуганная весенними приключениями, и носа не кажет. Мыши и ночью не прекращают работы. Сбежались к дубу едва ли не со всего луга. Великан не заметил, как тихо уселась на нижнюю ветку давняя его приятельница сова. Она хорошо знала, где искать добычу. Камнем упала вниз, лишь у самой земли раскрыла широкие крылья и снова поднялась вверх. А в когтях — мышь. Несколько ночей сова прилетала к дубу, пока мыши не сообразили, что здесь их подстерегает смерть и не сбежали подальше от беды. А сова тоже решила какое-то время не прилетать, чтобы потом ещё раз наведаться к дубу — па всякий случай!

Неожиданно ударил морозец. Луга забелели от инея, озерко у берега покрылось льдом, прихватив в свои холодные объятия нескольких улиток. Их сородичи давно бултыхнулись на дно озерка, чтобы остаться там до тепла, а эти храбрецы никак не хотели впадать в зимнюю спячку. Что теперь с ними будет? Ничего особенного. Весной оттают и будут продолжать свою тихую, незаметную жизнь. Если, конечно, во время оттепели не выклюют их из льдины серые вороны. И такое бывает. Не лучше ли поэтому перезимовать на дне водоёма, как можно дальше от врагов.

Если бы дуб мог посмотреть на себя со стороны, то заметил бы, что и его листья уже пожелтели, взялись изморозью. А когда пригрело солнце и подул ветерок, стали постепенно опадать. Дзинь-дзинь-дзелень! Зазвенели, словно золотые колокольчики, ударяясь о застывшие ветки, покрывая пригорок багряным ковром.

К дубу снова пришли ученики-юннаты. С двумя небольшими корзинами. И принялись собирать жёлуди. Брали самые лучшие — крупные, крепкие. И тихо говорили о том, как вырастят на пришкольном участке молодые дубочки, а потом посадят рощу в честь своего седоголового учителя, который, оказывается, недавно умер. Вот почему дети такие грустные. Дуб тоже пригорюнился. А юннаты мечтали, как из желудей поднимутся огромные, как этот пеликан, деревья. Лучшего памятника учителю и не придумаешь, а роща сделает бессмертным этот старый дуб.

Как с ними не согласиться…